Ознакомительная версия.
Бабушка знала секрет моей кормёжки – гречневая каша с маслом. Всё остальное в меня пихали силком и без успеха. Вижу, как она несёт мне в постель миску тёплой гречневой кашки. Я ем чайной ложечкой, горло саднит. Но как же это вкусно! После – чай с душицей и земляничным листом. А потом баба Лера кладёт мне на голову сухую ладонь и поёт колыбельные – все на один мотив. Особенно мне нравилась «Котя, котенька, коток». Делалось уютно и сонно.
Когда бабу Леру хоронили, родственники по очереди целовали её в лоб. Вернее, целовали бумажный ободок на голове. Мне хотелось уклониться, трудно было даже смотреть на бабушку. Тут меня посетила дикая идея. Вместо целования положить ей руку на лоб, как она мне в детстве. И спеть «Котю, котеньку». Вот бы родня ошалела. Я не посмел нарушить ритуал. От бабушки пахло нехорошо – чужим. Будто нечто кое-как напялило её маску. Именно этого я боялся.
Третий эпизод. Отец перед сном читает мне книжку про Незнайку. Текст не везде понятен, однако мне нравится слушать. Я не задаю вопросов. Но вот он закрывает книгу.
– Всё, давай-ка спать.
– Пап, ну ещё…
– Ну, хорошо.
И он читает ещё, стараясь не показывать усталости. Отец часто работал допоздна. Авиационные двигатели испытывали круглосуточно. И он в этих испытаниях что-то там контролировал.
Наконец он сдаётся, и тогда я отбираю книгу.
– Я буду читать сам!
– Читай, – улыбается отец.
Затем я, полусонно таращась в страницы, листаю книгу, изображаю чтение. Уверен, что родители подглядывали за мной. Я слышал тихие разговоры и смех за дверью. Может, поэтому рано выучился читать.
Я думаю: отчего именно эти фрагменты сохранила моя память? Они всё меньше кажутся мне пустыми или случайными. Может, в них – сущность близких тогда людей? Бабушка кормит и поёт. Отец читает. Мама двигает, везёт. Действительно, отцу всегда хотелось, чтобы я много знал. Маме – чтобы я многого достиг. А бабушке – чтобы мне было хорошо. И если кто-то из них хоть отчасти преуспел, то это она. Баба Лера.
Сам отец невероятно много знал, хотя редко показывал это. Точно по китайской сентенции: знающий молчит, говорящий не знает. Информация была его тайным, странным удовольствием. Мне, допустим, безразлично, как называется красивый цветок. Полюбовался, и славно. А отцу было не всё равно. Иногда только – шутки ради – он угадывал по звуку, какой в небе самолёт. Ну, это профессия, ладно. Или по скрипичному пиликанью кухонного радио – что это третий концерт Сен-Санса. А потом ведущая объявляла: «Вы слушали третий концерт Сен-Санса для скрипки с оркестром си минор». И я понимал, что живу с инопланетянином. Помню, мама рассказала, как в бытность студентом отец купил годичные абонементы в филармонию и оперный театр. Прослушал и запомнил весь репертуар. Весь. Просто так, для себя.
А мама не сделала карьеру, хотя желание и шансы у неё имелись. У такой беззаветной перфекционистки не могло случиться иначе. Одно время её мощно продвигали. Но… Что-то тормозило её в последний момент. Думаю, страх. Назывался он по-разному. Трудно переезжать – это в Москву. Стыдно вступать – это, естественно, в партию. Дети то болеют, то ещё хуже – гуляют. Зато из меня с подстольного возраста готовили академика. Четвёрка в нашем доме оценкой не считалась. Но и за пятёрки не хвалили – как за итог ожидаемый и безусловный. В институте я сломался. Начал пить, связался чёрт знает с кем. И вскоре был отчислен за неуспеваемость. Удивляюсь, как мама не сделала харакири одному из нас. Или обоим.
Давно нет мамы, папы и бабушки. А эпизоды моего детства вроде как живут непонятно где, пока я шевелюсь и поскрипываю. Но что с ними будет, когда шевеление и скрипы закончатся? Исчезнут? Просто исчезнут?… Мало ли сгинуло явлений и фактов – для кого-то важных и особенных – вместе с их, так сказать, носителями. Нет, мои останутся. Потому хотя бы, что вы дочитали этот текст.
В Бангкоке дорогу не спрашивают
Собираясь в Бангкок, я получил два неформальных совета. Первый мне дал сетевой приятель Борис. Он много путешествует и знает – что, где и сколько. И почём отдадут. «Бангкок – это тебе не Сингапур, – сказал (вернее, написал) мне Борис. – Там клювом не щёлкают. За кошельком следи, особо если местные рядом. Достань карту понятную, что не гарантирует, но может сгодиться. На рикшей не садись – завезут к едрёне бабушке. И в такси не садись, надёжнее всего скайтрейн. Дорогу там не спрашивай, лучше вообще ничего не спрашивай». Не услышал я Бориса, а зря.
Ещё я прочёл в Интернете о том, что Бангкок – это всемирная кузница, житница и здравница секс-услуг. В том смысле, что много разнополых шлюх по цене заказчика и даже безвозмездно. Полов там семь, то есть человек может быть на две трети женщина, а остальное, так сказать, мужчина. Или наоборот. Но гондоны, то есть, пардон, кондомы, надо иметь свои – местные плохого качества. Зато мандавошки и гонококки, наоборот, очень хорошего. Этим советом я тоже не воспользовался. Вот уже много лет я путешествую только с женой. Во-первых, я её люблю. Во-вторых, она мне нравится. И наконец, она классно собирает чемоданы. Один я непременно что-нибудь забуду или прихвачу лишнее.
Самолёт, таможню и отель пропустим. Хотя отель попался неплохой. Поселились на тридцать каком-то этаже, наскоро выпили-закусили (у нас в чемодане было). И залегли. Утром – фитнес, бассейн, завтрак – всё на шесть звёзд с плюсом. В общем, пока неясно, где мы. Бангкок это или, скажем, Вена. Бассейн устроен наподобие реки в джунглях: кругом лианы, водопады и попугаи орут.
И собрались прогуляться в Раттанакосин. Это где императорский дворец и все главные красоты. На ресепшене интересуемся, как лучше добраться.
– На такси. Желаете вызвать?
– А если ногами?
– Да вы что? У нас тут пешком не ходят.
– Почему?
– Так… не ходят, и всё.
– Что, опасно?
– Э-мм… Долго придётся идти.
– По карте около часа.
– Хорошо, хорошо. Но мы вас предупредили.
Первое, что бросается в нос, едва выйдешь из отеля, это густой, сложный запах. Основные компоненты: стоячая вода с лёгкой примесью нечистот, острая уличная кухня, плюс дымок чего-то вроде ароматических свечей. Всё это разогрето на тропической жаре и тщательно перемешано.
Источники немедля объявились. За поворотом – ряд тележек на велосипедных колёсах. Они же печи и мангалы. Дым, гарь, толкотня. В сковородах, тазах, кастрюлях, булькая, жарится нечто. Оно разное, но одинаково непонятное и, похоже, антисанитарное. И повара не выглядят людьми, моющими руки каждый день. Однако местный народец – работяги, бродяги, клерки в офисных костюмах – активно лопает, кто стоя, другие усевшись прямо на асфальте.
Затем мы увидели что-то вроде уличного храма. Сцена под открытым небом. Статуи, лампадки, дымок. Четыре тайки в зелёном и блестящем ритуально двигались под щелчки фотокамер. Вдруг зрители склонили головы и оцепенели. Так синхронно, что мне захотелось примкнуть. Через минуту господин, который всё это заказал (как мы после догадались), подошёл к бабушке с клеткой маленьких птичек и нескольких выпустил. Вскоре действо повторилось для нового клиента. Хотя выпустить птичку разрешалось и без танцев, за отдельную плату. Пока мы собирались, клетка опустела.
Незаметно поскучнела дорога. Ни магазинов, ни кафе. Ни людей. Какие-то гаражи, пыльные мастерские, серые жилые дома. Дома походили на советские хрущёвки после несильного артобстрела. На ржавых балконах – трусы-майки и прочие кальсоны. И кондиционеры допотопные торчат. В одной мастерской делали золотых будд. От человеческого роста и выше. Готовая продукция стояла на тротуаре, запакованная в целлофан.
Сильно хотелось пить. Вода, захваченная из отеля, давно кончилась. Идём минут сорок – ну хоть бы один киоск. Где они вообще берут еду и питьё?… И тут – ура – продуктовая лавочка. А за мутным стеклом… Heineken. В холодильнике! Взяли четыре бутылки – ледяные, запотевшие. Выпить, естественно, негде. Но везение продолжалась – открылся канал и скамейка в тени. Жаль, вода пахнет так, будто в неё регулярно ходят по-маленькому. А иногда – по-большому. Жилые строения, музейно ветхие, с открытым в азиатском стиле первым этажом, облепили канал вплотную. Можно оправиться прямо из дома. Я неоднократно видел, как в российских деревнях мужики писают с крыльца. И самому доводилось, чего уж там. А здесь ещё удобнее – не выходя из комнаты.
– Поищем другое место? – сказала жена.
– Ты другие места видела в этом городе? И пиво нагреется.
Выпили, стало хорошо. К запаху принюхались, и канал ожил. Пошли лодки, баркасы. А мы пошли на мост – фотографировать. Увлеклись. Оборачиваюсь – рядом таец, возраст непонятный, лицо мелкоуголовное. И говорит на ужасном английском:
– В Раттанакосин идёте?
– Может быть, а что?
– Прямо не ходите. Там демонстрация, полицейские кордоны. Вас не пропустят. Но я знаю, как пройти. Могу показать.
Ознакомительная версия.
