Ознакомительная версия.
– В Раттанакосин идёте?
– Может быть, а что?
– Прямо не ходите. Там демонстрация, полицейские кордоны. Вас не пропустят. Но я знаю, как пройти. Могу показать.
– Спасибо, разберёмся.
– Я не за деньги. Просто мы туристов очень любим. Если мне не верите, спросите… вон хоть у него.
Оппа – к нам шагает ещё один любитель туристов. Морда хуже, чем у первого.
Вокруг ни души – только мы и они. А у жены на шее фотокамера за пять тысяч не-рублей. И я далеко не Шварценеггер. Зато бегаем оба хорошо, спортивной ходьбой тоже увлекаемся.
– Маша, – говорю, – давай-ка включим третью.
– Четвёртую.
И включили. Ох, как мы включили! Оторвались секунд за двадцать. Ребята поначалу двинулись за нами. Но им с нами тягаться – пустой номер. У нас подготовка и кроссовки на ногах. А у них резиновые шлёпанцы.
Едва отдышались – кончился тротуар. Вернее, стал таким узким, что мы пошли гуськом. Сверху, заслоняя небо, грохотал скайтрейн. Автомобили едва не чиркали нас зеркалами. Я заметил, что белых, серых и чёрных машин здесь почти нет. Много розовых, лимонных, фиолетовых и оранжевых. На светофоре моторикша коснулся моего плеча, зазывая в свою тарахтелку. Пришлось свернуть в лабиринт боковых улиц. Стараясь держаться изначального направления, мы быстро заблудились. Редкие таблички на перекрёстках напрочь отказывались совпадать с картой.
Мы оказались в каком-то, судя по зданиям, монастыре. Сели на каменный артефакт, выпили оставшуюся тёплую бутылку пива. Мимо усталой трусцой пробежало несколько грязных собак. Затем к нам подошёл лысый монах в очках и тёмно-оранжевом балахоне. Я думал, он скажет, что распивать на территории запрещено. Но он сказал:
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
– Раттанакосин ищем, – я протянул ему карту. – Скажите, где мы?
Монах покрутил карту так и эдак.
– Странно… что-то здесь не то. Раттанакосин – вон он. Видите, через улицу, – это его стена. Только вы подошли с другой стороны. Двигайтесь вдоль стены направо, и скоро будет вход.
«Скоро» оказалось километра через два. Во дворец мы попали измождённые, как монастырские собаки. Точнее, не во дворец, а ко дворцу. Это, как выяснилось, большая разница. Охранник, похожий на скучающего Будду, качнул головой и указал толстым пальцем на Маринины ноги. Вообще-то, ноги были одеты не в шорты, а в бермуды, что гораздо ниже колена. Я попытался развить эту тему, но подонок хранил молчание. Даже презрительно улыбнуться ему было лень. Кто-то в очереди сказал, что вон в том домике у главного входа дают напрокат «пасин». Я не понял, что это, однако побрели в домик. Там за двадцать пять батов жене выдали кусок зелёной материи, похожий на штору или скатерть. Марина брезгливо обернула его вокруг талии, и получилась длинная узкая юбка. Нас пропустили в Раттанакосин.
Я не хочу его описывать – в сети полно фотографий. Общее впечатление – скорее нет, чем да. Возможно, я просто устал, не знаю. Роскошь дворцового комплекса показалась мне избыточно-безвкусной. И не в Азии тут дело. Скажем, Водный дворец на Бали – это идеальное равновесие природы и камня. И цвета. А Раттанакосин создавался людьми без критерия достаточности. Здесь всего лишнего: золота, мозаики, орнаментов, колонн, статуй драконов и прочих чудищ. Это делалось по принципу – красивого много не бывает. Бывает. Именно поэтому я не люблю музеи живописи. Как удачно заметил Довлатов, глупо держать в помещении больше одной картины Рембрандта.
Моей жене дворец, напротив, понравился. Она давно смотрит на мир глазами фотографа. А именно: есть ли чего поснимать. Если оно есть, жена забывает про время, голод и усталость. И про меня иногда тоже. В общем, я её потерял. Сходил туда-сюда – нету. Хорошо, что мы знаем правило, которому в детстве научил меня отец, бывший турист-экстремал. Если потерялись – ждём друг друга там, где виделись в последний раз. Удивительно, но там, где мы с женой виделись в последний раз, я обнаружил раскладной стул. На который сразу упал, вытянув измученные ноги.
Кажется, я недолго поспал. Или долго. Мимо двигалась толпа юных монахов – все наголо бритые, в шафрановых тогах и сланцах. Жена не появлялась. Деньги и входные карточки у неё. Допустим, я вернусь в отель и уговорю пустить меня в номер. Что я там буду делать? Сходить с ума? Нет, уж лучше сидеть здесь. Как только эта богадельня начнёт закрываться, пойти в администрацию и объявить по громкой связи: «Туристка из Австралии Марина Неволошина, вас ожидают там-то и там-то». А если не сработает? Надо заявлять. Похищена иностранная гражданка. Полиция бессильна, объявлен международный розыск. За безутешным мужем охотятся папарацци. Он подаёт иск в Гаагский трибунал на императора и его семью. На гигантскую сумму в…
Тут появилась Марина. Я на секунду поверил, что галлюцинирую от жары.
– Ну, ты даёшь, мать, – говорю.
– Прости, увлеклась. А ты ничего устроился. Я закончила, можно двигаться отсюда.
Назад мы добирались по воде. В квартале от дворца нашли гранд-канал и пристань. Здесь карта не обманула. Не торгуясь, взяли многоместную лодку на двоих. Движок ревел так, что мы объяснялись жестами. Вода отливала коричневым. Слева плыл дворцовый комплекс. Справа громоздились высотки. Затем мы сели в удобный, прохладный скайтрейн и быстро оказались в гостинице. Заказав еду в номер, уснули. Официант разбудил нас через час. В самом лучшем отеле между заказом ужина и его доставкой можно неплохо вздремнуть.
Весь следующий день мы искали заповедник бабочек. Дело в том, что моя жена любит фотографировать бабочек. Нет, она всё любит фотографировать, даже меня, но особенно птиц и бабочек. Куда бы мы ни приехали, Марина выясняет, есть ли тут заповедник бабочек. И если таковой имеется – всё, день пропал. Я не сильный поклонник бабочек и вообще насекомых. Обычному таракану приделай крылья, и выйдет бабочка.
Пока жена фотоохотится, я валяюсь где-нибудь в тени. Мне выдаётся одеяло, детектив или кроссворд. А если повезёт, и фляжечка бренди. Я храню её в чехле для очков: идеальный размер, и пьётся незаметно. Это до того, как жена подарила мне айпэд. Здесь и чтиво, и кроссворды, и фейсбук. Чуть не сказал: и бренди. Самое время глянуть новые рассказы друзей. А что б свои не посочинять? – осведомится кто-нибудь. Придётся открыть секрет. Лучше всего мне сочиняется на работе. Почему – не знаю, видимо, действует адреналин. Вот и сейчас я набираю этот текст, отсиживая попу на важном заседании. Длится оно третий час, хотя суть вопроса и его решение ясны через десять минут. Мало того, всем собравшимся они были ясны заранее. Но раз они так любят звучание собственных голосов, пусть наслаждаются дальше. И пусть удивляются, как старательно я записываю их галиматью.
О чём я вообще рассказывал? Да, Бангкок. Заповедник бабочек. Марина увидела его в туристическом проспекте. При этом на картах заповедник отсутствовал. Только парк – где он якобы находится. Парк не маленький, восемьдесят гектаров.
– Ничего, отыщем, – сказала жена.
Поехали на скайтрейне. Ходить по Бангкоку пешком моё тело в то утро решительно отказалось. Знало бы оно, что ему предстоит. Вагоны мягко скользили над землёй, демонстрируя наиболее живописные ракурсы сити. Солнце уже позолотило верхушки небоскрёбов. Я думал о том, что даже с малой высоты этот город выглядит намного опрятнее, чем снизу. Из окна гостиницы – вообще бисквитный торт.
– Кажется, приехали, – сказала Марина.
У ворот парка мы нашли карту на трёх языках. Схематичные рисунки изображали тропический сад, водоёмы, уголки для медитации и наблюдения за рептилиями. Всё, кроме заповедника бабочек. Около часа мы шатались наудачу. Удача запаздывала.
– Придётся вступать в контакт, – вздохнула жена, – только с кем-нибудь почеловечнее.
Кем-нибудь почеловечнее оказалось семейство велосипедистов европейской наружности. Сначала они проехали навстречу. Затем пару раз обогнали нас. На четвёртый раз мы стали здороваться. Оказалось, что они тоже ищут заповедник бабочек.
Охранник прятался в тени своей будки. Такой же упитанный, как вчерашний, но с более приветливым лицом. Бежевая форма, тонкие усики.
– Здравствуйте, мы ищем заповедник бабочек, – сказала Марина на отчётливом английском. И улыбнулась, показав мои любимые ямочки. Я всегда ревную, когда такая улыбка адресована не мне.
– Бла-бла-бла-бла-бла, – сказал охранник и улыбнулся ещё шире.
– Баттерфляй – понимаешь? – добавил я. – Шметтерлинг. Чему вас только в школе учат. Ну, летают которые вот так.
Я показал руками, как летают бабочки.
– А-а! – обрадовался секьюрити. – Баттерфляй! Гоу ту вис вэй.
И уверенно показал дорогу.
Этой дорогой мы брели около шести часов. Ошалели от тропической фауны и флоры. Встретили, например, полутораметрового дракона. Пока Марина целилась, зверюга исчезла в кустах. Я сказал жене, что настоящий фотохудожник должен иметь проворство ковбоя. «Что бы ты понимал в творчестве», – был ответ. Мне нечего возразить. Жена намного талантливее меня. Она талантливо водит автомобиль, фотографирует, пишет, спит, ест, готовит, играет на музыкальных инструментах. Её можно спросить, чем Гегель отличается от Канта, и получить доходчивый ответ. Иногда я думаю, что занимаю рядом с ней чужое место… Ладно.
Ознакомительная версия.
