Тут впервые за долгое время судьба проявила к Антону хотя бы мизерную благосклонность. Перекупщик, которому Зоя сбывала вещи Назаровых, оказался и неумен, и неопытен. Он никогда не имел дела с музыкальными инструментами и потому был не в состоянии понять, может ли представлять ценность это фортепиано. Вроде старинное, вроде красивое… Но лак пооблупился, а крышка безнадежно испорчена грубо врезанным замком. Значит, нужно реставрировать и, главное, менять крышку и вот эту боковую стенку, как она там называется… А это наверняка обойдется дорого, может, весь инструмент того не стоит…
Барыга объяснил это Зое, и та махнула рукой.
– Не хватало еще на этот хлам деньги тратить! – заявила она. – Проще уж выкинуть.
Но фортепиано осталось в квартире – только потому, что за вынос его на помойку нужно было платить дворникам, а жадная Зоя поскупилась.
Зато Антон лишился кровати. Осмотрев как-то пустующую комнату племянника, Зоя прикинула, сколько можно выручить за мебель, и решила загнать все, что только получится. Все равно этот дебил круглые сутки в своей щели сидит – зачем же хорошим вещам без дела стоять? Так Антон окончательно переселился за шкаф. Он уже приучился спать там – стоя, упершись коленями, плечами и лбом в заднюю стенку. Мышцы как-то сами расслаблялись, руки повисали, и вот в таком положении он и засыпал. Неудобства для тела были ничтожны по сравнению со страданиями души. Видеть Зою, слышать ее голос для Антона было гораздо более мучительно. Зоя казалась ему воплощением всех бед, которые накинулись внезапно на его семью, она стала символом самой смерти, витавшей в опустевших комнатах генеральской квартиры.
Предприниматель из Зои оказался никудышный, и барыги, разумеется, активно этим пользовались. Денег, вырученных от продажи остатков «генеральской роскоши», хватило ненадолго, тетка спустила их гораздо быстрее, чем успела получить. Обнаружив, что средства кончились и жить, кроме двух пенсий, особо не на что, Зоя, тяжело вздыхая, снова стала устраиваться на работу.
Она узнала, что неподалеку от их дома, тут же, на улице Горького, в самом центре Москвы, открылся офис иностранной фирмы. Фирма занималась продажей современных отделочных материалов для ремонта квартир – материалов, устаревших на Западе, но еще не виданных, а потому страшно модных в России. Про то, как работалось на этой фирме, ходили легенды. Уверяли, что попасть в нее на должность хотя бы секретаря или продавца, которого там именовали по-западному солидно – менеджером, – было очень сложно, требовалось безупречное знание английского языка, компьютера и много чего еще. Чтобы отобрать соискателей, их заставляли заполнять бесконечные бланки с анкетами и психологическими тестами на этом самом английском, и совершенно непонятно было, как правильно отвечать на вопросы, чтобы угодить отделу кадров.
Судя по слухам, зарплата у тех, кому повезло оказаться в штате, была заоблачной, ни в какой государственной конторе таких денег не платили. Но зато и работали они адски, по двенадцать часов в сутки, стучали друг на друга, постоянно подсиживали и готовы были сделать любую гадость ближнему, лишь бы удержаться на должности. На перекур толком не выйдешь, штрафуют, за малейшие опоздания тоже штрафуют, за то, что одет не так, как положено, – тоже штраф. А за более серьезные проступки – так вообще тут же увольняют. Одну секретаршу тут же выставили за дверь, когда ей вздумалось в обеденный перерыв пробежаться по магазинам, а шефу она срочно понадобилась. А еще был случай, что кто-то донес, будто в таком-то отделе обсуждают, у кого какая зарплата, – так начальство сразу же уволило весь отдел, не разбираясь, кто обсуждал, что говорил и говорил ли вообще.
Вот на эту фирму и посчастливилось устроиться Зое. Не секретарем, конечно, всего лишь уборщицей, но и это показалось неплохо. Зарплата немалая, целых двести рублей в месяц, больше, чем у инженера или младшего научного сотрудника. График удобный – всю неделю работаешь всего лишь несколько часов по утрам, и только один полный день дежурства, когда сидишь в офисе на всякий случай: вдруг где горшок с цветами опрокинется или кофе прольется. Правда, вставать приходилось рано, около пяти, чтобы в шесть уже быть в здании фирмы и приступить к работе, но Зоя хоть жила недалеко, десять минут пешком – и на месте. Зато одежду рабочую выдали – хоть на улице такую носи, «фирма». В удобных резиновых перчатках, с моющими средствами и множеством различных импортных губок, швабр, щеток для того и для сего Зоя и еще коллеги убирали кабинеты, коридоры и туалеты. Справиться нужно было до десяти утра, когда начинался рабочий день и приходили сотрудники. И все – до завтра свободна.
Сначала Зоя решила, что ей подфартило необычайно, но очень скоро поняла, что ее зарплата вовсе не так уж велика, а соблазнов вокруг много. На такси проехать – рубль, а то и три, когда далеко, в ресторане посидеть – тоже минимум трешка, даже сапоги зимние – и те дешевле ста рублей не купишь, если хорошие. Денег снова стало не хватать, и тогда Зое пришла в голову идея сдавать одну из комнат. А почему бы и нет? Хоть и не отдельная квартира, зато в центре, почти у Кремля. Рублей сто в месяц на этом деле можно поиметь… Поди плохо!
И Зоя развернула кипучую деятельность. Купила кровать, стол и пару стульев, поставила в комнату за кухней, вымыла там окно, повесила дешевые занавески. Пришлось, конечно, потратиться, но она понимала, что без этого нельзя, и надеялась, что деньги скоро вернутся. И начала придирчиво выбирать жильцов, поскольку в те годы спрос на рынке недвижимости еще многократно превышал предложение.
Первым жильцом оказался какой-то предприниматель с Кавказа, который весьма понравился Зое, больше всего – толщиной кошелька. Человек он был веселый, компанейский, любил выпить, но непременно в компании и часто угощал Зою и даже Антона собственноручно приготовленным пловом с бараниной или курицей. Но где-то через полгода он внезапно исчез, ни о чем не предупредив и не заплатив за последний месяц.
Затем в квартире поселился абитуриент, которому родители, проживающие и работающие где-то на Севере, прочили карьеру журналиста. Но на экзаменах в МГУ парень с треском провалился, и комната за кухней вновь опустела.
А потом, перед самым началом учебного года, на пороге появилась еще одна жиличка. Девочка в больших очках. В одной руке скрипка в футляре, в другой красный новенький чемоданчик. Маленькая, щупленькая, темные глаза, длинные волосы, убранные в хвост, коротенькая клетчатая юбчонка, белые гольфики и туфельки на маленьких каблучках. Вся какая-то смешная, ростом меньше Зои, а та высотой похвалиться никогда не могла.
– Вам чего? – грубовато спросила, открыв дверь, Зоя и с ненавистью поглядела на скрипку.
– Я Оля, – пролепетала, растерявшись от такого приема, девочка.
– И что?
– Ну как же… Вы же договорились с моими родителями… По телефону, помните? Я из Санкт-Петербурга… Вы сказали, что у вас комната сдается, пустует и можно приезжать… Вот я и приехала, только что с вокзала.
– Так это ты из Ленинграда, что ли?
– Да.
Зоя хмуро смотрела на девчонку. Она действительно договаривалась по телефону с кем-то из Ленинграда насчет нового жильца, но слышно было не очень хорошо, и она решила, что речь идет о парне по имени Коля. А эта пигалица… Хоть она и выглядела безобидной, но интуиция сразу подсказала Зое, что в ней есть какая-то опасность. Да еще и скрипка! Всю жизнь ее преследуют эти музыканты… И Ольга, Илюшина жена, и теща его, и сыночек их, дебил, чтоб им всем ни дна ни покрышки!
Увидев, что хозяйка квартиры колеблется, девочка предложила:
– Я готова сразу за три месяца заплатить…
– Давай, – кивнула Зоя, в которой алчность заглушила внутренний голос.
– Хорошо, – не стала спорить Оля. – Заплачу, если мне понравится комната.
– Ну, проходи, смотри. – Зоя не слишком охотно, но все же отступила, пропуская девушку в квартиру. – Сюда, налево. Вот эта комната, за кухней. Смотри, тут и кровать, и тумбочка, и стул, и шкаф – все есть. Ну что, устраивает?
– Да, вполне, – девочка стала раскрывать сумку.
– Музыке учиться, что ли, приехала? – поинтересовалась Зоя, снова косясь на скрипичный футляр. – В институт небось будешь поступать?
– Нет, я уже закончила Ленинградскую консерваторию, – покачала головой девочка. – Приехала в Московскую на стажировку.
– Это что же, пиликать будешь целый день? – нахмурилась Зоя.
Она хотела уже отказать пигалице, пусть ищет себе другое жилье. С нее и так хватит музыкантов. Но девушка уже открыла сумочку и вынула из нее пухлый конверт.
– Целый день не буду, – заверила она. – Я вообще редко дома бывать буду, больше в консерватории.
– Ну, тогда ладно, – смилостивилась Зоя, не отрывая взгляда от конверта.
Оля достала из него пачку купюр и протянула ей. Зоя с жадностью пересчитала деньги – пятнадцать красных десяток и шесть фиолетовых банкнот по двадцать пять рублей.
