– Это что же, пиликать будешь целый день? – нахмурилась Зоя.
Она хотела уже отказать пигалице, пусть ищет себе другое жилье. С нее и так хватит музыкантов. Но девушка уже открыла сумочку и вынула из нее пухлый конверт.
– Целый день не буду, – заверила она. – Я вообще редко дома бывать буду, больше в консерватории.
– Ну, тогда ладно, – смилостивилась Зоя, не отрывая взгляда от конверта.
Оля достала из него пачку купюр и протянула ей. Зоя с жадностью пересчитала деньги – пятнадцать красных десяток и шесть фиолетовых банкнот по двадцать пять рублей.
– Смотри, насчет музыки я тебя предупредила! – сурово напомнила она. – Не люблю я ее. И вообще, когда я дома, сиди тихо, как мышка. По квартире не шатайся. В холодильнике выделю тебе верхнюю полку. С моей ничего брать не смей! Ванная, туалет вон там. В ванной тоже не засиживайся. Белье там не развешивай, мне мешать будет. У себя суши. По межгороду звонить и не вздумай! Если надо, то вон, на Центральный телеграф иди. Поняла?
– Да, – коротко ответила девочка.
– Так, ну что еще… – призадумалась Зоя. – По ночам не шляйся, поздно не приходи. Мужиков водить даже не думай. Вообще чтобы никаких гостей, не нужен мне тут никто. Усекла?
– Хорошо, я принимаю ваши условия, – тоном светской дамы отвечала Оля. Деваться ей все равно было некуда.
Зоя хмыкнула.
– Ну, тогда располагайся.
Вручила жиличке второй комплект ключей и поспешила прочь из дома. Давно уж хотелось чем-нибудь себя побаловать…
* * *
– Однако вам пора! – спохватилась Тамара. – А то начнется час пик, все поедут с работы, и вы застрянете в пробке.
Меркулов не мог отказать даме и тотчас поднялся с места. Хотя, по правде говоря, ему совсем не хотелось покидать это весьма скромно обставленное, но чистенькое и уютное жилище – с выцветшими светлыми обоями, с фиалками и «декабристами» на окнах, с разнокалиберной, но преимущественно старой мебелью, настолько массивной, что заполняла собой практически все пространство. В старину такие маленькие квартирки на первом этаже, специально для обслуживающего персонала, называли дворницкими. Сейчас, в двадцать первом веке, о подобном назначении этих каморок уже никто и не помнит, их давно заселили люди, не имеющие никакого отношения к обслуживанию дома. Или же, что нередко происходило в центре, первые этажи перепланировали и отдавали под офисы. И только Тамара оставалась жить в той же квартире, которую получила ее мама, когда устроилась в этот дом лифтершей. Здесь они ютились большой семьей, сюда же Тамара привела своего мужа, здесь же и осталась одна после смерти всех близких. И даже работу себе нашла, когда вышла на пенсию, в том же самом подъезде. В этом было что-то на удивление старомодное. Но именно это Вилену в Тамаре и нравилось. Впрочем, нравилось и многое другое.
– Вы так подробно рассказывали про эту западную фирму, – не удержался он от вопроса перед тем, как проститься, – наверное, сами хотели туда устроиться?
Тамара в ответ так и вспыхнула, залилась краской, как девочка.
– Это заметно, да? – смущенно поинтересовалась она. – Да, очень хотела, но меня почему-то не взяли… А Зою вот приняли.
Едва автомобиль Вилена пересек Бульварное кольцо, как заиграла мелодия мобильного. Меркулов решил было, что это Тамара забыла что-то ему сказать, но на экране высветилось совсем другое имя. Принимать этот вызов не хотелось, однако выбора не было. Звонила бывшая жена. Сколько лет прошло – а она все никак не оставит его в покое…
– Вилен, у меня в коридоре свет не зажигается, – капризный голос Нины прозвучал так резко, что Меркулову пришлось отодвинуть телефон подальше от уха.
– Нинуль, попробуй поменять лампочку, – миролюбиво предложил Меркулов. Был такой хороший день, и так не хотелось его портить постсемейным конфликтом двух людей, которым вместе было жить невозможно, а врозь, как водится, скучно.
– Опять ты меня за дуру держишь, – обиделась Нина. – Я пробовала менять лампочку, даже патрон проверила, вроде цел. Все равно не загорается.
– Вызови электрика из ДЭЗа.
– Я-то вызову, но мне нужно, чтобы в доме был мужчина. Одинокую женщину в возрасте электрик наверняка постарается обмануть.
– Ниночка, если тебе был нужен мужчина в доме, наверное, стоило бы по-другому строить отношения с мужчинами? – осторожно поинтересовался Вилен, не переставая следить за дорогой.
– Придурок, мне просто нужно починить освещение! Чтобы через час был у меня! – вспылила Нина Алексеевна и поставила точку в разговоре. Вернее, многоточие – отрывистыми гудками, которые прозвучали как-то особенно раздраженно.
Таким образом, окончание столь чудесного дня было испорчено, а вечер захвачен человеком, с которым видеться совсем не хотелось.
– Почему она не вышла замуж? – вздохнул Меркулов. – Наверное, чтобы продолжать портить мне жизнь… Хотя… с таким характером – как ей ужиться с кем-либо?
В отличие от Вилена, успешно компенсировавшего недостаточность личной жизни увлеченностью работой, Нина так и не нашла занятия себе по душе. В молодости она была моделью, тогда это еще называлось манекенщицей, и работала в ГУМе, дефилируя перед москвичами и гостями столицы в нарядах, созданных советскими модельерами. Зловещий возраст «за тридцать» поставил крест на ее карьере, а найти себе другое применение Нина не смогла. Да и не захотела. «Ну, сам посуди, куда мне деваться? Идти в школу или в Дом пионеров учить девочек шитью? Но педагог я никакой, шить не люблю, да толком и не умею…» – оправдывалась Нина перед мужем, который уже не знал, чем бы занять скучающую и от скуки докучающую ему красавицу жену. Если бы можно было в те времена учить девочек красиво одеваться и изящно двигаться (то, чем позже занялись многочисленные модельные агентства), Нина, наверное, еще согласилась бы на такую работу, но ничто другое ее не соблазняло. После того как они разошлись, Нина все еще продолжала тянуть деньги из мужа, и тогда Вилен с огромным трудом пристроил ее в дамский журнал вести рубрику о моде. Чем она с тех пор и занималась, сменив уже несколько изданий, но сохранив свой «стиль» – беззастенчивое заимствование материала из аналогичных зарубежных журналов.
Работой своей Нина неизменно была недовольна – не столько даже ее содержанием, сколько самим фактом, что ей, в ее-то годы, все еще надо трудиться, потому что на одну пенсию не проживешь. И периодически, когда становилось особенно тошно, Нина принималась доставать бывшего мужа. С ее точки зрения, он был кругом виноват перед ней – взял ее юной, цветущей и обожаемой многими, превратил в скучную домохозяйку, понятное дело, сам от нее устал и бросил; а возраст у нее уже был не тот, кому она теперь нужна? Мужикам ведь лишь бы мордашка помоложе да фигурка упругая, а на богатый внутренний мир плевать. А теперь – что ей делать? Кроме него, никого близкого не осталось, случись чего, и помочь некому. Вот, светильник в коридоре сломался…
Кстати, в том, что он действительно сломался, у Меркулова не было сомнений. Нина никогда не обманывала мужчин, она лишь умело использовала предоставленные жизнью возможности. Ну, а ему не оставалось ничего другого, кроме как откликнуться на ее зов. Вилен включил навигатор, прикинул, как изменить маршрут, и поехал к бывшей жене. По дороге он вспоминал сегодняшний рассказ Тамары и пытался представить себе, что же за человек была эта маленькая, но такая сильная девочка по имени Оля…
Глава одиннадцатая
На новом месте
Осмотревшись в комнате повнимательнее, Оля начала раскладывать вещи. Перед отъездом мама тщательно проинструктировала ее на все случаи жизни: «Набери побольше газет и застели ими все ящики и полки. Кто знает, что в чужом доме хранилось и кто до тебя там жил… А так будешь уверена, что твои вещи останутся чистыми. На матрац обязательно стели шерстяное одеяло, а потом уже простыню – вдруг сырой, застудишь почки, не дай бог. Приедешь – сразу позвони, как устроилась, мы ведь за тебя переживаем! Пока не позвонишь, места себе не найду, так и знай!»
Оля слушала ее, кивала, а сама тайком закатывала глаза и корчила гримаски. Обилие советов и рекомендаций по каждому пустяку уже начинало раздражать. Ну что она – маленькая, сама не разберется? Конечно, Оля отлично понимала, что все эти многочасовые инструкции вызваны исключительно любовью, заботой и тревогой мамы, папы и бабушки за единственную дочь и внучку, которая впервые за двадцать два года одна покидала родительский дом так надолго. В глубине души ей и самой было не по себе. Мало ли что, все-таки одна в другом городе… Конечно, Москва не была для нее ни абсолютно чужой, ни совершенно незнакомой: связи между «двумя столицами» всегда были очень сильны, особенно это касалось интеллигенции. У ее родителей были в Москве и друзья, и родственники, Оля с папой и мамой неоднократно приезжала к ним, чтобы посмотреть город, побывать на концертах, в театрах, в музеях. Москва ей нравилась, хотя и казалась какой-то слишком простецкой, слишком суматошной и суетливой и, пожалуй, несколько провинциальной – по сравнению с ее величественным, благородным, полным достоинства родным городом. И когда представилась возможность пройти стажировку в столице, Оля обрадовалась.
