А вот еще примерчик. И.П.Павлов получил Нобелевскую премию, хотя не являлся соавтором большинства новаторских статей по физиологии пищеварения, опубликованных сотрудниками Института экспериментальной медицины. Фокус в том, что он сумел доходчиво убедить нобелевскую комиссию, приехавшую в Институт, что именно он, начальник, является идейным вдохновителем работы сотрудников и самым главным исследователем. Не хочу выказать неуважение и сказать, что Павлов не внес вклада. Но его роль явно преувеличена. Более того, получив в Швеции премию и вернувшись в Петербург, Павлов заявил сотрудникам, что отныне лаборатория будет заниматься мозгом, а не пищеварением, а кто не согласен – пускай проваливает. Не буду утомлять вас, любезные читатели, подобными удручающими примерами. Их тьма.
Профессионалы и дилетанты
Ученый исследует окружающий мир как ребенок: радостно и нахально. Исследовать неизвестное невозможно, так как неизвестное для нас – ничто. Чтобы найти неизвестное, нужно исследовать известное. Откуда берутся открытия? Сначала у ученого на основании случайного наблюдения возникает идея, которую он называет моделью, а его коллеги гипотезой; потом все они жутко радуются, пересказывая идею и наблюдение друг другу в разных вариантах и называя всё это теорией; и вот, откуда ни возьмись, в учебниках появляется новый всеобщий закон природы.
Часто открытия делаются теми, кто просто не в курсе, что это сделать невозможно. Тут встречаются разные личности: странные типы, мечтатели, авантюристы, фанатики, шизики и психопаты, в общем – дилетанты всех мастей. Например, известна история, случившаяся со Шлиманом. Он был коммерсантом, но, зачитавшись Гомером, решил найти легендарную Трою. Начал поиск Трои, опираясь на «Илиаду» и «Одиссею», как на учебное руководство. С точки зрения здравого смысла это была абсолютно идиотская затея; с точки зрения археологии – безнадежная дилетантская авантюра. Но точка зрения делает профессионалов близорукими. Хотя познания Шлимана в археологии были почти нулевые, этот энтузиаст умудрился раскопать такие богатства, подобных которым никому найти не удавалось. Оказалось, что Гомер был скурпулезно точен; он был скорее историк, чем поэт. Шлиман стал в археологии величиной номер один. Его заслуги были вынуждены признать даже самые-пресамые профессионалы.
Другой пример. Эйнштейн работал в патентном бюро. Фактически он был околонаучным клерком. В свободное время размышлял об энергии, свете и пространстве. Когда ознакомился с работами Макса Планка, то взял да и постулировал квантование световой энергии, вследствие чего объяснил фотоэффект (выбивание электронов фотонами). Постулат – научное слово, позволяющее напечатать статью хоть о вечном двигателе. Постулаты всесильны, ибо не нуждаются в доказательствах. А потом Эйнштейн выдумал еще кучу нового, включая теорию относительности. Так рядовой патентовед стал великим физиком. И создал целую школу выдающихся физиков. Кстати, научная школа это не кучка школяров, подобострастно роящихся возле солидного мэтра; школа это когорта независимых исследователей, осознавших важность сделанного открытия, подтвердивших реальность его и ушедших дальше первооткрывателя.
Основополагающий физический закон – закон сохранения энергии – придумал не физик, а врач Майер; он пришел к своему открытию, наблюдая за пищевым балансом пациентов. Еще пример. Циолковский был школьным учителем, причем, без высшего образования, а стал отцом ракетостроения и космонавтики. Этим он опроверг тезис о том, что с унитаза в космос не стартуют. Мичурин был всего лишь садовод, а понаоткрывал в растениеводстве столько, сколько не сделал целый ботанический институт. Чижевский, один из пионеров в изучении связи земных явлений с солнечными и изобретатель ионизатора воздуха, был по образованию архитектор. И т. д.
Какие из всего этого выводы? Первый. Три высших образования не заменят одного начального самообразования. Второй. Когда мечта сталкивается с реальностью, изменяется реальность. Третий. Стать могущественным помогают воля и случай, а стать великим – биографы и летописцы.
Я вовсе не говорю, что открытия совершаются дилетантами. Когда за дело берется дилетант, жди не открытия, а потехи. Дилетант характерен творческим подходом к таблице умножения. Начинающий – всегда дилетант. Но рано или поздно он приходит к дилемме: либо стать профессионалом, либо лжецом. Шлиман, Эйнштейн, Майер и многие другие стали профессионалами. Имена лжецов история обычно не сохраняет.
Не нужно только делать вывод, уважаемые читатели, что наличие большого количества ошибок и иногда вранья означает, что науку нужно вообще ликвидировать. Многое из того, что делает большинство ученых является некоторым интеллектуальным навозом, без которого не бывает выдающихся изобретений и вообще прогресса.
Ошибки совершать может каждый; но ошибиться так, чтобы возглас удивления замер на губах у миллионов – вот что отличает гениев от рядовых смертных. Заблуждения – привилегия думающих. Великие люди отличаются от простых просто масштабом своих ошибок. Не обращать внимания на свои ошибки свойственно не только глупцам; так поступают и великие, когда чувствуют, что ошибаются не напрасно.
Как-то раз мне попалась в руки книга «100 великих изобретений». Я был поражен простым фактом: человеческая цивилизация обязана своим возникновением и развитием всего сотне великих умов: Пифагор, Галилей, Ньютон, Ломоносов, Максвелл, Фарадей, Менделеев, Пастер, Планк, Бор, Эйнштейн… – небольшая горстка гениев и талантов. Причем, чем масштабнее гений, тем ничтожней его современники. Гениальные мысли великих тиражируются мозгами убогих.
Христос смог накормить свой народ одной булкой; богоподобный же гений одной мыслью насыщает духовной пищей всё человечество на многие века. Великие умирают, но великое остается. Гений, как скульптор, отсекает всё лишнее и придает природе красоту и гармонию. Талант из обыденного извлекает великое (а бездарь низводит великое до обыденного). Время уничтожает мелкое и увековечивает великое. Талант неудержим: он словно снаряд в пушке, словно штопор в бутылке, словно шило в заднице. Талант в науке подобен мощному ледоколу, за которым тянется караван судов, груженных всякой всячиной.
Кто обеспечивает научно-техническую революцию и закладывает фундамент для прогресса культуры? Научные сотрудники и инженеры. Знайте, друзья мои, что не шумные актеры политических балаганов являются благодетелями человечества, а тихие исследователи природы, жизни свои сгноившие в стенах лабораторий.
Ученые снисходительны к невеждам, а невежды ученых высмеивают или даже ненавидят. Где утрачивается снисходительность, там возникает злоба. Ученый! Будь снисходителен к неснисходительным. Тронешь струну – «дзинь!», тронешь невежу – «гав!». Обыватели посмеиваются над храмами науки, полагая блага цивилизации само собой разумеющимися, и при этом молятся в церквях, хотя не видели от богов реальной помощи. Невежды! Они вынуждены доверять всему, не веря ничему.
Научная работа – резьба по камню; любая другая работа – черчение на песке. Многие миллиарды людей, обитавших на планете Земля, – всего лишь почва, питательная среда, не более. Каждый человек делает, что попало, а в итоге получается развитие цивилизации. Впрочем, большинство вообще ничего не делает. Разве что – питается, размножается и испражняется. Не трудно подсчитать, что каждый человек выкакивает за свою жизнь примерно 20 тонн! От большинства людей остается только навоз – единственное свидетельство того, что они жили.
Как-то раз один знакомый биофизик, приехавший на побывку из Германии, свалился мне на голову перед выходными как снег в сентябре: «Кеша! Срочно помоги померить люминесценцию». – «Ну, ты даешь! Я на охоту на уток назавтра собрался, а ты – срочно…». – «Выручай! Мне в понедельник надо к немцам с результатами вернуться». Пришлось отложить охоту и в выходные работать с белковыми препаратами. Пока я проводил измерения, приятель восторженно рассказывал о своей сладкой жизни за рубежом (кстати, сладкая жизнь – как сладкая вода: утоляет жажду только пока глотаешь). «А ты что тут сидишь, не уезжаешь?», – спросил он под конец. «Мне здесь нравится. Недавно французы к себе пригласили на синхротрон. Пожалуй, я бы съездил на пару месяцев, да денег на билет нет». – «А они не могут оплатить?». – «Нет. Грант для меня на полгода получили, а о билетах написали, что за мой счет». – «Тогда вот тебе 100 баксов за работу и 100 баксов в долг. Покупай билет. Долг вернешь потом». Я поблагодарил приятеля, взял деньги, наскреб по друзьям в долг недостающее и купил авиабилет до Парижа. Между прочим, кредиторы – самые бескорыстные из друзей.
Французы Жак и Мишель заждались. Жак встречал меня в аэропорту, но не встретил. А получилось это так. Летел я с одной спортивной сумкой, без багажа. Поэтому в аэропорту, выйдя из самолета в числе первых, двинулся не в сторону выдачи ручной клади, как все, а сразу на выход. Увидев перед собой спины двух пилотов и трех стюардесс, двинулся вслед, уверенный, что уж они-то знают кратчайший путь. Они прошли через многочисленные переходы и куда-то вошли. Я приоткрыл дверь и заглянул. Служебное помещение. На меня уставились. Я смутился, не решившись войти, зачем-то сказал «бонжур!», прикрыл дверь и принялся плутать по переходам. После долгих скитаний выбрался из здания аэропорта и сел на подошедший автобус. Короче говоря, попал во Францию, минуя таможню. А Жак, не обнаружив меня среди выходящих с терминала пассажиров, обратился в Аэрофлот. Там подтвердили, что Викентий Никишин летел именно прибывшим рейсом. Но французские диспетчеры и таможня заверили, что никакой Никишин не прилетел. Жак подумал, что русский коллега с борта самолета попросту испарился.
