– Не нравится мне все это…
– Опять! Что теперь обсуждать? Дело сделано. Точка невозврата пройдена. Остается двигаться вперед.
Ответа от Евгении Григорьевны Родику пришлось ждать больше двух недель. За это время он извел Абдужаллола массой вопросов, но тот ничего вразумительного ответить не мог и даже не считал нужным строить гипотезы. Он предлагал подключить милицию, но Родика это не устраивало. Наконец курьер привез конверт. Родик, убедившись в том, что его никто не вскрывал, извлек листок с машинописным текстом. Суть послания состояла в предложении встретиться в антракте вечернего спектакля театра «Современник». Родик пошарил в конверте и вынул билет. Он был на среду. На обороте значилось «Трудные люди». Он был на премьере постановки в прошлом году с Лидой. Ему очень понравился спектакль, в котором Гафт и Ахеджакова создали, несмотря на тривиальный и избитый сюжет, глубокие трагикомические образы. Лида даже умудрилась пустить слезу, по поводу чего Родик долго над ней подтрунивал. Какое-то непривычное тепло разлилось у него в душе, и перед глазами возник Лидин образ. Захотелось опять ее увидеть. Воспоминания на некоторое время отвлекли его от тревожных мыслей, но, как только он перевел взгляд на распечатанный конверт, они опять овладели им: «Вероятно, Евгения Григорьевна не настроена на серьезный разговор. О чем можно поговорить в антракте? Да и что я могу рассказать? Ну дали по голове. Может, хулиганы. Время смутное. Почему я должен сразу все негативные события ассоциировать с Комиссией и бежать к «мамочке» жаловаться и хныкать? Стыдно мне, молодому мужчине, наваливать свои проблемы на плечи пожилой женщины. Трусость, паникерство и лондонские мотивы. Наговорили всякой мути. Особенно Алпамыс расстарался. Еще и в письме намеков наделал. Все же жив во мне страх советского режима. Надо со старушкой эту тему если и затронуть, то вскользь. Скажу, что хотел по поводу клуба с ней посоветоваться. Это действительно требуется. Что я должен дальше делать, совершенно неясно. Ну, общаюсь, ну, задаю вопросы, что мне присылают. Люди отвечают примерно то, что и без них ясно. Как-то все неконкретно…
Из раздумий его вывел кладовщик:
– Родион Иванович, у нас портфель никто не терял?
– А что?
– Да звонил тут мужчина… Нашел какой-то портфель, а в нем счета с нашего склада. Наверное, на них телефон указан. Вот и набрал.
– Я терял. Вернее, у меня украли. Там могли быть счета…
– Во-о-о! Тогда срочно звоните. Вот номер.
Трубку быстро подняли, и Родик услышал грубый мужской голос:
– Говорите…
– Добрый день. Мне передали, что вы нашли мой портфель.
– Твой или нет – не знаю. Что там было?
Родик описал содержимое.
– Похоже, что твой. Можешь забрать. Не бесплатно, конечно.
– Не волнуйтесь. Я отблагодарю. Где мы встретимся?
– Оружейный магазин напротив гостиницы «Россия» знаешь?
– Это в здании Морского ведомства?
– Насчет ведомства не в курсе. Почти напротив церквушки. Сообразил?
– Да. Во сколько вы там будете?
– Давай в пять.
– Хорошо, успею. Как я вас узнаю?
– По собственному портфелю узнаешь. Я у входа стоять буду.
– До встречи.
Кладовщик, послушав разговор, спросил:
– Когда это вы портфель умудрились потерять?
– Не потерял – своровали. Подробности нужны?
– Любопытно, конечно.
– Выходил из офиса, дали по голове… Очнулся – нет портфеля.
– В милицию заявляли?
– Нет. Мучаюсь разными мыслями. Бумажник, ключи от машины – не взяли. Поэтому не стал шум поднимать. Хочу сам разобраться.
– Вам виднее… Сейчас на коммерсантов часто нападают.
– Уже не знаю, что и думать. Видите, портфель вдруг объявился. Его, вероятно, бросили, а грубиян случайно нашел.
– Может, сегодня все прояснится. А вдруг это те, кто на вас напал?
– Я об этом не подумал. Место встречи людное. Вряд ли. По манере говорить на подставу не тянет.
– Хотите, я с вами поеду?
– Что это изменит?
– Мало ли…
– Что-то опасное уже бы проявилось. Времени сколько прошло… Если это не случайно нашедший, то… Ладно, не буду гадать. Времени в обрез. Надо выдвигаться.
Свой портфель в руке коренастого мужчины, переминающегося с ноги на ногу около входа в магазин, торгующий предметами для охоты и рыболовства, Родик узнал еще издали.
Подходя, он внимательно оглядел мужчину. Поношенное пальто с топорщившимся меховым воротником, видавшая виды кроликовая шапка и стоптанные башмаки выглядели натурально. Поблизости ничего и никого подозрительного не наблюдалось.
«Если это маскарад, то очень искусный, и в этом случае сопротивление бесполезно», – подумал Родик и уверенно обратился к мужчине:
– Добрый день, вероятно, вы ожидаете меня?
– Твой портфель? – спросил тот и посмотрел на Родика пустыми белесыми глазами.
– Мой, – ответил Родик, отметив, что собеседник, судя по одутловатому лицу, сильно пьющий человек, и в свою очередь спросил: – Где вы его нашли?
– А не все ли тебе равно? Сам небось знаешь, где потерял.
– Я его не терял. Меня ограбили.
– У-у-у… Мое дело с краю…
– Конечно, конечно. Вот возьмите…
– Можно и побольше, – пересчитав выданные ему тридцать тысяч, заметил мужчина, передавая Родику портфель. – Я даже ничего из него не взял.
– Там ничего ценного, во всяком случае для вас, и не было. Спасибо.
– Ключей много… Кожаный он… Может, добавишь?
– Если точно место, где нашли, покажете, то добавлю.
– На помойке. Во дворе своего дома. Это тут недалеко, на Петровериговском. Хочешь пойдем?
– Пожалуй, не стоит. Вот еще пятера и расстались. Спасибо.
Родик развернулся и, не обращая внимания на реакцию мужчины, не оборачиваясь, пошел к стоянке у входа в гостиницу «Россия», где он оставил свой автомобиль. Сев за руль и заведя мотор, он открыл портфель и бегло проверил содержимое. На первый взгляд ничего не пропало. Даже маленький швейцарский перочинный ножичек, который он привез из Венесуэлы, никого не заинтересовал. Все это было более чем странным. Мучить себя очередными предположениями Родик не стал и, посмотрев на часы, решил, что имеет смысл заехать в офис, а заодно посмотреть, не следит ли кто-нибудь за ним.
В театр Родик приехал рано. До начала спектакля оставалось более получаса. В гардеробе он взял бинокль, не для того, чтобы по окончании одеться без очереди, а с целью высмотреть в зале Евгению Григорьевну. Послонявшись по фойе, он от нечего делать зашел в буфет и, взяв бутерброд с копченой колбасой и бутылку воды, устроился за столиком, лениво наблюдая за происходящим.
Люди постепенно прибывали. Уже создалась небольшая очередь у прилавка. Вдруг он увидел Евгению Григорьевну. Она медленно вошла в буфет. Осмотрелась и, остановив на недолго взгляд на Родике, заняла очередь. Родик понял, что его заметили, и стал, медленно попивая воду, ожидать развития событий. Евгения Григорьевна, неся в одной руке тарелочку с пирожным, а в другой чашечку на блюдце, подошла к столику Родика и, поздоровавшись, спросила:
– У вас свободно? Я не помешаю?
– Конечно, конечно. Пожалуйста!
Родик выжидал, прислушиваясь к гулу, создаваемому заполняющими буфет зрителями.
– Ну, что вы молчите? Рассказывайте. Пока вокруг народ не собрался.
Родик инстинктивно оглянулся и неуверенно произнес:
– Особенно рассказывать нечего. Неясно мне, что делать. Как-то неконкретно все.
– Что делаете, то и делайте. У вас отлично получается. Полагаю, что не поэтому вы просили о встрече.
– В общем – да. Сомнения меня разбирают. Тем ли мы занимаемся? Не являемся ли просто пятой колонной? Тут еще кто-то напал на меня. Когда с курьером встречался, показалось, что следят. В общем…
– Не продолжайте. Я это проходила много раз. Причем тогда все было реально и очень опасно. Выбросьте из головы. Во-первых, не то время, во-вторых, вы ничем предосудительным не занимаетесь. Вы не ведомы, свободны и вполне контролируете ситуацию. А наблюдать за вами будут. И многие. Это их работа. Могут и каверзы строить. Ощущайте себя под защитой. Вы теперь понимаете, зачем вся эта, раньше казавшаяся вам смешной, конспирация?
Родик промолчал, а Евгения Григорьевна продолжила:
– Произошедшее с вами, вероятно, связано с чем-то другим. Наши антиподы работают тоньше. Поэтому ищите причины в коммерческой сфере. И еще одно… Привыкните к мысли, что про вас, про ваше окружение придумать могут несуществующее. Приврут, подтасуют. Не торопитесь с выводами, будьте осмотрительнее. Сейчас в вас бунтарь взыграл. Я понимаю. А насчет конкретики не беспокойтесь. Пока все движется в нужном направлении, ее и не будет. А вот если что-то пойдет не так… Тут конкретика и появится. Надо будет страну спасать… Выбор делать.
– Наслушался я об этом в Лондоне. Проблемы они правильные поднимают, но, думаю, не наша отчизна их волнует. Для всего критерии надо иметь, а нам их в одностороннем виде предлагают.
– А что вы хотели? Они смотрят со своей колокольни. Пока их взгляд для нас выгоден… Во всех отношениях. Мы должны хоть как-то разбавить наш тоталитаризм общечеловеческой демократией. Да и денег они будут подбрасывать. Учимся опять же. А потом… Потом посмотрим. Тут надо большевиков помянуть. Революцию-то они на их деньги совершали, а потом пошли своим путем. Ленин многое мудро делал, а вот усатый напакостил, но перед этим всю мыслящую часть нации уничтожил. Сейчас этого допустить нельзя. Я не имею в виду физическое уничтожение. Ведь разобщить, заменить ценности, лишить достоверной информации – это современный способ обезглавливания народа. Вспомните историю… С чего начался развал? Все знают – это Октябрь, но мало кто задумывается, что после войны мы могли многое исправить. Мы уже вошли в концепцию Всемирного банка и Международный валютный фонд. Влились, причем на правах победителей, в мировой процесс. А вождь народов хапнул часть Европы и развязал пятидесятилетнюю войну, которую успешно проиграл. Почему? Догматизм. Тупо следовали марксизму, ожидая перепроизводство, безработицу и революции, а произошло обратное. В результате сейчас мы пытаемся вернуть то, что упустили, но с позиций проигравших войну. По законам жанра победитель имеет право на некоторый диктат. Мы с вами должны создать демпфер этому процессу на основе объединения элиты и убеждения Запада, что мы не враги. Здесь надо очень тонко все чувствовать, чтобы не приобрести рабскую психологию. Думаю, вы интуитивно испугались именно этого. Боитесь ненароком превратиться в холуя?
