– Как думаете, приедут, нет? – спрашиваю ребят. Они, развалясь, сидят на заднем сиденье, в окружении подарков своим сверстникам… Весёлые, довольные. Вокруг них сувениры из ЗООпарка, книжки-сказки, коробки с красками, пластилин, наборы «Лето»… Крутятся, болтают между собой… Много впечатлений накопилось.
– Кто? – не сразу и понимают вопрос.
– Учителя. – Говорю. – Мы же за учителями ездили.
– Ааа! Учителя… К нам?
– Да.
– Нет, к нам не приедут. – Уверенно отвечает за всех Вера.
– Почему?
– Так у нас же ни таких метро красивых нет, зоопарков ещё тоже, ни мороженого такого… – Сверкая глазами, перечисляет Гонька. И загорается, вспомнив Макдоналдс. – А мороженое какое сладкое было… как мёд. Только холодное очень. Вкуснота просто! А горло у меня совсем даже и не болит. Да! Смотри, дядь Жень… кхе-кхе! Вот! Я говорил. И эти, дядь Жень, как их, палочки такие из картошки? Вкусные были. И биг-мак, и «Кока-кола».
– Ну понятно, – многозначительно тяну, и уточняю вопрос. – Я про учителей спрашиваю.
– Нет, не поедут. Да и молодые все совсем… не опытные. – Говорит Вера и прячет глаза.
– Не понял… А вам, простите, какие нужны? Старые что ли?
– Нам взрослые нужны… Чтоб это… – Говорит Мишка и, спохватываясь, тоже умолкает.
– Чтобы что? – требую я. – Ну, говорите! Что у вас там за тайны?
– Нет у нас тайн, – очень правдиво трясёт головой Гонька. – Ни одной… Зуб даю, дядь Жень!..
– Ты мне своего деда не копируй здесь. Я серьёзно спрашиваю…
– Да нет, правда-правда, дядь Жень…
– Понимаете, – начала пояснять Вера. – Они все такие неуверенные-неуверенные… Вы же сами видели… Как первоклассники совсем. Всё спрашивают-спрашивают…
– Они не первоклассники для вас, Вера, – вступаюсь я. – Они без пяти минут учителя. Понимаете? Из Москвы! Из столицы! Самое то… для нас. Для вас, то есть.
– Для нас нормальные учителя нужны… Хорошие. Проверенные. Знакомые, в смысле, – говорит Мишка, и смотрит мне в глаза. – Как наша классная… Помнишь, ты говорил ещё, как балерина она красивая. Говорил, говорил?
– Я говорил, как гимнастка…
– Вот! Ещё и лучше. – Подчёркивает Мишель.
«Да, может и лучше», думаю я, ностальгически погружаясь в разнообразные по тональностям воспоминания. У меня, если откровенно, не такой уж и широкий опыт по женской части. Теперь уже твёрдо знаю, чтоб родство душ было и тело без атлетических мышц. Это обязательно. Я, когда-то, имел неосторожность увлечься одной девушкой. Не просто девушкой, а мастером спорта. И не просто мастером спорта, а по дзюдо. Смех теперь вспоминать… А тогда!..
Я на срочной в спортроте служил. Где-то за год, перед дембелем, мы, ушлые, за полк уже во всех видах спорта выступали… Чтоб в полку, в роте, зря не сидеть, глаза командирам и салагам не мозолить. Легко записывались хоть штангу на соревнованиях «дёргать», хоть кроссы бегать, хоть… Да хоть куда. Дембель же, как-никак! На волю сильно хочется, на свободу, – мартовский кот отдыхает. Энергия из всех щелей, извините, прёт, гормоны как сумасшедшие во все стороны рвутся, поднимая, раскручивая пруху, и всё такое прочее, что, говорят, и положено по возрастной физиологии. Рост метр восемьдесят, вес восемьдесят пять. Желаний и уверенности – вагон и маленькая тележка. Сам весь в бугристых мышцах и в солнечном загаре. На лице ухмылка: «А нам не страшен ни вал девятый, не холод вечной мерзлоты…», и всё такое прочее.
Это произошло на сборах. Мы тогда освободили ковёр после очередной своей тренировки, но уходить из спортзала не спешили. Знали, после нас, повремени, должны быть девушки. Девушки! Правда дзюдоистки. И не пожалели… Кроме меня.
Девочки ничего так себе вышли на ковёр, фигуристые, симпатичные, в обтягивающих трико… Именно в трико! Ради этого, я ж говорю, мы и задержались. Немного стесняясь нас, парней, они провели разминку, но втянутые в темпо-ритм тренировки в скором времени забыли про зрителей, энергично вышли на отработку приёмов в парах. А у одной девушки пары не оказалось, не пришла спарринг-партнёрша. Такое на тренировках иногда бывает, нормальное дело. В таких случаях обычно тренер замещает. Но здесь тренер был в весе «мухи», очень маленький, юркий, а девушка килограммов под семьдесят… Самое то!.. Не для него, в общем. Мы, парни, пряча ухмылки, сидя на скамейках, мечтали: хорошо бы сейчас с этими девочками в закутке где по-обниматься… Не знаю почему, может я излишне ухмылялся, со стороны виднее, тренер меня и пригласил в партнёры той девушки. Я в автомате подскочил, и радостно шагнул к ней, а почему и нет… Я ж говорю гормоны! Ребята, потирая руки, мне подмигивают: молодец, Жека, давай, хоть ты за нас… оторвись. Повезло! И началось… Потолок, стены, весь зал, завертелся перед глазами. Перед моими. Раз за разом она бросала меня на татами, как бабы – в детстве видел – хлестали мокрым бельём на речке, в стирке, об мостки… Ооо! Раз за разом: хлесь, да хлесь! Бах, да бабах!.. Я, конечно, сопротивлялся. Мне уже не до шуток. Уже дело принципа, мужской гордости, так сказать, да и перед ребятами не ловко, засмеют! Но, куда там… Вновь: бах, да бабах! Ооо! Нет, мне иногда удавалось схватить её так, что, знаю, кости её трещали, но каждый раз, каким-то непонятным для меня чудом она увёртывалась, выходила из захвата, и я, в очередной раз – дёргающийся мешок! – сверкнув пятками, грохался на влажный от моего же пота борцовский ковёр. Причём, работала она с особым восторгом, с явным азартом… Правда профессионально подстраховывала – умница! – где я и сам успевал… Ничего мне не сломала, и себе тоже, но её бёдра, руки, плечи, жёсткие и сухие, как доска армейского подоконника, мне запомнились… Уже после тренировки я и узнал, что мастер спорта она. Я тогда едва-едва до уровня первого разряда по самбо дотягивал… Да!.. Зато по-обнимался! Вот это мне – хмм – и понравилось. И ребятам…
И потом, позже, когда я несколько раз бегал к ней в общежитие, в самоволку, она так же неистово любила меня, до синяков отбивая мои бёдра, живот, удушающе обхватив ногами и руками… Это было приятно… первое время. Но потом, все эти её мышцы – ужас! – просто везде… Там даже, где, кажется, их и вовсе быть не должно – утомляют. Или угнетают, или всё это вместе. С тех пор, балерины, гимнастки, метательницы молота, копья, диска, стай ерши либо спринтерши мне интересны только издалека. Нет, нет, нет! Только, как зрителю, как болельщику, не как участнику спаррингов, включая и любовные.
– Нет, только не спортсменки…
– Чего, дядь Жень, ты сказал? Только – что?
Вот, чёрт, это я, забывшись, в слух уже думать начал, проговорился. Тонька и подметил. Хорошо в отечественных машинах шумоизоляция не предусмотрена, почти в слух можно думать, но всё же…
– Я говорю, – повышаю голос, чтоб не переспрашивали больше. – Хорошо бы нам учительниц с музыкальным или художественным образованием иметь… – Выкручиваюсь так. – На фортепиано чтоб играли, либо рисовать картины могли.
– Зачем нам это? – насторожённо, с досадливой ноткой бурчит Мишка. С ним понятно, я знаю, он, в своё время, едва отбился от музыкальной школы. Мишка недовольно хмурит брови. – Ты ж говорил, что детям спорт – это всё. В здоровом теле, говорил…
Да, я такое говорил, – помню. Но сейчас другие обстоятельства. Вот раньше, если б я не подслушал их страшную тайну, так бы и продолжал говорить, но сейчас, зная куда они клонят – я протестую. Поэтому и принимаю превентивные меры.
– У нас, Мишель, – говорю «умным» тоном. – В посёлке, это тебе не город, здесь без всяких уроков физкультуры спортсменом станешь. Пока из одного конца села в другой дойдёшь, вот тебе и нагрузка на лёгкие, голеностопный аппарат, на мышцы бёдер, таза, рук, и всё остальное. А ещё нужно воды домой принести – раз пять-шесть, поросят покормить, коз выпустить-загнать, гусей и всё такое прочее… А музыка, Мишель… это же… Чайковский, Хачатурян, Бах, Дунаевский, Шостакович, Моцарт… Одна из важных граней человеческого развития, как и другие, конечно: Рембрандт, Ван-Гог, Гойя, Петров-Водкин, Церетели, национальные ремёсла… Всё, в общем.
– Это понятно, – перебила Вера. – Но зачем нам другие музыканты, Евгений Павлович, когда у нас своя баба Дарья на гармошке всё играть может, ещё и поёт. – Поддержала она моих оппозиционеров. – Ещё и оркестр свой есть.
Ну надо же, и эта туда же. Парирую:
– Ха, оркестр!.. Да что она там поёт, наша Дарья Глебовна, – ехидничаю я, мне отступать некуда. – Частушки, которые только с закрытыми ушами слушать можно?
– Почему с закрытыми? – Гонька, не понимая, вытянул шею.
– Ну там же эти… – неопределённо трясу рукой в воздухе, поясняю. – Уши вянут, в трубочку закручиваются.
– Нет, – решительно отвергает Гонька. – Я сколько раз слышал, не закручиваются. Вот, смотрите, дядь Женя, какие были, такие и остались. – Крутит головой, демонстрирует свои аккуратные симпатичные уши. Сейчас, между прочим, красные.
