– Это понятно, – перебила Вера. – Но зачем нам другие музыканты, Евгений Павлович, когда у нас своя баба Дарья на гармошке всё играть может, ещё и поёт. – Поддержала она моих оппозиционеров. – Ещё и оркестр свой есть.
Ну надо же, и эта туда же. Парирую:
– Ха, оркестр!.. Да что она там поёт, наша Дарья Глебовна, – ехидничаю я, мне отступать некуда. – Частушки, которые только с закрытыми ушами слушать можно?
– Почему с закрытыми? – Гонька, не понимая, вытянул шею.
– Ну там же эти… – неопределённо трясу рукой в воздухе, поясняю. – Уши вянут, в трубочку закручиваются.
– Нет, – решительно отвергает Гонька. – Я сколько раз слышал, не закручиваются. Вот, смотрите, дядь Женя, какие были, такие и остались. – Крутит головой, демонстрирует свои аккуратные симпатичные уши. Сейчас, между прочим, красные.
Осуждающе смотрит на меня – морочит дядька голову ребёнку Вера дёрнула Гоньку за рукав, пояснила ему:
– Дядь Женя говорит про плохие слова в частушках.
– Вот именно Вера, – легко подхватываю подсказку, развиваю наступление. – Именно про плохие. Не для детей.
– А, про эти… – разочарованно тянет Гонька, машет рукой. – Так их можно не слушать… Музыку можно слушать и всё. Или как пляшут смотреть…
– Ха, пляшут… – опять иронизирую я. – И музыки там – три аккорда: три прихлопа, три притопа…
– Всё равно спорт лучше, – стоит на своём Мишка и рубит главное. – Нам, мужчинам…
– И женщинам тоже… – тонким голоском усугубила аргументацию Вера, как патрон в патронник дослала.
Я уже себя чувствую в роли слабой фанерной либо бумажной мишени, что в тире или на стрельбище. Сейчас точно собьют.
– …Да, и женщинам, – соглашаясь, кивает головой Мишка. – Без физкультуры никак нельзя. Нам, если хотите знать, скоро в армию идти. Родину защищать. А если с детства не тренироваться, в армию не возьмут.
– Возьмут, возьму, – делаю вид, что промазали ребятки по мишени, в холостую получился выстрел. – Сейчас всех берут!
– Мы так не хотим! – повысив тон, Мишка обиженно уже басит.
– Да, не хотим мы так! – на терцию выше, плаксиво поддержал и Гонька. – Не надо нам понарошку. Я взаправду хочу…
Ну вот, только слёз нам сейчас не хватало. И Вера смотрит осуждающе. Сгустились тучи. Все против меня. Ладно, сделаем вид, что сражён. Примирительно говорю:
– В общем, тут надо подумать. Может вы и правы. Бывают же сразу: и гимнастки, и музыкантши, и художницы, и учительницы… в одном лице. Таланты такие народные.
– Ага! – Гонька уже согласен. – Бывают! – Слёз в его глазах уже нет, в голосе только бравурный мажор. А Вера с Мишелем насторожённо смотрят на меня, не доверяют. Пытаются разгадать, действительно сдался я, или это хитрость такая взрослых.
– Бывает, бывает, – совсем бодрым тоном заявляю я, чтоб поставить точку. – Такую и найдём!
– Значит, это наша классная и есть! Как раз подходит. – Как открытие делает Мишка, тем самым он и ставит точку в нашем споре. Противник повержен, и взят в плен.
– Ой, стойте-стойте! – Дёргаясь на сиденье, не своим голосом вдруг кричит Гонька.
Машина от испуга клюёт носом.
– Что такое? – в тревоге все оборачиваемся к мальчишке. – Что случилось?
– Дядь Жень, я писать хочу. – Зажав руками ширинку, умильно скорчив рожицу, шипит Гонька.
– А, понятно! Тормози, Валерий Фокич! – Командую молчаливо ухмыляющемуся нашему слушателю, по-совместительству водителю. – Радиатор у парня закипел. Сделаем остановку. Разомнёмся. Выходи, рота! – говорю, когда машина съехала на обочину и встала заглушив мотор. – Мальчики – налево, девочки – направо.
Гонька выскочил, конечно, первым и не разбирая – лево-право – резво ускакал в кусты.
22.А лето, между прочим, вовсю уже в разгаре. И дела тоже. Мужики… ну, мужики не мужики, старики, в общем, – лица, шеи, руки дочерна загорелые, стуча топорами, молотками, тонко звеня пилами, громко переговариваясь, ремонтируют школу. Здесь же, во дворе так называемого производственного объекта, голый по пояс – жара! – спрятавшись под навесом, навивая стружки, «ш-шикает» рубанком Василий Кузьмич Митронов. Перед ним, на столе, разбросаны рамные заготовки и инструменты. Митронов, в очередной раз сощурив один глаз, придирчиво осматривает старые рамные переплёты, какие прогнили выбрасывает, старательно подгоняет новые. Чуть в сторонке, слегка раскачиваясь, зацепившись за балку концом верёвочного шнура, подвешена старая садовая лейка. Время от времени он сам, Митронов, либо кто другой из ремонтников, выйдя из школы, шумно поливает водой себе на голову, плечи, грудь, руки, фыркает, стряхивая воду. Не утираясь, прихватив когда доску – по-делу же выходил – когда пучок гвоздей, уходит по-новой. Дела.
И женщины заняты: кто кормлением домашней живности, кто уже уборкой, кто готовкой, кто прополкой огородных насаждений, кто и коромыслом с вёдрами… Неподалёку, слышен яростный вой мотопил, там же глухо хэкают пара топоров, напиленные чурки на поленья переводят. Все вроде заняты.
Заняты!
Дела. Готовь сани летом… Очень верная поговорка. Особенно для селян верная. Не успеешь оглянуться, зима-то уж тут, как тут. А пока – жара.
Рабочее лето.
Детвора в школе появляется часто. Любопытствуют. В очередной раз искупавшись в реке, выполнив какую работу по-дому, наскоро перекусив, прибегают к школе. Любуясь, осторожно трогают руками свеже-оструганные доски. Шурша стружками под ногами, заглядывают в комнаты, в классы, то есть… «А какой класс здесь будет?» – непонятно кого, друг-друга, спрашивают. «А парты тоже будут? А когда?» «А доска, чтоб писать…» Много вопросов. Мужики, ремонтники, когда вопрос именно к ним, отвечают ответственно, степенно: «Так поди к осени-то всё для школы и будет… – и добавляют совсем уж что-то странное. – Если она, конечно, придёт». «Кто придёт?» – озадаченно останавливаясь, недоумённо переспрашивает ребятня. «Как кто, осень!» – загадочно отвечают деды. «Осень? А куда она денется?.. Она же – Осень! Она всегда приходит, как и лето. – Перебивая друг друга, скептически глядя на дедов, со знанием дела утверждает ребятня. – Положено так в природе». «Ну если положено!.. Тогда – что говорить – всё для вас вовремя и будет». – И хитро при этом ухмыляясь, деды переглядываются. Мудрецы такие, Хоттабычи будто.
А ребятня, довольная осмотром школы, вспорхнув, убегает задание взрослых на неделю выполнять: наколотые дрова в поленницы складывать. Там, где их уже в очередном дворе взрослые накололи. Тоже дело своё есть – задание! – тоже заняты… И это всё не считая «любименьких» собачек, поросяток, кошек, коз, ворон, коров… реки, костра, рыбалки, и всего остального прочего… Ух, сколько много всего! А лето потому что.
Но разве ж дадут тёмные силы насладиться людям «светлым» делом, летом, да заботами важными. Во все дыры, гады, лезут, везде достать стараются. Если уж не проверяющая администрация какая, так другие… Мафия, например. Они вот, как раз!..
– Палыч, ты где сейчас? – слышу взволнованный голос Митронова в мобильнике. Я таких три на село купил. Один у Главы, Валентины Ивановны, другой у Кузьмича Митронова, третий у Матвея Звягинцева, – для дела у всех, и мало ли чего вдруг. Как сейчас вот.
– Я, – отвечаю. – Выезжать уже собираемся, закончили. А что? – А сердце уже забеспокоилось, на разгон пошло. Мы с Валентиной Ивановной, Головой, на выезде были. С нашими территориальными соседями, с западниками, душа в душу, протокол дружбы и программу совместной деятельности сегодня подписывали. – Что случилось? – спрашиваю. Беспокоюсь, Мишку я с собой сегодня не брал. Старшая детвора раненько поутру на рыбалку вверх по реке ушла. И Мишка с ними. – С Мишкой что?
– Нет-нет, – торопясь, сипит в трубку Василий Кузьмич. – Не беспокойся. Они ещё не вернулись. Тут другое! Какие-то люди до тебя из городу приехали… Спрашивают. Такие – в тёмных очках, с перстнями и серьгах в ухах, на японском вездеходе и немецком мессершмите. Машины все чёрные от колёс до крыши, и сами тоже. В конторе сидят. Председателя спрашивают.
– Какие люди? Чего надо? Сколько их?
Чего, не говорят, председателя спрашивают, или Голову. Представляешь, жара, а они в кожаных пиджаках и кожаных штанах, как черти все, – мафия. Я их сразу раскусил, в чистом виде мафия, семь человек и с ними девица… Красивая такая. Молодая, но, как кошка вся гибкая и фигуристая. И всё время фырчит – недовольная чем-то, и ногти у неё на пальцах длинные… Курит. Я таких красоток в кино каком-то видел, в порнушке. Не помню в каком кино, но похожа. Губы у неё ещё такие, как главная бабья часть между ног, эта… с вывертом… И вся грудь наружу и голый пуп с кольцом… Соблазнительная.
– Чего они хотят? – перебиваю. – Как ведут себя? Чёрные?
– Чёрный есть. Да. Один. Молчит. Остальные русские вроде. Но широкие такие, большие, здоровенные, – штангисты, наверное. Пиво сейчас, сидят, баночное пьют. Целый ящик у них или сколько… я ж говорю, стёкла чёрные, не видно, с собой привезли. Ага!
