– Ясно…
– Это хорошо, когда ясно…
Я сказал:
– Слушай, не хами мне, я же не твой Пирожков… И вообще, не твой…
– Да, – произнесла она, – а раньше был…
– Был. Но потом ты решила иначе… Ты решила, не я. И это было давно. Еще до Ляльки…
– А что мне было делать?! Ты всю дорогу, черт! Ты и… Дарья эта твоя!
– Ну все, хватит! Который год уже!
Светлана нервно прикурила, пачкая сигарету помадой.
– Вот именно что который год!
– Хватит!
– Вот и ищи тут у тебя сочувствия…
– Сочувствия, – сказал я, – сколько угодно, жалости – нет…
Да и в самом деле, подумалось, какого дьявола! Вот ты видишь ее. Подходишь, говоришь первые слова, потом, возможно, знакомишься, разговариваешь. Или она к тебе подходит и спрашивает… но это неважно… Потом вы идете куда-нибудь в хорошее место, пьете там кофе, иногда что-то крепче. Слушаете волшебную музыку и тоже – разговариваете. Потом ты ее провожаешь домой. Потом она живет с тобой. Или ты с ней. В общем, вы вместе. Потом она взрослеет, и ты выдаешь ее замуж за своего друга. Как-то так получается… Но друзей мало, друзья быстро закончились. Потом пошли товарищи, второй, так сказать, круг. А недавно я так подумал-повспоминал – у меня уже, кажется, не осталось и приятелей-то неженатых. Кроме отдельной, так сказать, строкой – Зурико. Этот-то, как и я, – вечный холостяк…
И после замужества они как-то настороженно к тебе относятся. Это те, с которыми ты еще поддерживаешь отношения. С другими, которых любил на самом деле, – сложнее. Потом у них появляются дети. И ты думаешь, теперь точно уже – нет, ничего не вернется. И ошибаешься. Отношения возможны. Другое дело, нужно ли это тебе сейчас…
Бывает, они выходят замуж сами, без твоей помощи. Потом, иногда, ты тоскуешь о ком-то из них, иногда очень сильно… Вот, думаешь, воспитал ее, дал ей столько всего, а она – жена другого. Но это проходит, не совсем, правда, но притупляется. До новой встречи.
И всегда помогает осознание того, что ты-то был первым…
И вот сейчас уже вообще черт знает что происходит, они уже начали разводиться!
И все это у меня началось после Дарьи. Наверное, есть в этом какая-то закономерность…
Но Преображенская – это исключение из всех-всех правил. К Светлане я испытываю особое чувство, она меня спасла тогда. Светлана и Зурико еще, конечно, без них я бы точно – не выжил… Так что тут – особая история.
В общем, ускакала Светка на кухню, загремела там кофейными причиндалами. Ясно, подумал я, это надолго. А мне между тем может позвонить Илона. А разговаривать с Илоной при Светлане – это… недопустимо, в общем. В прошлый раз Света просто тут же начала громко язвить. Илона это услышала. Кажется… Во всяком случае, был большой скандал.
Я крикнул в сторону кухни:
– Слушай, объясни мне одну вот вещь…
– Чего?
– Зачем ты за Пирожкова замуж вышла?..
Она немедленно в дверях появилась, как будто ждала этого моего вопроса:
– А за кого мне надо было выходить, – зло спросила она, – за тебя, что ли? С твоими вечными бабами. С бесконечными твоими воспоминаниями… – И глаза, главное, на мокром месте, и орать продолжает: – Ты все эти годы…
Интересно, подумалось, я про нее спросил, а она про меня отвечает.
– Кофе, – сказал я, – убежит…
– Мазохист! Идиот чертов!
Она губу закусила, ушла. Господи, подумал я.
Пошел на кухню. Она плакала там самым страшным плачем – беззвучно.
– А пошло оно все на хер!
Ушла в ванную. Я кофе доваривал и думал, мать, как же это все… В ванной зашумела вода, и тут же крик заполошный раздался:
– Дай мне пижаму! И полотенце свежее! Лучше два!
Да, подумалось, для этого надо было, конечно, воду сначала открыть, чтобы потом орать на весь дом.
– Чего?
А сам подумал, зачем ей пижама-то? Неужели…
– Пижаму мне дай!!! Я у тебя останусь на ночь!.. И полотенца. Два. Свежих.
Интересно, подумал я, она – «на ночь». А я? Может, у меня какие-то планы на этот вечер. Не говоря уже про ночь.
Я ей крикнул… как-то глуповато:
– У меня нет женской пижамы!
– Не прикидывайся ты идиотом! Какая разница-то – мужская, женская. Дай свою.
– А я в чем буду спать?
Светлана дверь ванной открыла, чтобы что-то особенное мне сказать, такое, чтобы я точно все расслышал. Я не ошибся.
– В пижаме Илоны ты будешь спать. Или Анастасии. Или прекрасной Марины Роммель, суки. Или Дианы этой, новенькой твоей!..
– Достаточно, – сказал я.
Кофе снял с огня. Притащил ей пижаму. И два полотенца.
– Ты бы… – начал я.
А, подумал, бесполезно.
– Да ты мне еще скажи, что ты голых баб не видел… Я вздохнул, пошел на кухню… От греха. Светлана – она такая… Лучше, наверно, заняться ужином. Мастерил бутерброды и думал: что происходит? Я тут ужином занимаюсь, а Света в моей ванной душ принимает. Как десять лет назад. А Илона между тем должна позвонить. И что будет с Пирожковым, он же без Светланы пропадет. А с Лялькой? И главное, за кого это она замуж-то собралась? Преображенская – она тетка практичная, она просто так ничего не делает. Я быстро перебрал в уме весь наш с ней ближний круг. Нет вроде кандидата. Либо женат, либо неудачник. Не Светкины категории. Попытался второй круг перебрать. Там вообще неясные какие-то, мелкие во всех смыслах фигуры. Не Светланин масштаб. Да, подумал я, дела…
Света в моей пижаме вышла из ванной, штанины и рукава подвернуты. Куртка на одну – не ту – пуговицу застегнута криво. Да, подумал я.
Она помогала мне с ужином. А между не застегнутыми пуговицами все это ее сияло. И лицо посвежевшее, юное совсем без этой раскраски.
– Как же тебе, – сказал я, – идет твое лицо без косметики, ты бы знала!
– Господи, – Светлана вдруг замерла на месте. – Ну мы прямо муж и жена… Ужином, черт, занимаемся!
– Не дай бог, – говорю.
– А чего ты так боишься-то замужества?
– В смысле женитьбы?
– Слушай, ну какая разница… – Она жевала бутерброд, с черной, заметил я, икрой. – Выбрал бы себе какую-нибудь… газель пугливую на своих этих фестивалях заштатных. Красавицу из провинции. Лет двадцати двух.
– Отстань, – сказал я.
– Да я-то отстану… С газелью-то по бабам не находишься, да?
– Слушай…
– А, поняла! – Светлана замерла. – У тебя же еще Диана твоя не состарилась, да? То есть ей еще не стукнуло двадцать пять. Я же знаю твой диапазон… Семнадцать и двадцать пять! Ничего не перепутала?
Ох, подумал я.
В общем, закусили мы душевно. За окном дождь зашелестел – домашний, интимный. Березка моя волнуется… И темно совсем стало.
– Ты не переживай, я в кухне лягу, на диванчике…
– А чего мне переживать-то? – спросил я.
Телефон, что ли, отключить надо? В самом деле.
Нет, она тогда на домашний мне будет звонить. А если я не буду брать трубку, Светлана издеваться начнет. Ладно, скажу, что на съемках. До завтра. Ночная смена, в общем. Черт, ну что за ерунда? В общем, в нервности так ничего и не решил. «Не переживай!»
И тут, конечно, зазвонил телефон.
– О!.. – Света зло заулыбалась. – Какая-то из твоих наложниц!
– Это по делу, – сказал я, – ты не допускаешь, что…
– Да, – поддакнула она. – Ну конечно, по делу! Разумеется, по делу! Как же иначе-то! А я-то подумала… А тут, понятная история, – по делу!
Я на балкон вышел.
– Привет.
– Привет, – сказала Илона и тут же: – Я приеду?
– Я уезжаю сейчас… – еле выговорил я эти слова.
– Сейчас?
– Да! – донеслось из комнаты. – Он вот прямо сейчас же уезжает. Сию минуту! Немедленно! На съемки, – и дальше на весь дом, сакраментальное: – Етитвоюмать!
– Куда?!! К… матери?.. – Илона взволновалась. – Ты сейчас к родителям едешь? Что-то случилось? А кто это у тебя там?
– Редактор, – сказал я, – главный…
– Да! – закричала Светлана из комнаты. – Главред! Главпродукт и Главповарешка! Первая студия. Кулинарная битва.
– Первая студия, – проговорил я деревянным голосом. – Кулинарная программа.
– А, ясно… – сказала Илона, тон ее сделался ледяным. – Ну желаю тебе отличной редактуры по полной программе в разных положениях! И на всю ночь.
И дала отбой.
Черт, подумал я. Илона, она же – само понимание, что она меня терпит? Стоял на балконе, думал, ну что это?! Что за жизнь-то ты себе устроил?! И Светлане ведь бессмысленно что-то объяснять, вот что она ко мне приехала? На ночь. Бутерброды мои есть нелепые? С черной икрой. О жизни поговорить? Так она в жизни в десять раз лучше моего понимает…
Вышла на балкон.
– Ну что, поговорил?
– Поговорил, – ответил я, – спасибо тебе, главред первой студии!
– Обращайся в случае чего, помогу!
– Я не сомневаюсь, – сказал я.
– Давай мне белье, я спать пошла.
– Ты сама-то не помнишь, где у меня белье?.. И пуговицы, – добавил я, – застегни, наконец, все ведь торчит!
