В общем, ушла она в кухню. Взяла белье постельное и ушла. Пуговицы на груди она, конечно, и не думала застегивать. Вот еще…
Я замерз на балконе. Пошел переодеваться. Надел свою пижаму с ангелом на спине (!), которую я не люблю, хоть она и шелковая. Там на куртке как-то глупо – один карман. То есть там два, но второй нагрудный, маленький. Мне ее Настя подарила… Потом, когда Настя меня, в очередной раз, бросала, сказала мне, что «это пижама ее друга, и она ему не подошла». Так вот, «чем выбросить», ну и так далее. Позже, когда Настя в очередной раз ко мне вернулась, выяснилось, что все не так… Все равно не люблю я эту пижаму, но, что делать, пришлось надеть. Лежу, читаю своего Сименона. Когда надо успокоиться, я Сименона бессмысленного читаю – «Льет дождь» или «Президент». Или «Поезд из Венеции» – это, собственно, все, что он приличного насочинял…
Лежал, делал вид, что читаю, думал… А как теперь Лялька? Хоть она и сложный человек, переломный возраст, скоро стукнет пять, но все же как-то ладила с Пирожковым. Да и Пирог, он хоть какие-то деньги у нас, но зарабатывал. Вон квартиру купил. А, кстати, что с квартирой будет? Как в контракте их брачном? И главное, кого Светлана себе в новые мужья выбрала? Без этого она бы от Пирожкова не ушла.
Тут я поймал себя на том, что совсем не понимаю, что читаю.
Надоело мне это, свет выключил и решил уснуть. И ведь уже уснул почти, так нет же! Очнулся я окончательно тогда, когда она ко мне под одеяло залезла. Залезла и прижалась. Взяла мою руку и себе на грудь положила.
А грудь у Светланы волшебная, это – отдельная Песня, как минимум – Строка!
Я спросил:
– Это что у тебя, мальчишник, что ли? Холостяцкая ночь перед свадьбой?
– Да, – отозвалась она, – что-то вроде того.
Я ее спросить хотел, а кто, собственно, жених-то? И тут меня осенило. Черт, подумал я и даже приподнялся на локте.
– Нет, – сказал я, – Светка! Не может этого быть! Ты о Ляльке-то подумала?!
– Так я о Ляльке только и думаю, не о себе же…
– Слушай, но он же старый! Ему же скоро шестьдесят… Вы же…
– А за кого мне выходить? Ты меня не возьмешь. Да я и не пойду за тебя…
– Ты что, – спросил я, – делаешь-то?!
– Обнимаю тебя!
– Я не про это…
– Посмотрим, поищем варианты…
Господи, подумал я, Светке всего-то двадцать восемь, а ему, этому-то, Валерию нашему Викторовичу, совладельцу студии, скоро шестьдесят! А Лялька? И этот… старичок, этот дедушка рядом с Лялькой? Ужас!
– Ты…
Она легла на меня, рот закрыла поцелуем и пробормотала, заплетаясь моим языком:
– Иди к черту!.. Забудь!
И я забыл.
Потом да, все так и случилось… Светлана через какое-то время – видимо, искала варианты – вышла за Валерия нашего Викторовича. Пирожков ушел из конторы. Трехкомнатную свою квартиру он Светлане оставил, Светлане и Ляльке. Потом Пирог вообще исчез куда-то. Ходили невнятные слухи, что он что-то такое подметает в районе Елисейских Полей…
…И тут она мне позвонила и говорит:
– Я щетку купила новую, зубную. И себе пижаму. Я приеду?
Я мгновенно вспомнил, что Валерий Викторович в отъезде. На Мальте. Викторович там дом покупал. Для молодой, подумал я, жены…
– Нет, – ответил я и добавил на всякий случай: – У меня Настя.
Светлана помолчала.
– Я поняла, в чем твоя проблема, – заговорила она наконец, и тон палаческий, вне сомнений и возражений, – я перезвоню тебе позже. Мы должны встретиться. Я все должна объяснить тебе. Я поняла, как можно твою проблему решить…
Она всегда была такой. Про Настю я солгал, видимо, не очень убедительно, она почувствовала это. Она всегда такой была. Я только и подумал, черт побери, ведь если и не сейчас, то потом, позже она приедет. Господи, думаю, да когда же это кончится-то? Ведь почти десять лет. Десять лет. И ни конца этому нет, ни края…
Всем провинциальным актерам, с обожанием и любовью
Актер Англиканов – немолодой трагик, служивший в театре уже тридцать семь лет, – нервно пошевелил компьютерной мышкой. Англиканов пытался проверить свою электронную почту. За последние двадцать минут он делал это в третий раз.
Черт бы взял этот компьютер!
А все дело было в том, что молодой – по срокам и летам Англиканова – сорокапятилетний, только что назначенный из областного центра главный режиссер их театра сообщил на последнем сборе труппы о совершенно диком новшестве, а именно: теперь все назначения на роли актеры будут получать индивидуально, по электронной почте. Как и прочую информацию, например о дублирующем составе, о заменах, об игре «в очередь» и так далее.
– Чтобы не травмировать остальных актеров, – веско и твердо сказал новый главреж.
Ясное дело, думал Англиканов, с тоской рассматривая красивый кожаный пиджак режиссера, он, что называется, «молод и хорош собой», носит модные тонированные очки, ему хочется этакого творческого прорыва, он хочет сказать свое слово в мировом искусстве, это все понятно, но с чего он начал? Письма, прости господи, в электронный ящик, дикость какая-то…
– Надо завести электронные ящики всем, – твердо и веско сказал главреж. – У кого нет компьютеров, заведите ящики на почтамте. И сообщите моей помощнице.
– Вот с чего он начал?! – требовательно спрашивал Англиканов за ужином свою жену Веру-Верушку, работника, между прочим, его же родного театра, заместителя главного бухгалтера. – С чего, я тебя спрашиваю?!
Верушка вздохнула:
– Боже мой! Ну будут вас извещать по почте о ваших новых ролях и что?
– Да как что! – возмутился Англиканов. – Вон у Степки-то Демичева вообще компьютера никогда не было! У него отродясь стола-то своего, стула не было, не то что там – компьютера. Койко-место в общежитии – вот и все Степкино житье. А ведь он, – Англиканов вскинул палец, – характерный, прошу тебя заметить, герой! Любая столичная выскочка позавидует технике его игры! Я уже не говорю про талант! Талантище! Как он ангела органично сыграл выпивающего в прошлом сезоне! И секретарю режиссера Степка так и сказал – нет, мол, у меня компьютера. С вызовом сказал, вот так, мол, и так, нет! Уж вы меня увольте! Привык я, сказал им Степан, смотреть на новые назначения, которые вывешивают у дверей кабинета главного режиссера, отпечатанные на машинке, на бумаге-с! Да-с!
– И? – спросила Верушка.
– И ему опять велели настоятельно завести электронный ящик на почтам…пе.
– Почтамте, – поправила Верушка мужа.
– Ну да, на почте.
– И?
– И он сказал, что так и сделает, а как он сделает-то, если он в этом ничего не понимает! Мне Сережа наш помог, а у Степки-то нет ведь внука-то такого, как у нас с тобой! У него, у Степана-то, отродясь семьи не было. Ни кола ни двора, койко-место в общежитии – вот и вся его семья… А в театре служит поболее моего на два годика, юбилей скоро, а уж актер он, ой, что ты! Талантище! Да-с!
Верушка вздохнула:
– Ну а ты?
– Что я?
– Почту проверил?
– А… Да, сейчас!..
Англиканов быстро закруглил ужин. Он прошел из кухни в комнату, сел к компьютеру. Надел нервно очки. Несколько суетливо вынул из кармана бумажку-шпаргалку. Медленно сделал все необходимые операции, просмотрел почту. Увидел уже привычный «0» в разделе «новые письма». И забеспокоился.
– Ну что там? – Верушка стала собирать посуду со стола.
Вот черт, нервно подумал Англиканов, что же делать-то? Позвонить Петровичу? Петрович всегда все знает. Или… Черт! А может быть… новый главреж просто… не дал мне роль?
– Ты чего там притих, – Верушка начала мыть посуду, – пришло письмо тебе из театра? Роль Гамлета у тебя?
Лоб Англиканова покрыла испарина. А если… все намного хуже? А что, если его просто… уволили из труппы? И именно поэтому он и не получает никаких писем! Все уже, верно, получили, а я – нет. Боже мой, что же я буду делать? Работать у Верушки «тыбылкой»?!! Ты бы сходил за картошкой. Ты бы заплатил за квартиру. Ты бы сбегал бы узнал бы… Ты бы, ты бы… Ужас…
Англиканов вдруг осознал, что, кроме его родного театра, у него, Англиканова, и нет больше ничего за душой. «Я – актер, тем и интересен!» Ведь после училища сразу же сюда, по направлению… Единственное место, где он служит…
Нет, у него, конечно, есть Верушка, а она, как-никак, помощник главбуха. У него есть сын… правда, без семьи, разведенный, ну так что же, всякое в жизни бывает. И у него, конечно, есть внук Сережа, надежда и радость, счастье его! Умница Сережа! Да, все вроде бы так, но… Как же он будет жить без театра? Может быть, в случае чего, попросить Петровича, чтобы он похлопотал, и я бы по хозяйственной части пошел… при театре-то? Лишь бы при театре…
Верушка на кухне закончила мыть посуду. Сейчас придет выяснять, чего он здесь притих.
– Так что там у тебя? – спросила Верушка, в голосе у нее появились тревожные нотки.
