А телефон молчал… Это беспокоило меня всё больше и больше. То, что нам удалось детвору вывезти, это здорово. Причём, достаточно далеко увезти. Сколько бы я на своей «Варьке», да байрамовском «Москвичке» мог бы за один раз вывезти, да и куда? А тут, такая удачная оказия, слов нет. А телефон не звонит. И я, главное, позвонить не могу – мы так договорились. Условились даже: если что или чуть что, они мне тут же и позвонят. Но только они… А мне только ждать. Вот и жду! Но это тяжело. Томительно и тягостно. Лучше бы я там сейчас был, с ними, чем быть в глупом и тупом неведении. Там что-то происходит, важное, решающее… А ты и не знаешь, и повлиять на ситуацию не можешь… Даже подсказать… А он молчит. Молчит телефон. Кстати, так он же сигнал не ловит. Не ловит, с ужасом замечаю отсутствие характерного символа на дисплее. Мы из зоны приёма вышли! Далеко отъехали… Они не дозвонятся… И я не смогу!..
Окружающие не замечали моих проблем. Пронин, облепленный нетерпеливой, любопытной ребятнёй к реке ушёл: места им рыбной ловли показать и где купаться можно, за одно и Арсентия глянуть. Светлана Петровна, с гостьями, готовит лёгкий завтрак на свежем воздухе. Пузатый водитель, кряхтя, с трудом нагнувшись, под автобусом что-то внимательно разглядывает. Алексей Викторович, старший группы, потягиваясь, шумно носом дышит. Воздух-то вокруг хвойный, целебный. Аж в голову ударяет… Его от этого и покачивает. А на лице подобие блаженства. Оно, наверное, ярче бы проявилось, если бы не ночные алкогольные возлияния… Но это детали. Красота вокруг.
Да, красота…
А я места не находил.
Но что-то делал… Ключ нашёл от замка административного корпуса, где Арсентий жил. Он под дверным козырьком, почти на виду висел; дрова для летней печи приготовил, скоро понадобятся; воды для обеда принёс, как Светлана Петровна – явно отвлекая – попросила. Вроде бы суетился, а сам размышлял. Решал, не выгнать ли мне того зелёного, хозяйского, луазика, да не проехать в зону досягаемости… Почти полдень уже. Должно бы что-то и произойти… Должно. И как там мои земляки? Как они там, с мафией… Что с ними? Эх, зря согласился. Надо было не чапаевскими канонами руководствоваться, а матросовскими: закрывать амбразуру, и все дела.
А детвора, позавтракав, с криком и гиканьем пронеслась пару раз – туда-сюда по территории, и разбилась по интересам. Часть из них, найдя футбольный мяч, увлечённо гоняла его по пыльной волейбольной площадке. Часть ребят, более деловая, поднявшись метров на сто выше по течению реки, в превосходно устроенных природой заводях, сосредоточенно гипнотизировала покачивающиеся на водной поверхности поплавки, ревниво поглядывая на соседей-рыболовов. Удила рыбу на обед. Так тётя Света заказала: больших чтоб, и много. Другие, более младшие, с пронзительным визгом и смехом, весело плескались в воде в небольшом лягушатнике, что ниже по реке, где показал им дядя Костя. Водитель Виталий, усердно сопя, чистил картошку под руководством Светланы Петровны и Насти, которая африканка.
Алексей Викторович активно путался у футболистов под ногами, делая неожиданные для человека телодвижения, напрочь удивляя пацанов. Но они уворачивались, а он, теряя объект борьбы, останавливался, удивлённо разводил руками, и вновь бросался в пыльный эпицентр. Понятно, заядлый в прошлом «футболист». На одних воротах – это условно так, там по кирпичу вместо стоек – стояла тётя Вера. Высокая, крупная женщина, очень эмоциональная, светлокофейного цвета африканка, с короткой стрижкой. Пацаны, глядя на её азартное иноземное лицо, порой словно забывали, зачем они вообще здесь… Останавливались столбиками, замирали. Так всё в ней было интересно. «Гоу, гоу! Форвертс, форвертс! – едва не басом громко кричала она непонятные слова-выкрики, сверкая белками глаз и белыми зубами, размахивая длинными и полными руками. – Оу, чиз! Нес, чилдрен! Найс! Нес, гай!.. Майн гот! Майн гот!! Форвертс! Я! Я! Оу!..» – Вот так, кричала что-то интересное и непонятное. Заслушавшись, мальчишки нередко пропускали очередной гол в свои ворота, бросались потом отыгрываться… Другие ворота защищала Гретхен, что по-нашему тётя Света, высокая белобрысая немка. Она только взвизгивала в страхе, увёртываясь от мяча, в самые что ни на есть главные футбольные моменты. С удовольствием бегала потом за пролетевшим сквозь её ворота мячом, да и вообще… Не всегда и понятно было, «болеет» она или на воротах стоит. Но мяч с рук выбивала классно, дальше даже противоположных ворот, как из пушки. Ну, так, ноги какие у неё длинные! – понимающе переглядывались футболисты.
Играли без судьи – по-честному! – кто кого перекричит. Хотя матч проходил и при полном отсутствии зрителей, но на очень высоком эмоциональном накале, причём, на молодёжно-международном… Все – два, или сколько там, тайма… Счёт уже шёл на десятки забитых и пропущенных голов, почти астрономический, баскетбольный. Что ещё больше раззадоривало игроков.
Оставшиеся свободные гостьи, без особых спортивно-кулинарных пристрастий, неспешно прогуливались по территории санатория-профилактория, а кто и по берегу реки, с видом любителей краеведов. Иностранки, оценивающе оглядывая ближайшую природу и дальний ландшафт, кивали головами, о чём-то тихонько переговаривались. Время от времени наклоняясь то в одну сторону, к какому-нибудь цветочку, то к другому, то вообще останавливались и долго разглядывали. Со стороны, что тебе наши пенсионеры или выздоравливающие, или натуралисты. А ведь иностранки, что удивительно.
Мишель с Толяном первыми принесли пойманную на удочки рыбу. В общем ведре бились несколько приличных ершей, размером с ладонь взрослого человека, два окунька, граммов по восемьсот-девятьсот, несколько пескарей и пара краснопёрок… «Клёв неудачный, – явно гордясь, скромно заметили они, пояснили. – Полдень». Это понятно, какая уж в полдень рыбалка. Но если поймали, значит, не просто рыбаки, а хорошие рыбаки – кто это понимает. Светлана Петровна понимала. Похвалив, забрала рыбу и принялась готовить уху.
Международный футбольный матч похоже закончился, выдохлись футболисты.
Через кухню, одной дружной толпой, в обнимку, громко и по разному комментируя голевые эпизоды, прошли обе футбольные команды. Можно было и прямиком, но они прошли почему-то именно через кухню. Счёт при этом никто назвать не смог, сбились. Но обе стояли на одном: «А ничья…» «Сам ты, ничья!» «Сто на сто!» «А потому что мы сильней, вот!» «Нет, мы!» «Ничья!» Так, в обнимку, потные и пыльные, со сбитыми коленками и локтями, грязными рожицами, попутно заглядывая кто в ведро с рыбой – ух, ты, гля! – кто разочарованно в какие кастрюли – пусто ещё! – прошли на речку охлаждаться или мыться, кто как… И главный нападающий, с ног падающий Алексей Викторович, и обе вратарши, одна вовсе чумазая по происхождению, другая по обстоятельствам, плелись за ними.
– Товарищ Зидан-Эйсебио-Марадонна, и кто у вас там сегодня победил? – с ехидцей спросил водитель Виталий у взмыленного, с трудом приходящего в себя, отдувающегося Алексея Викторовича. – Кричали, будто за кубок бились.
– А, – едва волоча ноги, но бодрым тоном отмахнулся товарищ «Зидан» и прочие с ним, нападающий который. – Сначала мы, потом они.
А обе вратарши, поняв видимо вопрос, улыбнулись:
– Оу, фрэндшип! – и обнявшись, смеясь, задорно пропели. – О-ле, о-ле, о-ле, о-ле…
Тоже тебе футболистки. Не сказать чтобы комсомолки или студентки, но почти, понимаешь, красавицы… Если не придираться.
Сам хозяин территории появился тогда – часа два по полудню уж было – когда народ громко ложками по дну тарелок шкрябал, очень уж вкусно было.
Пришёл. Но первыми – его собаки. Две здоровенные лайки. С взъерошенными загривками. То ли принюхиваясь, то ли беззвучно рыча, возникли на пороге, злобно сверля глазами всю компанию: кто посмел в нашей горнице хозяйничать, говорил их грозный вид.
– О, собачки к нам!.. – как родным, воскликнул Тонька, соскальзывая со стула.
– Гоня, постой! Нельзя! – крикнул Светлана Павловна, как и все, поворачиваясь к двери, но было поздно. Тонька уже обнимал обеих собачек, приговаривая. – Хорошенькие!.. Красивенькие!.. – Те обалдело топтались, увиливая, прятали морды, никак видимо не ожидая такого отношения к своему грозному виду, да и вообще…
Арсентий, крепкого вида мужичок около сорока лет, с густой копной волос на голове и вокруг лица, с насторожённым, внимательным взглядом, вслед за собаками возник на пороге, держа карабин наизготовку… Увидев поднимающегося из-за стола Константина Пронина, узнал его, приветливо разулыбался, прикрикнул на собак: «Нельзя. Свои!» Опуская карабин, переступил порог. Был он в старой, на выпуск, выгоревшей, латанной геологической штормовке с капюшоном, таких же штанах, подвёрнутых коротких кирзачах. От него резко пахло потом, дымом костра, табаком…
– А я думаю, кто это здесь хозяйничает? – проговорил он, неожиданно мягким, окающим говорком. – Смотрю, автобус стоит. Не наш какой-то. Туристы что ли какие, думаю, или заблудились…
