В руках монаха возник кинжал, однако все-равно был он недостаточно быстр. Подобно жалящей змее вонзился в его грудь стилет, пробив черный камень.
– Закрой дверь! – сказал Торан Литин, переступив через упавшее тело.
Он стоял на мраморных ступенях, что вели в зал без окон.
Тревожным колеблющимся светом горели диковинные светильники, сделанные в форме головы рогатого демона, и тени лежали в углах. Скрытые ею две черные фигуры стояли у противоположной стены.
Торан скинул сковывавшую движения тогу и извлек из перевязи за спиной меч. Фигуры бесшумно двинулись к нему, слабо блеснула в полумраке сталь широких кинжалов. Торан пошел к ним навстречу, а потом вдруг рванулся вперед, запрыгнул на возвышение, потом на алтарь – и прыгнул, подобно атакующему леопарду, с занесенным над головой мечом. Удар его был настолько силен и сокрушителен, что лезвие сломало подставленный кинжал и наполовину разрубило тело черного монаха вместе с камнем в груди. Чтобы не потерять равновесия после высокого и длинного прыжка, Торан опустился на одно колено и горизонтальным ударом подсек второго монаха. Тот повалился на бок, кинжал его со звоном ударился о каменный пол и отскочил в сторону, а Торан, в ту же секунду оказавшись над упавшим телом, прижал к его груди острие меча.
– Алмаз в Лабиринте, ведь так?
Вместо ответа монах схватил двумя руками лезвие клинка и воткнул его себе в грудь, прямо в дающий ему жизнь черный камень.
– Так и знал! – сокрушительно покачал головой Торан, осматриваясь вокруг.
Окутанный полумраком зал быо пуст. Черный фигуры не таились в тени, не было видно ни одной двери, кроме той, в которую они вошли. Торан осмотрел стену за колоннами, постукивая в нее, потом вернулся к алтарю в поисках какого-нибудь тайного хода.
– Ведь замок как-то соединяется напрямую с Лабиринтом, – сказал он, постукивая рукояткой меча по нефритовой поверхности алтаря. – Похоже, здесь входа нет. Пойдем, поищем в другом месте!
Он надел черную тогу и вдвоем они вышли из зала, плотно прикрыв за собой дверь.
…Они шли по холодным подвалам башни, звуки шагов гулко разносились среди каменных стен, на которых блестели капли воды.
Долго бродили они по мрачным коридорам подземелья, пока удача не улыбнулась им.
Скрипнули петли неприметной двери, и она раскрылась, выпустив двух черных монахов и двух дюжих мужчин в одежде бархарских моряков. Последние держались в стороне от фигур в тогах, явно не испытывая к ним особого расположения. Когда шаги четверки стихли, Торан и Литин вышли из неглубокого проема другой двери, скрытого темнотой.
– Ага, – прошептал Торан, – ты говоришь, у Соккалитона в гостях бархарский жрец?
– Да, а это, наверное, его люди…
– Я узнал их одежду, – кивнул Торан, – так что мы на правильном пути.
Торану пришлось согнуться пополам, чтобы протиснуться в низкий проем двери. Разогнувшись, увидел он прямо перед собой тучного бархарского моряка с повязкой на глазу и шрамом поперек всей щеки. Кроме него в узком помещении с низким сводчатым потолком находились еще один моряк и два стражника.
На голых каменных стенах от света горящих факелов блестели капли влаги, а откуда-то издалека доносился плеск воды.
Торан мгновенно соориентировался и поблагодарил судьбу за то, что здесь не оказалось черных монахов. Моряки с большим интересом смотрели на вошедшую следом женщину, а стражники – выжидательно и без подозрения – на монаха.
Торан понимал, что говорить ему следует как можно меньше, поэтому глухим голосом произнес:
– В Лабиринт!
Один из стражников кивнул и пошел вглубь помещения, которое выходило в небольшую пещеру, освещенную дрожащим светом факелов. Их отражения неспокойно мерцали на поверхности подземной реки, той самой, что вела в Лабиринт. Спускаясь к двум лодкам по высеченным в камне ступеням, Торан усмехнулся.
Лодка пронеслась по темному тоннелю с низким потолком и вылетела в широкую длинную галерею. В конце ее подземная река уходила в еще более низкий тоннель, поэтому, взявшись за весла, Торан подгреб к каменистому берегу и, выпрыгнув, вытащил на него лодку. Помог Литин выйти из нее и развернулся, чтобы увидеть, как из прохода в стене вышли два черных монаха и молча остановились шагах в пяти от лодки.
Крепче сжав рукоятку спрятанного в рукаве стилета, Торан уверенно двинулся к ним, соображая, что сказазть. Он не был уверен в том, что монахов только двое и в каком-нибудь из проходов не скрываются еще.
– К Соккалитону! – произнес он, приблизившись к монахам.
В руках одного из них блеснуло лезвие кинжала, однако удар, направленный Торану в горло, не достиг своей цели. Монах же сделал шаг к своему противнику и, получив молниеносный удар в спрятанный в груди черный камень, отправился обратно в мир теней. Второй монах продержался не дольше, и вскоре на каменистом берегу подземной реки лежали две облаченные в черные тоги фигуры.
– Их совсем не обучали боевым искусствам, – покачав головой, произнес Торан, – не то, что тех монахов, которые напали на Словские острова…
Звякнула тетива, просвистев, в воздухе мелькнула стремительная тень – и прежде чем Литин успела что-то понять, Торан, с торчащей из груди стрелой, как подкошенный, рухнул на камни.
Из темноты отверстия в стене бесшумно вышел маленький человек в одежде бархарского моряка. За его широкий красный пояс была заткнута короткая кривая сабля, а в руках он держал небольшой арбалет. Вслед за ним вышел здоровенный бородач с гривой светлых волос, что падала на могучие плечи и бычью шею. Оба они победоносно улыбались, глядя на неподвижное тело поверженного противника и замершую возле него женщину.
Литин не могла поверить своим глазам. Неуязвимый и непобедимый Торан лежал на камнях, раскинув руки, а из груди у него торчала стрела. Все надежды женщины рухнули, и мир вновь стал мрачным и безрадостным, а жизнь – бесцельной. Она извлекла из-под складок платья кинжал – то ли для того, чтобы сразиться с мужчинами, то ли для того, чтобы покончить с собой.
Продолжая улыбаться, маленький моряк подошел к телу Торана и, наступив на руку, все еще державшую стилет, скинул с головы убитого врага капюшон.
– Ну, это явно не монах! – произнес моряк, разглядывая открывшееся лицо. – Похож на пантрийца…
– На пантрийца? – глухим басом переспросил бородач. – Уж не Торана ли ты завалил?
Маленький моряк ничего не ответил, и улыбка вмиг слетела с его губ, когда глаза пантрийца открылись и сверкнули не предвещавшим ничего хорошего огнем.
Одним движением руки, на которую встал моряк, Торан опрокинул его на спину и, стремительно вскочив на колено, всадил ему в сердце стилет.
Бородач тупо смотрел на него, еще не осозновая смысла происходящего.
Поднявшись на ноги, Торан взялся за стрелу и, закусив губу, вытащил ее и сломал:
– Надо брать арбалет побольше и стрелы подлиннее!
Лицо бородача искривилось в гримасе злобы и ярости, извлек он из-за пояса длинную изогнутую саблю и двинулся на Торана, подобно разъяренному быку.
Тот скинул черную тогу, на накидке его виднелось небольшое пятно крови. Разбрасывая камни, бородач приближался, а Торан, казалось, не обращает на это внимания. Здоровенному бархарцу оставалось сделать три-четыре шага. Торан запустил руку себе за спину, ладонь его взялась за рукоятку меча и на треть вытащила лезвие из ножен.
– Демон ты или человек? – закричал бородач, нанося удар.
Клинок стремительно выскочил из ножен и преградил путь сабле, полумрак галереи озарила вспышка искр, когда сталь ударилась о сталь. Отразив удар, Торан присел на колено и резко провел лезвием меча по животу противника, распоров его одежду и кожу. Бородач рубанул саблей вниз, но кривое лезвие лишь бесцельно распороло воздух – Торан находился уже сбоку.
Он нанес резкий колющий удар прямо в нервный узел на левом плече бархарца, обездвижив его руку. Бородач, зарычав, как взбешенный медведь, попытался снести Торану голову боковым ударом, однако сабля не выдержала еще одного столкновения с мечом и сломалась. Бархарец, потеряв равновесие, сделал несколько неверных шагов к реке, а Торан, воспользовавшись этим, толкнул его еще сильнее. Подняв тучу брызг, тот свалился в реку, быстрое течение тут же подхватило его и, несомтря на сопротивление, потащило за собой в темноту низкого тоннеля.
Вернув себе стилет, Торан засунул его за пояс и вновь облачился в тогу. Сняв другую тогу с убитого черного монаха, передал ее Литин.
Вдвоем вогли они в темноту тоннеля и, пройдя шагов двадцать, оказались в широкой галерее, освещенной желтым светом бездымных светильников. У стены лежали три лодки, в которых поместиться могли максимум девять человек.