Они долго встречались — два месяца, — пока он не понял: его сопротивление собственным желанием влияет на его жизнь. Эсме была такой сладкой, такой запретной, и вкусить ее значило начать все заново. В эту ночь, когда они гуляли по Лондону, а потом пошли в «Савой», он изменился.
Она так невинно смотрела на него, так нежно касалась, распаляя естество. Джозеф забылся в ее объятьях, ее мягкое тело, такое пленительно, призывало к бесконечным наслаждениям. Эсме ничего не боялась, она так давно ждала этого! Тогда, когда они говорили у ее дома, он привлек ее, но она не увлеклась им, это произошло позже, когда она познакомилась с Бетти. Его сестра постоянно рассказывала о его жене, Бетти недолюбливала Бланку и хотела видеть более достойную женщину рядом с братом. Выходит, Бетти сама благословила ее на роман с Джозефом, Эсме же не заметила, как влюбилась в образ этого мужчины, и, узнав его, еще больше полюбила. В эту восхитительную ночь Эсме удивила его, она никого не любила до него, он же с рыком заявлял — так будет всегда.
Они встречались еще два месяца, он ощущал острую необходимость в ней, но одна фраза Бланки почти все не разрушила. Бланка была беременна, но Эсме ничего не ответила, она знала, как нужна Джозефу, и не отпускала его. Через два месяца она и сама поняла, что носит его ребенка, она так хотела этого, желая каждую ночь этого счастья.
Теперь Бланка сама отдала его ей, сделав аборт, она подарила ей всего Джозефа. И сегодня, когда Эсме с испуганным лицом, сообщила ему, что ждет от него ребенка, он просто расцвел и немедленно поехал к ее отцу просить руки дочери. Джозеф получил согласие и одобрение. Он искренне любил ее эту милую девочку, не понимая, зачем женился на Бланке, кому сделал хорошо? Или она просто не выдержала всей обстановки Англии, нового порядка, а может, она считала их семью пороком, но разве она сама не совершила грех?
Он вовремя понял, в отличие от своего отца, что он натворил и как выйти из всей этой ситуации.
***
Апрель—май 1992.
Под нажимом матери Бланка захотела много, и Джозеф был просто не намерен ей это дать, не хотел делиться всем с ней, тем, что он заработал честным путем. Он не ожидал, что борьба примет такой характер, Джозеф думал, что мог бы дать ей отступные, и она вместе со своей мамашей уехала бы обратно, но ей зачем-то потребовались его собственность и часть акций. А потом... время не ждало — Эсме уже была на четвертом месяце беременности. Самого Джозефа это мало волновало, он привык к слухам о себе и привык к тому, как относятся все к их семье. Но еще Бланка решила вынести сор из избы, и теперь пресса мыла им кости, обсасывая подробности их семейных жизней. К ним и до этого прохладно относились, а теперь почти презирали. Зачем она вынесла это все на всеобщее обозрение? Чтобы насолить ему, конечно. Сегодня, на очередном заседании суда, он много думал. Почему он повторяет судьбу родителей? Но в тоже время у него хватило ума все исправить.
Его адвокат посмотрел на него, записывая на листке новую сумму отступных, Джозеф молча кивнул, смотря на Бланку. Как он мог этой дряни, похожей на ангела, позволить так нагадить в своей жизни. У его брата и сестер давно были уже дети, но не у него. После того, как Банка убила их ребенка, он хотел уйти в запой, но лишь его выработанное с годами самообладание не позволило это сделать. Для него это было шоком, он ожидал, что с рождением ребенка у них все наладится, но, как оказалось, даже осознание не смогло им помочь, и теперь они сидят на разных скамьях, готовые кинуться друг на друга. Он ненавидел ее, она ненавидела его, и каждый винил другого.
Адвокат озвучил сумму для Бланки, и мать стала ей что-то нашептывать, и она сказала, что хочет больше. Черт! Ну, сколько еще ей надо будет выпить его крови, чтобы она от него отстала и дала ему жить спокойно с Эсме, тем более что через полгода у них будет ребенок. Он назначил еще большую сумму, она что — решила его разорить таким образом? Однако ведь ее никто не просил приезжать сюда, никто не просил ее соглашаться стать его женой. Он даже ее не любил, когда они женились, — чего она тогда хочет от него?
Бланка согласилась. Через месяц будут подписаны все документы и он будет свободен, это уже радовало. Он давно подумывал продать свою квартирку и купить нечто побольше, но сейчас было не до этого, он и так потерял много денег.
***
Лето 1992.
Больница вызывала в нем противоречивые чувства, хоть и он сам был врачом. Он сидел в кабинете Гарри, ожидая, когда позвонят и сообщат о Эсме. Мало кто знал, почему он стал врачом, он столько лет хранил в своем сердце тайну и данное им обещание, многое из памяти уже поистерлось, но только не та ночь, после которой он определил свое место в жизни. Сейчас многое казалось смешным, но тогда он жил чувствами, а не головой. Ему было всего-навсего шестнадцать, совсем молодой, когда он понял, что любит Фиону Харт. Он знал ее много лет — она жила в соседнем приюте для девочек. Эта курносая задорная девочка со смешными вишневыми глазами, с густой гривой темно-рыжих волос привлекла его, но была просто другом. Это было бунтарское время, и он был влюблен, только Фиона не отвечала взаимностью. Как-то она пришла к нему, они сидели во внутреннем дворике одни, и она призналась ему:
— Я жду ребенка. Джозеф, помоги, — ей было только шестнадцать, и это поразило его, и это стало его прозрением, в тот день он повзрослел. Он не знал, как ей помочь, и через три дня ему сказали, что она упала с лестницы. Конечно, это не была случайность, и, оказавшись рядом с другом, он только и смог сжать ее руку.
— Скажи, кто тот подонок, что сделал с тобой это? — спросил он, она ничего не ответила, лишь только разжала его пальцы.
Для него это была трагедия, в ту же ночь он поклялся, что станет врачом и что не будет любить. Однако мужчина влюбился без памяти в Эсме, и сейчас ему было страшно, у нее были преждевременные роды; как врач, он знал, чем все это может закончиться. Например, Фредди и Беатрис тяжело переживали произошедшие, но они не расстались. Джозеф боялся ее потерять, Эсме была необходима ему, как воздух.
— Джозеф, — Гарри вошел в кабинет.
— Что-то случилось? — спросил он, резко обернувшись к нему.
— Пока нет, успокойся, я сам бывал в такой же ситуации и пережил, — Гарри плеснул в бокал вина для брата.
— Я с ума сойду, — прошептал Джозеф, кто-то позвонил, Гарри снял трубку. — Ну, что там?
— Я тебя поздравлю: в нашей семье еще один наследник, — Гарри обнял его, а потом подтолкнул его к выходу.
Джозефа переполняли разные чувства и эмоции, от счастья ему хотелось кричать. Только Эсме его беспокоила, она была бледная и натянуто улыбалась, но, неверное, это было больше от усталости, нежели чем от разочарования.
— У тебя сын, — прошептала она.
— Я знаю, — тихо ответил он.
— Как мы его назовем? — он сжал ее руку, и Эсме не разжала кисть.
— Чарльз Блейк, — предложил Джозеф.
Эсме по-детски посмотрела на все — и почему она боялась его? Джозеф любит ее, и, самое главное, он был готов носить ее на руках, исполнять все ее капризы, дать все то, что она заслуживала. Она безмятежно уснула, просыпаясь с легким рассветом, все комната была залита светом и завалена цветами, ее любимыми белыми хризантемами. Все, что она хотела, она получила, она завоевала неприступного Джозефа; ведь все знали, что он не способен на любовь, но только ей он говорил: «Я тебя люблю» — и это было волшебно, это было настоящим.
***
Сентябрь—декабрь 1992.
Ли Харрингтон был местной грозой, преподаватели любили его за ум и остроту слова, девушки сходили с ума, потому что в этом полу-англичанине-полу-японце было какое-то своеобразное очарование. Еще у него была девушка, Стефания Аперсон, или Стиви, они оба были представителями высшего класса: он — лордовский сынок, она — дочь барона — и они выводили ее из себя. Оба. Кэрри не могла слушать голос этой Стиви, у нее просто не укладывалось в голове, как такая дура могла нравиться такому умному парню, хотя и сам Ли не очень-то нравился ей. Она увидела его впервые, когда стояла со стопкой книг у аудитории, болтая с Тиной Жоспен. Он засмеялся, и ей захотелось выцарапать ему глаза.
