Не хочу видеть ее такой хрупкой.
– Мм… прости. Все хорошо, – сказала Хозяйка и, обхватив мою морду обеими руками, улыбнулась.
Я почти хочу забыть выражение лица Хозяйки, когда она отцепляла от посоха колокольчик, символ пастушьего ремесла. Но никогда не забуду.
Я гавкнул, и из пасти вышло белое облачко.
Хозяйка стыдливо улыбнулась и снова стала самой собой.
– Ну ладно. Выйдем пораньше, да? Только чуть-чуть погоди – я слишком быстро прошла последний город, – сказала она и, неловко улыбаясь, совершенно по-детски достала хлеб из своего мешка.
То, что у нас есть немножко лишних денег, еще не означает, что можно роскошествовать. С этой мыслью я пристально смотрел на Хозяйку. Заметив мой взгляд, она почему-то хихикнула.
– Ну же, Энек. Веди себя хорошо.
Она меня совершенно не так поняла. Я вилял хвостом не из-за содержимого мешка и не из-за каких-то игривых мыслей – просто я был доволен, что Хозяйка набирается сил…
– Зато смотри, какой он белый! – Хозяйка разломила ковригу надвое и показала мне, что внутри.
И мой нос наполнился запахом выросшей на земле пшеницы.
Моя песья природа – моя гордость. Поэтому я не стал пытаться с ней бороться.
***
Когда мы закончили свой короткий завтрак, небо уже стало светлеть.
Звезды, холодно сверкающие в высоте, как крохотные льдинки, начали таять, и с каждым шагом мы видели все дальше и дальше.
Правда, нельзя сказать, что стало теплее; земля была такой же холодной, как и раньше, и наше дыхание тянулось за нами белыми лентами.
– Когда нет овец, конечно, проще, но хорошо бы поскорее остановиться где-нибудь под крышей.
Хозяйка шагала вперед, впечатывая в землю посох без колокольчика; сейчас от нее веяло силой, какую не ожидаешь в ней найти, если просто смотришь.
– Думаю, сегодня или завтра мы придем, – добавила она, раскрыв лист пергамента с картой.
Овцы были всего лишь нашими средствами для работы, но Хозяйка плакала, когда они получали раны, ругала их, когда они делали что-то опасное, и чувствовала себя одиноко, когда их не было рядом. В каком-то смысле она была им как мать. Поэтому мне казалось, что она должна избегать пользоваться пергаментом из овечьей кожи, однако я ошибся.
Кое в чем я по-прежнему не понимаю людей.
– Да, Энек, что ты думаешь о слухах про тот город? – спросила Хозяйка, рассеянно глядя на карту. Она не подняла глаз, возможно, из-за смутного чувства тревоги.
Я служу Хозяйке, и моя судьба – идти туда, куда идет она. Если на этом пути должна встретиться опасность, мой долг – Хозяйку приободрить.
Подумав так, я перевел взгляд с Хозяйки на лежащую перед нами дорогу, чтобы показать: если уж она приняла решение, остается лишь идти вперед.
– Ты прав. Ведь работодатели, говорят, платят только за опасность и тяжелый труд.
Я гавкнул в ответ.
Хозяйка сделала себе имя как пастушка, однако обстоятельства заставили ее прекратить эту работу. К счастью, теперь у нее было много денег – достаточно, чтобы воплотить в жизнь свою мечту. Она много раз говорила мне, что мечтает стать портнихой. Я совершенно не возражал, что она делится со мной своими мечтами, хотя мне не нравилось, когда она говорила о них как о чем-то совершенно несбыточном.
Поэтому, хотя теперь, когда воплощение ее мечты в жизнь стало возможно, я буду делать все, чтобы этому помочь, я не смогу делать это с той радостью, с какой должен бы – потому что, как она сама сказала, чтобы мечта сбылась, надо быть готовым пройти через опасности.
– Говорят, половина людей в городе умерла от мора.
Если она боится, то нам надо возвращаться – такая глупая мысль меня посетила.
Но Хозяйка не просто так решилась пойти на риск. Во время наших путешествий она услышала про город, пораженный болезнью. Людей стало меньше, а значит, и работников тоже. А чтобы восстановиться, городу понадобится много рабочих рук.
Если так, то человеку вроде Хозяйки – без связей, без опыта – нетрудно будет найти работу.
Однако это продлится недолго. Как только начнет расходиться весть, что мор уже позади, люди начнут приходить в поисках работы отовсюду. Значит, за шанс надо хвататься сейчас.
Хозяйке это все рассказал один смелый торговец, который, несмотря на то, что все вокруг изо всех сил старались покинуть город, ездил туда торговать. По его словам, он готов отправиться хоть в ад, если там есть с кем поторговать. Достойно восхищения.
Он сказал, что болезнь, держащая в своих когтях город Кусков, уже начала отступать, и вскоре беспокоиться будет вообще не о чем; более того – скоро весть об этом начнет распространяться повсюду.
Как только Хозяйка услышала эту историю, она сказала, что время сейчас – главная ценность, и мы отправились в путь. Ранее в тот же день ей резко отказали в работе портнихи; возможно, это тоже послужило причиной ее спешки.
– Однако если половина города умерла… неужели молитвы Церкви остались без ответа… – неуверенно произнесла Хозяйка, складывая карту.
Когда она работала пастушкой, Церковь обращалась с ней просто невероятно дурно. Они обзывали ее ведьмой – по-видимому, из зависти к ее умению. Несмотря на такое обращение, она сохранила добросердечие; однако все же такая жизнь была для нее очень тяжела. И я был горд служить той, кто была способна нести это бремя, вместо того чтобы мстить.
Тем не менее меня немного раздражает излишняя честность Хозяйки, которая даже чуть-чуть отплатить Церкви не соглашалась и даже сейчас признает ее силу и власть.
Поэтому я ничего не ответил – просто продолжал смотреть вперед.
Независимо от того, поняла Хозяйка, что я думаю, или нет, – она и в лучшие времена была не самым разговорчивым из человеческих существ, поэтому какое-то время мы шли по дороге в молчании. Солнце поднималось все выше, и чем сильнее оно нас согревало, тем быстрее мы двигались; в конце концов мы даже стали идти быстрее среднего путешественника. Если верить карте, с которой время от времени сверялась Хозяйка, мы приближались к городу.
Я, будучи зверем, могу спать под открытым небом столько ночей подряд, сколько необходимо, но Хозяйка, будучи человеком, приспособлена к такому не столь хорошо. Думаю, в город мы придем завтра к вечеру, и в первую очередь надо будет отдохнуть – а уже потом будем разбираться, какие там дела с болезнью.
Хозяйка – вовсе не хрупкий садовый цветок; однако даже самый сильный цветок завянет, если его слишком долго держать на холодном ветру. И потом, у нее слишком мало мяса на костях.
На мой взгляд, раз уж на людях нет меха, как на зверях, им следует пытаться хотя бы стать помясистее. А сейчас Хозяйку вполне можно принять за недокормленного мальчика.
Стоило мне так подумать –
– Энек!
При звуках моего имени у меня шерсть на хвосте встала дыбом, но вовсе не потому, что я думал о Хозяйке.
Когда двое связаны такими тесными узами, как мы с Хозяйкой, множество значений можно передать одним лишь именем в зависимости от того, как оно произнесено.
В этом зове прозвучало нечто ностальгическое, от чего кровь быстрее побежала по жилам.
Хозяйка подняла посох и указала вперед.
– !..
Я даже подумать ни о чем не успел, прежде чем ринуться в том направлении, куда она указала, с такой скоростью, что с трудом расслышал ее следующие слова. Моей целью была вершина холма.
Там паслось несколько потрепанных на вид бродячих овец.
Мои когти впивались в землю, ветер свистел в ушах.
Овцы наконец меня заметили и в панике бросились бежать. Но от меня этим медлительным созданиям не уйти.
Я мчался такими мощными прыжками, что из-под лап вырывались пучки травы. Вмиг я очутился перед самыми овцами и громко гавкнул.
Овцы были в полной растерянности и лишь топали ногами. Всё, они мои – я могу командовать ими как хочу. Чтобы они это поняли, я задрал голову к небу и завыл.
Конечно, я знал, что на вершине славы я буду лишь миг; у подножия холма я увидел Хозяйку, которая шла ко мне, смеясь. Но как я мог устоять перед возможностью издать этот гордый, смелый вой?
Мне, конечно, было немного жаль этих перепуганных овец, но им повезло, что я не волк. Хозяйка взмахнула посохом, и я тотчас оставил овец и подбежал к ней.
Она почесала меня за ушами, будто говоря: «Отличная работа», – и другой награды мне не требовалось.
– Простите, что напугала вас, – сказала Хозяйка овцам. Это были дикие овцы, обладающие собственной гордостью. Они выразили ее тем, что пронзительно заблеяли, прежде чем кинуться наутек. Близ городов бродячие овцы встречаются нередко. Кто знает, сколько они еще проживут. Впрочем, это и ко мне относится.
Так я размышлял, пока Хозяйка прищуренно смотрела на бегущих овец.
Потом она, почувствовав мой взгляд, застенчиво улыбнулась; от бега ее щеки слегка раскраснелись.
