Я хочу говорить: «Кушать подано, мисс!»
Замирает дыханье у зала в груди,
Героини, страдая, уходят в Эдем.
Антигона моя,
ты меня подожди!
Я вот только скажу: «Будет сделано, мэм…»
* * *
Мне преподали уйму правил,
Но я их с детства невзлюбил,
Собственноручно переправил,
Перечеркнул и позабыл.
Хотелось мне на дальний остров…
Где взять такие острова,
Где все бесхитростно и просто,
Как небо, море и трава?
Где для любого впечатленья
Не ищут уставной резон,
Где нету скучного деленья
На тротуар и на газон…
Но на проклятые вопросы
Ответов я не нахожу:
Пишу, плачу исправно взносы
И по газонам не хожу,
И знаю уйму разных правил:
Куда ступать,
Какой ногой…
Я ничего не переправил.
Пускай попробует другой.
Прекратите разговаривать! Тишина! (англ.)
Замолчи! (англ.)
Как по-английски сказать… (англ.)
Удачи! (англ.)
Доброе утро!.. Смотрите, кто пришел! — Зачем? Добро пожаловать!.. Как дела? (англ.)
Приписка 1995 года: chewing gum — невидаль в Москве начала 70-х годов. Позвольте напомнить: мы жили в закрытом обществе, и кое-что важное в нашей киноповести держится именно на этом. Мы напрягали наш иммунитет, чтобы устоять с презрением перед соблазнами Запада — их жвачкой, их кока-колой, их орешками, их джинсами и техникой, их пепси и пивом в банках; но когда нет ничего этого, не видно, когда в киосках — разве что сигареты «от Тодора Живкова» да сигары «от Фиделя», — тогда устоять, в общем-то, несложно…
Но кое-что — нет-нет, а просачивалось все же. И тут выяснялось: чем моложе организм, тем слабее сопротивляемость, тем ощутимей недостаточность, непрочность идейной закалки… И тем сильнее хочется новенького! Особенно хочется такого, что связано с запретами — глухими, малопонятными, а то и вовсе идиотскими! — Г. П.
Я очень рада видеть вас опять. Добрый день, садитесь (англ.).
Как вы себя чувствуете? (англ.)
Вполне нормально, спасибо (англ.).
Я постараюсь, дорогие мои… (англ.)
Достаточно. Можешь сесть. Ты старался, я вижу (англ.).
Прекрати болтать! (англ.)
Вы понимаете меня? (англ.)
Я — да (англ.).
Не смешно! (англ.)
Конечно, мой мальчик, разумеется… (англ.)
В приписке 1995 года здесь уже было сказано: мы жили в закрытом обществе. В закупоренном! Если не понять этого или забыть про это, данный эпизод покажется клеветнической карикатурой на юных героев нашей истории…
Мир, дружба! (англ.)
О, малыш! (фр.) Я плохо говорю по-английски… (англ.) А по-французски ты не говоришь? (фр.)
Рад познакомиться с вами. Это — вам… (англ.)
Стихи Бориса Чичибабина.
Немецкие ваганты XI–XII веков в переводах Льва Гинзбурга.
Немецкие ваганты XI–XII веков в переводах Льва Гинзбурга.
Юрий Левитанский.
Юрий Левитанский.
Георгий Полонский.
Борис Чичибабин.
Борис Чичибабин.
Георгий Полонский.
Георгий Полонский.
Юрий Левитанский.
Генрих Гейне (перевод С. Маршака).
Георгий Полонский.
Георгий Полонский.
Георгий Полонский.
Немецкие ваганты XI–XII веков в переводах Льва Гинзбурга.
Немецкие ваганты XI–XII веков в переводах Льва Гинзбурга.
Немецкие ваганты XI–XII веков в переводах Льва Гинзбурга.
Георгий Полонский.
Георгий Полонский.
Нужно, однако, допустить, что нам, неволшебникам, просто не разобрать слов и смысла их: это ведь и по-испански могло быть, знаете ли… А то и по-арабски или даже по-финикийски! Насчет последнего вы подумаете, что такого нет среди живых языков, а я возражу: тогда тем более! (Автор.)
Фридрих Логау в переводе Льва Гинзбурга.
Федерико Гарсиа Лорка.
Бертольд Брехт.
Московский областной педагогический институт.
См. очерк «Был у меня друг», с. 571–590 наст. изд.
