смущенная появлением племяша.
— Проходи, Филя.
— У-гу, — важно промычал Филька и уселся на лавку подле Ераса Колонкова. Он нутром чувствовал робость Нюры Турянчиковой, и это льстило его самолюбию.
— Как спалось? — ласково спросила Нюра Турянчикова. Филька не ответил, чесал пятерней скулу. Молчал и Ерас Колонков, уставясь в потолок.
— Вы как неживые, — сказала Нюра Турянчикова. Ушла на кухню — самовар ставить.
— На облепиховом разметье теперь роса осыпала саженцы — это хорошо, — издалека начал Ерас Колонков. Опасался за Фильку, у того за разметье душа тоже болит не меньше, чем у него самого. — Одно плохо — ни к чему то…
— Не пойму тебя, — сказал Филька.
— Такое дело, племяш, — засмеялся Ерас Колонков. Затем сказал: — Вчера в конторку ходил дела провернуть — застоялись — и услыхал… Каюк пришел разметью. Деляны у Байкала сметили.
— А ты что ж? — не сказал — прокричал Филька. — Перенести надо, пересадить, то есть!
— Одни не сделаем, прикинул уже, — вяло сказал Ерас Колонков.
— Не сделаем! — передразнил Филька, выбежал из дому, впряг пеганку в телегу-одноколку, выехал со двора.
33
В последние дни Мартемьян Колонков на людей стал покрикивать больше обычного. Слышал — недавно мужики в конторке говорили о Ерасе. Жалеючи говорили (и то в диковинку для Мартемьяна Колонкова), мол, с интересом лесник. Да только разметье-то у него все одно — того… «Дурачье, — оборвал тогда мужиков. — Для вас же стараюсь. Не видите, что ли?» Почувствовал, не убедил людей. И… растерялся. Кажется, впервые в жизни не знал, что сказать еще, чтобы убедить. Так ничего и не придумал. А может, не захотел? Может. Потому что очень устал.
Сегодня собрался чуть свет, не предупредил никого и — пешком на облепиховое разметье. Предрассветье росное — набухли ичиги, взмокли. Пальцам ног в хлюпающих портянках стыло. Шел напрямик, бездорожьем. Торопился. А для чего?
Возле облепихового разметья замедлил шаг, примерился взглядом к буйно разросшимся кустам. Неожиданно увидел на облепиховом разметье длинной тенью падающую на землю человеческую фигуру. Подумалось: «Лешка…» И злость захлестнула — сроду такой не было. «Ну, погоди…» Легко передвигая ноги, бежал Мартемьян Колонков через колючий кустарник. Иголки увязали за голяшками распоротых сзади ичигов, больно кололись. Но он не чувствовал этого. Бежал, хрипло дыша. Вдруг остановился как вкопанный: не Лешку — Фильку увидел.
Филька отрывал кусты, вытаскивал их из земли вместе с широченным да разлапистым корнем и аккуратно прислонял к срубленной лесине — срез еще свежий, смолится, отметил Мартемьян Колонков, значит, недавнего сруба.
Филька вроде бы не замечал Мартемьяна Колонкова. Да нет, увидел его сразу, только не подал виду. Филька не любил начальника лесопункта и побаивался его, хотя с детства осталось у него в памяти — приходил Мартемьян Колонков, держал его на коленях, говорил ласковое: «Я тебя в лесорубы определю…» Побаивался, но не всегда. И не везде. К примеру, на облепиховом разметье ему было до начальника лесопункта как до лампочки.
— Ты что делаешь? — придя в себя, строго спросил Мартемьян Колонков.
— Разметье извожу, — оглянувшись, сказал Филька.
— А кто позволил? — выдохнул Мартемьян Колонков. Отчего-то обидно стало за Ераса Колонкова. «Даже племяш встрял против собственного дяди». Филька словно бы почувствовал состояние Мартемьяна Колонкова и сказал:
— Кусты хочу облепиховые, как удастся, перенести ближе к поселку, чтобы не пропали зря. Сейчас самое время: теплынь еще, примется. — Но потом обозлился: — А вам-то что за дело?
У Мартемьяна Колонкова пот по спине… Может, от долгого бега? А может?.. Нелепость Филькиной мысли, была ему ясна. Дорога сюда придет через несколько дней. А разве за это время можно перерыть столько земли? Да еще одному или двоим даже? Но что-то было в Филькиной мысли такое, что поразило Мартемьяна Колонкова.
— Эк-кий же ты настырный, — промямлил он.
— Какой есть, — буркнул Филька.
Шел Мартемьян Колонков обратно. Роса пообсохла, на листьях травы маленькие утренние солнца. Шел, тяжело волоча ноги.
34
Сидор Гремин в ударе. Бегал от бульдозера к трактору, покрикивал: «А ну, ребятки, поскорей, время, как слово, — не воробей, улетит, не поймаешь».
В автогараже людно, тут и механизаторы, и сплавщики. Этих, последних, никто не просил, чтобы они приходили сюда. У них своих дел на Болян-реке по горло, а они пришли. Пришли и стоят, руки в брюки…
— Вы что здесь потеряли? — приметив посторонних, не нужных в предстоящем деле, негромко спросил Сидор Гремин.
— Вы потеряли, мы сыскали, — сказал оказавшийся возле Лешка. — Не каждый день дорогу строим. Интересно.
Оттенок в Лешкиных словах был виноватый, мягкий. Сидор Гремин подивился: «После того разговора парень-то вроде отходить от меня стал. Что же ему не понравилось?» Подивился и тотчас забыл об этом — убежал под навес гаража, где сначала тихо, а потом все громче и громче застучал мотор трактора. Лешка вздохнул. Смутно было у него на душе. Если было бы кому, он наверняка рассказал бы, что вот де надоело попусту жить, ничего не имея, дом бы отстроить, а может, и не дом, ну его к черту, живут же люди и так, а что-то другое, важное. К примеру, как лесник Ерас и Филька… Вон они разметье посадили облепиховое. Красивое, ничего не скажешь, хоть и зряшное. Может, из-за этой самой, из-за красоты, и ходил туда, иной раз воровато.
Но Лешка обманывал себя. Не очень-то он замечал эту красоту, а ходил на разметье, потому что слышал: в цене облепиха по нынешнему году. Уж очень много развелось болезней в городе. Потому и ходил и из корысти себя оправдывал: «Для общего дела, людского. Все равно лесник не поделится».
Но видел, как Ерас Колонков и Филька изматывают себя на разметье, и досада брала: «Сумасшедшие…» — и недоумение находило: «Зачем они стараются? Кого удивить хотят? Нынче люди не охочие до выдумок. Построжали…»
— Эй, непутевый, стоишь?
Обернулся Лешка, увидел глаза в глаза Мартемьяна Колонкова. Заметил в его лице недовольство. И, будто с ходу остановив бег, задышал часто. Зло взяло Лешку: «Непутевый! Сам-то ты…» Но совладал с собой, сказал, прищурясь:
— Стою, товарищ начальник. А что мне делать?
Думал, осердится Мартемьян Колонков. Но тот словно не слышал. Спросил:
— Почему не на реке?
— Сейчас пойду. Я не один. И остальные здесь.
— На дорогу захотелось, чтоб поскорей до разметья добраться? — не то с издевкой, не то с горечью сказал Мартемьян Колонков. Лешку заело:
— Откуда вы знаете, товарищ начальник, что хочу? Может, и вовсе не хочу.
— Знаю, — сказал Мартемьян Колонков. — Не я туда лазил. Ты…
Лешка невольно вздрогнул и отступил на шаг — голос у начальника лесопункта прозвучал сурово. Но потом Лешке стало стыдно. «Тоже мне. Испугался». Подошел поближе и неожиданно для самого
