Туфлям Алик очень обрадовался. Он вытер их о фуфайку и сказал:
– Пойду так.
– А где Рита? – спросил Скиф.
– Не знаю… Где-то здесь, наверно… Может, уже дома…
– Расскажи, как все было.
– Значит, так… Решили мы заткнуть трубу…
– Можешь дальше не рассказывать, – перебил его племянник гипнотизера. – Я так и знал, что вы будете затыкать трубу, больше ваша фантазия ни на что не способна. Вы влезли на крышу, крыша, конечно, железная.
– Шиферная.
– Еще хуже. Ваша возня слышна за километр. Он выскочил из дома с ухватом.
– С ружьем.
– Ты спрыгнул и задал стрекача. Он – за тобой. А Рита осталась сидеть на крыше.
– Я специально отвлек на себя внимание.
– Ах ты… отвлек! – Сашка Скиф схватил за шиворот донжуана. Шиворот затрещал. – Ты бросил девушку, спасая шкуру! Как она теперь слезет с крыши?
– Я хотел вернуться. Честное слово. Я туфли потерял, мальчики. Я думал, найду туфли и вернусь.
– Пошли! Она наверняка сидит на крыше. – Скиф зашагал вперед. Мотиков и донжуан поплелись следом.
– Шкуру… – ворчал Циавили. – Я жизнью рисковал. Он запросто мог подстрелить меня, как зайца. Хорошо, я догадался петлять.
Дождь немного поутих, пошел более мелкий и частый. Грозы уже не было, лишь далеко поблескивало и ворчало. Над камышами низко проглянула и тут же скрылась звезда.
– Чего туда идти? Какой дурак будет сидеть на крыше в такую погоду? Она давно уже дома. Спрыгнула – и дома. Сейчас грязь – мягко прыгать. Я, когда прыгал, даже не почувствовал.
– За тобой гнались с ружьем. Это совсем другое дело. Однажды, когда я жил у дядюшки в Душанбе, за мной побежал один загипнотизированный с ножом… Так я… Где его дом?
– Вон, – показал донжуан на высокий дом под шиферной крышей.
Дом был обнесен забором. В двух окнах горел свет. Скифы без труда преодолели забор и очутились в небольшом аккуратном дворике с сараем, журавлем колодца и поленницей дров.
– Рита! Ты здесь? – позвал Скиф громким шепотом.
С крыши текла вода. Из трубы валил вкусно пахнущий дым.
– Может, она за трубой?
Сашка обежал дом кругом. Риты на крыше не было.
– Она там… – вдруг прошептал донжуан, со страхом показывая на окно.
Все повернулись и уставились в ту сторону. В окне был четко виден Ритин профиль. Профиль улыбался. Потом к этому профилю подошел другой профиль, мужской. Протянулась волосатая рука и открыла форточку. Из форточки вырвались звуки фокстрота и игривый голос Клавдии Шульженко сказал:
О любви не говори,
О ней все сказано.
Сердце, верное любви,
Молчать обязано.
– Дождь уже проходит.
– Кажется, да.
Форточка захлопнулась. Скифы стояли молча, словно парализованные ударом электрического ската или другой какой морской электрической твари, которая подкралась в потоках дождя.
Первым очнулся Циавили.
– Это что же такое, мальчики, а? – спросил он плачущим голосом.
– В этом-то все и дело. – ответил Скиф медленно, очевидно, обдумывая увиденное. – Пошли домой.
– Куда домой? Как домой? – забеспокоился Циавили. – А как же Рита?
– Риту доставят, не волнуйся. Пошли, пошли, нечего мокнуть.
– Кто доставит? Хочешь бросить товарища в беде? Разве не видишь – он снял ее с крыши и допрашивает.
– В этом-то все и дело, Алик. Нам тут нечего делать, ребята.
– Может, камень в окно бросить? – предложил чемпион.
– Ага… да… камень… Ишь морда… – Алик Циавили нагнулся и стал шарить в поисках камня. Не успели Скиф с Мотиковым ахнуть, как он запустил в окно чем-то тяжелым. Зазвенело стекло. Очевидно, предмет пролетел комнату и разбил лампу, потому что стало темно. Все трое, не сговариваясь, перемахнули через изгородь и, чавкая подошвами, дали стрекача.
Остановились только возле дома бабки Василисы.
– Тупарь, – сказал Скиф, тяжело дыша. – Взять бы тебя за бороду… да повесить сушиться на забор… Какого ты хрена?..
– Сам же… говорил… допечь…
– Камень… в окно… Ты что… питекантроп? Никакой фантазии.
– Я ему еще не так… «О любви не говори…» Это моя невеста… Я ему справку покажу.
– Ладно, один вечер еще ничего не значит, – успокоил Скиф расстроенного донжуана. – Только ты потом держи ее от него подальше. Пошли борщ хлебать, а то переварился, наверно.
В чистой бабкиной горнице сидел Петр Музей и читал вслух Библию. Это было очень непривычное зрелище: милиционер, читающий Библию.
– «И было во дни Амрафела, царя Сеннаарского, Ариоха, царя Елласарского, Кедорлаомера, царя Еламского, и Фидала, царя Гонмского… Пошли они войною против Беры, царя Содомского, против Бирши, царя Гоморрского, Шиназа, царя Адмы, Шемевера, царя Севоимского, и против царя Белы, которая есть Сигор…» – читал отличник, водя расческой по засаленной странице. Бабка Василиса ширяла в печке ухватом. По хате распространялся запах борща с мясом.
– Ишь ты, как складно читаешь, – бабка вытащила из печки большой чугун, в котором клокотало варево. – О, господи! Мокрые какие! Скидывайте все!
Скиф втянул ноздрями воздух.
– Нет, милиционерам все-таки лучше живется, чем пятнадцатисуточникам. Ты чего же это удрал?
– Я не удрал. Я ждал, ждал, а потом дождь пошел. Ну, как получилось? А где Рита?
– Все идет по штатному расписанию, – Скиф принялся снимать мокрую одежду. – Пахнет, как в ресторане «Националь». Ты, бабка, когда-нибудь была в ресторане «Националь?» Нет? Я тоже не был, но говорят, там очень неплохо кормят. Даже бутерброды с икрой дают. Завтра, бабка, мы уезжаем.
– Так быстро?
– В этом-то все и дело. Завтра утром скандал небольшой, бабка, произойдет. Ты уж, пожалуйста, не пугайся. Скандал из-за принципиальных соображений. Нельзя обманывать трудящихся. Если любовь в сентябре, так и показывай ее в сентябре, зачем мозги затуманивать людям? Правильно я говорю?
Бабка махнула рукой.
– Вот балаболка. Внучек у меня такой же был. Как разговорится, прямо радио.
* * *
Рита пришла, когда осоловевшие скифы приканчивали чугунок с кашей.
– Почему ты сухая? – спросил зло донжуан.
– Дождь кончился.
– А ноги почему чистые?
– Я шла в сапогах, а на крыльце переобулась.
– В чьих сапогах?
– Что это, допрос? Почему у вас такие хмурые рожи? Я вам сейчас расскажу, где я была, рты пораскрываете.
Алик Циавили поднял правую бровь, зажмурил левый глаз и погрозил пальцем.
– Знаем, все знаем. О любви не говори, о ней все сказано.
– Так это ты бросил камень?
– Сердце, верное любви, молчать обязано, – пропел донжуан отвратительным голосом.
– Ты чуть не пробил ему голову. Глупая выходка. Завтра он тебя найдет по следам. Он сказал, что умеет находить по следам. Он на границе работал.
– Я вижу, ты уже все знаешь.
– Ревнуешь, что ли?
– Хватит ссориться, – подал голос Скиф. – Садись ешь.
– Я не хочу.
– Они председательских деликатесов накушались, – съязвил Циавили.
– Да. А тебе завидно? Он не чета тебе. И на границе работал, и на пароходах плавал, и с медведем дрался. Не то что ты, как заяц, удрал с крыши. Бороду какую-то дурацкую вырастил.
– Ну и женись на нем.
– И женюсь.
– И женись.
– И женюсь. С ним по крайней мере интересно.
Скиф отложил деревянную ложку.
– Хватит болтать. Ближе к делу. О нас разговор шел?
– Все время. Я уж забыла, что наплела. Кто-то из вас подозревается в убийстве. Кажется, вон тот, с бородой. Сама я злостная самогонщица, но он сказал, что это не очень страшно, меня можно перевоспитать.
– Еще бы! Ха-ха-ха! Кажется, я действительно стану завтра убийцей!
– Куда тебе!
– И тебя вместе с ним кокну, – Циавили встал из-за стола и, тряся бородкой от негодования, пошел спать на кухню, где бабка Василиса на душистом сене уже приготовила им постели.
Сашке показалось, что он только что заснул, а его уже будят.
– Внучек, а внучек, вставай, хозяин приехал, – говорила, склонившись бабка Василиса.
– Какой еще хозяин?
– Петр Николав.
– Председатель, что ли?
– Он самый.
– Чего его черти подняли в такую рань? У меня дядюшка не вставал так рано, а он тренировался на кошках с утра до ночи.
Умывшись и наскоро перекусив, скифы вышли во двор. У плетня стоял газик. Председатель, в белом полотняном костюме, парусиновых туфлях, соломенной шляпе, курил на подножке сигарету. Вид у него был, как у плантатора времен гражданской войны в Америке.
– Пламенный привет, гражданин начальник! – Племянник гипнотизера снял кепочку и помахал ею. – Дозвольте закурить.
Председатель полез во внутренний карман пиджака и вытащил сигарету. Скиф воткнул ее в рот.
– Не тем концом.
– Благодарствую. С «Байкалом» проще. Хорошо живешь, гражданин начальник.
– Ты тоже мог бы так жить.
– В этом-то все и дело. У меня дядюшка – профессиональный гипнотизер. Так он мне каждый раз говорит: «Саша, зачем ты пошел в мелкие хулиганы, шел бы ты в ученые, окончил бы сельскохозяйственный институт, стал бы животным доктором, застрявшую картошку из коровьих глоток вытаскивал бы».
