На Голубовской пристани Груню встретили Иван Никанорович, Зубов, Тося с подругами. Пока возчик из рыбколхоза вез ящики к сияющему чистотой амбару, Зубов, взяв Груню за локоть, спросил:
— Какой системы аппараты?
— Я не рассмотрела, Вася, — смутилась Груня, — некогда было смотреть: их без меня упаковали.
— Ладно, я осмотрю сам, а в субботу сделаем первую закладку. Для начала возьмем сазана.
Боязливо прижавшись к Василию, Груня прошептала:
— Выйдет, Вася?
— Выйдет.
— Там один аппарат неисправный.
— Ничего, исправим…
Зубов провозился с аппаратами двое суток. Возбужденный, сердитый, он с утра до ночи работал в амбаре, устанавливая на деревянных стеллажах разнотипные аппараты. Толпа почтительно молчавших девчат наблюдала за установкой. Раз по пять в день в амбар забегал Степан. Заходил и Мосолов. Он рассмотрел аппараты, поговорил с Зубовым и сказал:
— Если чего надо, присылай девчат…
Василию помогала Груня. Она вырезала ножницами кожаные прокладки, кипятила смолу, проверяла термометры.
В пятницу вечером работа была закончена. В тесном амбарчике, поблескивая стеклом и металлом, стояли только что установленные аппараты. Два из них представляли собою похожие на опрокинутые бутылки стеклянные сосуды, плотно вставленные в полую чугунную подставку с краном; третий хотя и несколько отличался по конструкции от первых двух, но был построен по такому же принципу: беспрерывно поступающая в сосуд вода своим напором должна была поддерживать заложенную в сосуд икру в состоянии постоянного вращения.
В последний раз осмотрев аппараты, Зубов пошел к Мосолову и попросил его сделать утром контрольное притонение на Таловой.
— Мне нужно отобрать сотню хороших лещей и сазанов, — сказал он. — На пункте все готово, остановка только за рыбой.
— Ладно, — кивнул Мосолов. — Сегодня с низовьев приехал Пимен Гаврилович, мы попросим его засыпать невод.
Василий забеспокоился:
— Боюсь, что ваш Пимен Гаврилыч начнет артачиться. «Не успел, скажет, приехать в станицу, а вы меня на тоню посылаете…»
Однако Талалаев, прочитав записку председателя колхоза, тотчас же согласился засыпать невод на Таловой тоне и только спросил у посыльного:
— А как же с запретом? Нынче ведь не разрешается рыбу ловить. Наскочит инспектор, чего тогда делать?
— Для инспектора-то и ловить будете, — объяснил посыльный. — Ему для чего-то нужны чебаки или сазаны.
— Для инспектора? — удивленно протянул Талалаев и весело подмигнул: — Это другое дело!
Он похлопал посыльного по плечу:
— Сколько же товарищу Зубову чебаков требуется?
— Да не меньше сотни, говорят.
— Ну чего ж, передай председателю, что для инспектора мы с полным удовольствием. Чебаков ему доставим самых отборных. А ежели захочет, то мы их и закоптить или же провялить сможем.
— Ему, говорят, живая рыба нужна.
— Свежачка захотелось? — ухмыльнулся Пимен. — Можно и свежачка, нам это не трудно…
На рассвете сборная бригада оставшихся в станице рыбаков во главе с Талалаевым отправилась на тоню и засыпала невод. Улов оказался удачным: рыбаки выбрали из мотни пятьдесят корзин разной рыбы.
По просьбе Василия Груня переправилась на Таловую, отобрала сто штук самых крупных лещей и сазанов и осторожно уложила их в полузатопленную лодку.
— А чего ж делать с остальной рыбой? — спросил у нее Талалаев.
— Как чего? — удивилась Груня. — Отправьте в цех, Головневу. Нам нужны только лещи и сазаны.
— Ясно! — кивнул Талалаев, посмеиваясь, и провел рукой по усам: — Это что ж, для опытов столько рыбы берете?
— Да, Пимен Гаврилович, для опытов.
— Сотню штук? — недоверчиво переспросил Талалаев.
— Да… А что?
— Ничего… Я просто так… Наукой интересуюсь…
Доставленная к причалу рыба была тщательно осмотрена Зубовым, рассортирована и отсажена в плавающие на реке большие корзины.
Вокруг амбарчика, где располагался рыбоводный пункт, царило необычное оживление: у дверей толпились старики, под окнами сновали ребятишки, в самом амбаре, с любопытством посматривая на хлопотавшего у стола Зубова, чинно стояли Тося, Ира и три их подруги, девушки-комсомолки, которые помогали приводить в порядок амбар.
— Это будут наши новые рыбоводы, — сказала Груня Мосолову,
Кузьма Федорович, покуривая, наблюдал за Зубовым. Подвернув рукава рубашки, Василий стоял у стола и оттачивал на бруске узкий нож. Одна из девушек-засольщиц надела на Зубова свой белый клеенчатый фартук, и он, улыбаясь, сказал Груне:
— Как продавец из гастронома, правда?
На длинном чисто вымытом столе стояли стеклянные банки с притертыми пробками, флаконы с пестрыми этикетками, белели комки ваты, тускло поблескивали ножницы и ланцеты.
«Черт его знает, выйдет или не выйдет? — с волнением думал Зубов. — Люди интересуются этим делом!.. Вон их сколько набилось: дышать трудно… И если я провалю эту первую закладку, все полетит под откос…»
Он старался держаться спокойно, улыбался, шутил, весело покрикивал на ребятишек, но видно было, что он взволнован: на секунду задумываясь, он умолкал, нервно постукивал ногой по полу, часто курил и, встречая тревожный взгляд Груни, встряхивал головой, словно отгонял от себя назойливую, ненужную мысль.
— Ладно! — отрывисто бросил он девушкам. — Давайте начнем.
Груня и Тося вытащили из корзины крупного, с червонеющей чешуей леща и, придержав его руками, уложили в неглубокий вырез стола. Наклонившись, Зубов коротким движением ножа сделал надрез на спине леща, близ головы, обнажил мозг, взял копьевидный изогнутый ланцет, осторожно извлек из мозга рыбы серовато-белую крупинку и опустил ее в стеклянную баночку.
— Это для чего же? — спросила Ира.
— Сейчас… сейчас расскажу… минуточку, — забормотал Зубов.
Работая над второй рыбой, он стал объяснять, посматривая то на одну, то на другую девушку:
— Это важная штука, девушки. Она позволяет нам управлять сроками размножения рыбы.
Держа над ладонью заалевший от крови ланцет, он показал сгрудившимся вокруг стола девушкам лежащую на конце ланцета мелкую крупинку.
— Это гипофиз, придаток головного мозга. Сейчас мы приготовим из него препарат и введем его в самку-икрянку, а завтра получим от этой самки зрелую, готовую к оплодотворению икру.
— Здόрово! — одобрительно сказал Мосолов, подвигаясь ближе к Зубову. — Значит, выходит, что мы можем рыбе свой календарь установить? Так, что ли?
— Именно, — подтвердил Зубов. — То, что мы сейчас будем делать, называется гипофизарной инъекцией. Это открытие нашего советского ученого, и оно имеет для культурного рыбного хозяйства огромное значение, так как позволяет человеку управлять сложным процессом размножения рыбы…
Когда нужное количество гипофизов было вынуто, Зубов взял со стола флакон с прозрачной жидкостью и налил в баночку, где лежали похожие на светлые бисеринки гипофизы.
— А это что? — спросила Тося.
Зубов протянул ей флакон:
— Посмотрите. Это ацетон. Он обезжиривает гипофизы и удаляет из них влагу… Через четверть часа мы сольем помутневшую первую порцию ацетона и наполним баночку новой порцией…
Проходили часы, но из амбарчика никто не уходил. Взрослые и дети с одинаковым интересом смотрели на все, что делал Зубов. Старухи станичницы, покачивая головами, говорили вполголоса:
— Разве ж это все поймешь?
— Тут для этого дела не колхозник, а доктор из больницы требуется.
— Да и доктор навряд ли поможет. Он ведь по людям понимание имеет, а рыба — совсем другое…
— Нет, наш станичник тут не разберет что к чему…
— Ничего, бабушка, придет время — все разберутся, — отозвался Зубов. — Раз человек ошибется, другой раз, а потом сделает все, что надо. Ученые люди помогут нам разобраться…
— Н-да… наука до всего доходит, — поддержал стоявший в дверях Мосолов.
Он не слишком верил зубовской затее, но и ему хотелось, чтобы первый в колхозе опыт инкубации икры удался. Именно поэтому Кузьма Федорович уже несколько раз подходил к Василию и гудел ему в ухо:
— Не робей, Кириллыч. Ежели чего надо будет, мы поможем. Ты только поддержи нашу колхозную марку, не ударь лицом в грязь.
Вынутые из ацетона гипофизы просохли и стали похожи на твердые бусинки. Зубов выложил их в круглую фаянсовую чашечку и растер в порошок. Потом он вылил туда отмеренный в мензурке раствор, подождал немного и, вынув из никелированной коробки шприц, вставил иглу и сказал девушкам:
— Давайте икрянок из второй и третьей корзины. В ведро берите не больше одной рыбы. Самое главное — ничем не беспокойте отсаженных самок… — Он повернулся к Груне: — Пойди с ними, Грунечка… проследи сама…
Девушки побежали к берегу, и вскоре одна за другой стали возвращаться в амбарчик, осторожно неся на коромысле закрытые сеткой ведра. Тося вынула из ведра первую брюхатую сазаниху и положила на стол. Шевеля янтарными плавниками, рыба ударила хвостом по скользкой доске и, если бы Мосолов не придержал ее, слетела бы на пол.
