номера Телли.
«Надо зайти», — решила Баджи: она чувствовала себя виноватой за свое невольное отчуждение, — ведь все свободное время она отдавала Королеву.
За столом сидели Телли, Мовсум Садыхович, Чингиз, двое актеров и актриса. Ужин уже подходил к концу, чувствовалось, что выпито изрядно. Было шумно, накурено.
— Садись, Баджи, не побрезгуй! — Чингиз с демонстративной любезностью встал и, усадив Баджи рядом с собой, налил ей большую рюмку коньяку. — Догоняй нас!
Баджи отстранила рюмку.
— Ты же знаешь — я не пью.
— Не пьешь?.. — Лицо Чингиза выразило изумление. — Впервые слышу об этом! А как же вчера, в ресторане? Ведь все мы собственными глазами видели, как ты и пила с каким-то таинственным незнакомцем. Баджи покривилась: дальше «таинственного незнакомца» фантазия Чингиза не идет!
— Это мой добрый товарищ и друг, с которым мы вместе работали в Ленинграде в самую тяжелую пору блокады, — сказала она.
— Ах, вот оно что!.. — Глаза Чингиза прищурились. — Впрочем, удивляться не приходится: Баджи, как известно, наших мужчин не жалует!
— Каких это «наших»? — насторожилась Баджи, понимая, что он имеет в виду. — И разве общаться с «не нашими» запрещено?
— Нет, конечно нет!.. Но когда это возводят в принцип… В свое время ты даже мужа подыскала себе со стороны.
— Мужа моего, Саши, не касайся! — вспыхнула Баджи. — А если тебе так хочется лезть в чужие семейные дела, вспомни также моего первого супруга и успокойся: он ведь был, как ты выражаешься, нашим!
Чингиз нахмурился:
— Ты хочешь сказать, что наши мужчины такие, как твой первый избранник?
— Один из присутствующих здесь, во всяком случае, не многим лучше! — ответила она.
Все сдержанно заулыбались: ловко Баджи поддела этого нахала! Но Чингиз — важная персона в комитете, с ним нужно быть поосторожней.
Обычно, когда Баджи и Чингиз пререкаются, Телли испытывает двойственное чувство: она не хочет дать в обиду свою подругу, но и прошлая связь с Чингизом и дружба по сей день ко многому обязывают. Эта двойственность находит выход сообразно обстоятельствам. Сейчас, в присутствии Мовсума Садыховича, любезно организовавшего этот ужин, стать ей на сторону бывшего возлюбленного было бы неделикатно, неблагоразумно. Вот почему, бросив на Чингиза сердитый взгляд, она отчеканивает:
— Если ты не прекратишь дерзить Баджи, я попрошу тебя уйти отсюда!
Чингиз в ответ только ухмыляется: он знает по опыту цену подобным угрозам.
Уже привыкнув изображать хозяйку салона, Телли и здесь, в номере московской гостиницы, старается поддержать мир и согласие среди гостей. Это побуждает се, вслед за выговором Чингизу, бросить упрек Баджи:
— И ты хороша!..
Настроение у Баджи испорчено. А ведь как славно, как спокойно и уютно ей было час назад у Ругя и Газанфара. Какой шайтан толкнул ее постучаться в эту дверь? Скорей к себе, в постель!
Приятно читать в газетах указы о награждении, рассматривать лица счастливцев. Поработал на славу — получай награду! Ты ее заслужил.
Еще приятней, если в списке награжденных наткнешься на фамилию знакомого человека или увидишь на фотографии хорошо знакомое тебе лицо.
Но самое радостное, конечно, вернувшись из Москвы, прочесть в таком указе свою фамилию, увидеть собственную физиономию! Что ж, не все еще, видно, доросли до такого высокого морального уровня, какого, если судить по некоторым нашим газетам, кое-кто уже достиг, — радоваться за других больше, чем за самого себя.
Вот она, ее фотография… Какая-то древняя старуха с черными лохмами на голове!.. Ну как не разозлиться, когда видишь такое? Уж если хотите показать народу достойного, представьте его в лучшем виде. А в этом пугале брат родную сестру не признает! И еще: прочтут, допустим, этот указ Газанфар и Ругя или Яков Григорьевич — конечно, они порадуются за нее, но ведь и посмеются же над ней, увидя такое страшилище!
И все же Баджи хочется снять телефонную трубку, звонить друзьям, которые разделят с ней радость. Хочется с газетой в руке забежать к соседям. Хочется выйти на улицу, полюбоваться, как прохожие толпятся у газетного стенда, разглядывая фотографии награжденных.
Правда, найдутся люди, которые — справедливо или несправедливо — всегда считают себя обойденными, обиженными, и незачем своей чрезмерной радостью сыпать соль на их раны.
А к Телли можно позвонить без всяких опасений — обе они награждены одним и тем же почетным званием. Быть может, Телли еще не видела сегодняшних газет.
И Баджи берет телефонную трубку.
— Приветствую от всей души заслуженную артистку республики! — весело восклицает она. — Желаю здоровья и творческих успехов! Целую!
— А… Баджи… — слышится в ответ сонный голос Телли. — Я ведь знала об этом еще вчера вечером — сообщил один знакомый из редакции. Хотела тебе позвонить, да завертелась и не успела — вчера на радостях мы с Мовсумом здорово повеселились… Мовсум сделал мне шикарный подарок… Голова трещит.
— А мне еще предстоит веселиться — думаю, что в связи с награждением у нас в театре будет большое торжество!
— Вероятно…
В трубке — зевок.
— Ну, как ты себя чувствуешь в новом звании? — осведомляется Баджи.
— Признаться… Я подсчитала: награждено шестьдесят четыре человека!
— Но ведь это — чудесно! Не только ты и я, но весь наш коллектив признан достойным награды.
В трубке — иронический смешок:
— Особенно если в том же списке рядом с нами, творческими работниками, портниха и вахтер!
— Эти люди вполне заслужили «За трудовое отличие»! Натэлла Георгиевна, сама знаешь, отличная костюмерша, влюблена в театр, исполнительна, за многие годы пи разу не подвела нас. А старик Курбан-Али — подумай только! — ведь он почти полвека в театре, много лет был лучшим рабочим сцены!
— Он за свою работу получал зарплату.
— А неужели он не заслужил, чтоб ему выразили уважение, порадовали его наградой? Вахтер… Я вспоминаю моего отца… Он, как я рассказывала тебе, был заводским сторожем — в летний зной и на зимнем ветру стоял на вахте у заводских ворот. А чем он кончил? Выгнали его с завода, убили.
У Телли хватает такта промолчать. Но через минуту она упрямо заявляет:
— Чем больше наград — тем ниже их ценность!
— В том случае, если награды разбазаривают не по заслугам, не по справедливости! — возражает Баджи. — А если награждают по заслугам, по справедливости, то остается только радоваться за товарищей.
Телли издыхает:
— От свечи, что светит в доме соседа, в твоем доме светло не станет! К слову сказать, все, кто сегодня награжден, и соседями моими скоро не будут.
— Не понимаю.
— Поработаю в театре еще год-два — и хватит!
— Что еще за фантазия?
— Не фантазия, а здравый смысл: мне нет расчета
