Акт речевой деятельности (шире – языковой коммуникации) является событием и, следовательно, имеет временн
ые координаты, в то же время этот акт определяет точку отсчета, наиболее релевантную для участников коммуникации.
«Этот факт выражается в грамматике при помощи правила, что каждое предложение должно содержать глагол, т.е. указательно рефлексивный знак, указывающий время события, о котором идет речь, ибо время глагола имеет указательно рефлексивное значение» (14, с. 358 – 359).
По справедливому замечанию Э. Бенвениста, нет ни другого критерия, ни другого способа выражения, чтобы обозначить «время, в котором мы находимся», как только принять за это время «время, когда мы говорим». Это момент вечного «настоящего», хотя и никогда не относящийся к одним и тем же событиям «объективной» хронологии, так как он определяется для каждого говорящего каждым соответствующим единовременным актом речи. Лингвистическое время является аутореферентным (sui-référentiel). В конечном результате анализ человеческой категории времени со всем ее языковым аппаратом открывает субъективность, внутренне присущую самому процессу «пользования языком» (7, с. 296 – 297). Не случайно «момент речи» обычно признается основной точкой отсчета, по отношению к которой определяется время осуществления действия. Соотношение момента речи с другими возможными точками отсчета может быть представлено с помощью следующей схемы [21].
где S – момент речи; R – основная, r – вспомогательная точки отсчета.
Помимо глагольных, существуют и другие языковые формы, обслуживающие непосредственно момент речи: наречия времени – сейчас, вчера, сегодня, завтра и т.п.; «квазидаты» (Дж. Клиффорд) – три дня назад, в прошлый четверг, через час и т.д. [22]. Интересно, что в историческом развитии многих языков обнаруживается, что «момент речи» и его непосредственное окружение представляет собой позицию, в которой интенсивно происходят процессы онаречивания.
На наш взгляд, «момент речи» есть минимальное расстояние на оси времени, существующее между результатами действий (событий и т.п.) в прошлом и ожидаемыми результатами в будущем, которые релевантны для данного акта коммуникации. Подтверждением этому может служить, например, употребление перфекта в английском языке, ср. John has arrived «Дисон приехал». Предложения этого типа могут быть успешно использованы лишь в том случае, если последствия представленного в них события имеют значимость и в момент речи (см. 30, с. 144). Границы – верхняя и нижняя – «момента речи», видимо, не могут быть определены с большой точностью, так как они зависят от изменяющихся условий коммуникации. Этим, вероятно, объясняется и способность настоящего времени использоваться в качестве наиболее емкого временнóго показателя событий, процессов или существования фактов, релевантных для принятия каких-либо решений участниками коммуникации.
Совокупность средств, используемых в естественном языке для выражения временных отношений, отличается большим многообразием. Так, например, в русском языке время выражается не только системой временных форм глагола, но и наречиями, именными и деепричастными конструкциями, устойчивыми фразеологическими сочетаниями (такими, как ни свет, ни заря, год от года и т.п.) и придаточными предложениями.
А.Г. Щепин (19, с. 27 – 28) [23] среди лексических средств выражения временных отношений в современном русском языке выделяет следующие разряды слов и словосочетаний:
1) слова и словосочетания, выражающие те или иные временные понятия, обозначающие отрезки времени различной длины или определяющие их качественное содержание; характеризующие протекание действия во времени;
2) слова и словосочетания дейктического типа.
В первый разряд включаются имена существительные:
а) с общим временным значением: время, пора, период, эпоха, эра, момент, срок;
б) обозначающие временные отрезки различной длительности: век, десятилетие, год, месяц, неделя и т.п.;
в) характеризующие время в отношении какого-либо природного цикла или календарной системы: весна, лето; утро, полдень; август, пятница;
г) выражающие отношение к моменту речи или к какому-нибудь событию: прошлое, настоящее, будущее, грядущее, канун, предыстория;
д) указывающие на фазу протекания действия: начало, конец, продолжение.
В этот же разряд включены, в частности, наречия, наречные сочетания и предложно-именные сочетания:
а) указывающие на время по отношению к моменту речи или какому-нибудь событию, состоянию: вчера, сегодня, на другой день, через неделю; заранее, позднее и т.п.;
б) обозначающие длительность протекания действия, состояния и т.д.: долго, мгновенно, постоянно, два часа и т.п.;
в) указывающие временные пределы какого-либо процесса: с утра, до зимы;
г) выражающие повторяемость процессов или явлений: часто, ежедневно, время от времени и т.п.;
д) характеризующие порядок следования явлений или событий во времени: сначала, после, раньше и т.д.
Лексико-семантическое и морфолого-семантическое поля темпоральности являются предметом исследования (на материале английского языка) в диссертации Р.М. Жалейко (11). В более общем аспекте темпоральная лексика проанализирована в работе Н.А. Потаенко (15).
Некоторые из исследователей (ср. 9, с. 11) полагают, что основная характеристика действия во временнóм аспекте передается системой глагольных времен и видо-временных отношений. Вряд ли с этим можно безоговорочно согласиться. Безусловно, глагольные времена так или иначе определяют соотнесенность времени действия с моментом, являющимся исходным для данного предложения (который может не совпадать с моментом речи), и таким образом осуществляют упорядочение действий в отношении «следования во времени», определяя также соотнесенность этих действий с настоящим, прошлым и будущим. Наличие соответствующих коммуникативному заданию глагольных временных форм в тексте является одним из основных условий для его существования как целого (23, с. 121; 25, с. 44). Однако глаголам совершенно несвойственно выражение «календарного» времени, для них малохарактерна и функция квантитативной актуализации (за исключением глаголов типа простоять, просидеть).
Формы, используемые в языке для выражения временных отношений, вступают в весьма сложное взаимодействие на основе принципа функциональной дополнительности. О. Есперсен справедливо указывал, что
«время нередко выражается в других частях речи (не глаголами. – В.Г.), и этот способ обозначения времени часто бывает более точным, чем всякое обозначение времени с помощью глагольных форм, например, „3 февраля 1923 г. в 23 час. 23 мин.“» (10, с. 297).
Вопрос, однако, заключается не просто в степени точности. Говоря о лексических показателях темпоральности, таких, как завтра, когда-то и т.п., А.В. Бондарко подчеркивает, что
«они уточняют, конкретизируют, а иногда и предопределяют время осуществления действия» (8, с. 79),
с их помощью, в частности, глаголы могут быть переведены из плана одного времени в план другого, например в предложении типа: «Завтра едем на рыбалку» (ср. 19, с. 41), сходным образом А. Богуславский интерпретирует формы типа «в настоящий момент», «сейчас» как средство «блокировки» других прочтений глагола, например со значением будущего времени (20, с. 31).
Функции глагольных форм, выражающих время, могут быть названы интралингвистическими, а функции именных групп с обстоятельственным значением времени – экстралингвистическими. Именно поэтому, на наш взгляд, они выражаются в первом случае морфологически,
