он сам себе.
— Телефон однако рядом, — тоже будто для одного себя заметил пилот.
— Да ну вас, — обозлился Тимофей Иванович. — В воскресенье его все равно дома не застанешь…
— У врачей не бывает воскресений, — рассеянно сказал доктор.
— Как это не бывает? — бухгалтер оживился. — Вот у нас врач Дмитрий Андреевич, хирург, между прочим, так он, чуть воскресенье или праздничек какой, обязательно на охоту ездит. У него «Москвич», последний выпуск. В позапрошлом году купил. В апреле или в мае? Точно не помнишь, Тимофей Иванович?
Доктор, очевидно, был прав: несмотря на воскресенье, телефонистка нашла Северьяна Нилыча в больнице.
— Северьян Нилыч? Здравствуйте. Из Вязовского райкома партии Рязанов беспокоит. С просьбой к вам. Через полчаса в аэропорт… — да нет, в наш, вязовский… доставят больную девочку… осложнение после полиомиелита. Тут у нас доктор… Очень просит проконсультировать, хотя бы заочно. Что?.. Хотите лично посмотреть больную? Да, но…
Пилот поднял кверху две свои пятерни с растопыренными веером пальцами: десять минут лету.
— Простите, Северьян Нилыч. — Инструктор перешел на шепот. — Хочет сам посмотреть больную. Что будем делать?
Пилот и начальник порта переглянулись.
— Ну, — торопил инструктор.
— Эх, ладно. — Тимофей Иванович с отчаянием махнул рукой. — Семь бед — один ответ…
Рязанов кивнул. — Ясно!.. Нет, это я не вам… В общем так, Северьян Нилыч: если вы согласны, минут через десяток самолет будет в Междуречье. Что? Выезжаете в аэропорт? Огромное вам спасибо.
— Порядок! — Пилот, улыбаясь, вытянулся перед Тимофеем Ивановичем. — Разрешите выполнять?
— Ну вот, теперь и вовсе не улетишь! — взвизгнул заведующий горкомхозом. — Я буду жаловаться! У меня срочное поручение председателя райисполкома…
Рязанов рассмеялся. — Наверное, записка. Иван Петрович своей дочке просил передать. Угадал?
— А что? — сник заведующий горкомхозом.
Потянулись минуты.
Для каждого они бежали по-разному: медленнее всего для Кулябко («Безобразие! Послали самолет, еще застрянет в Междуречье!») и быстрее всего для доктора («Вот уже полтора часа прошло, а карета скорой помощи все еще где-то трясется на ухабах!»).
Тимофей Иванович не ощущал движения времени вовсе, слишком много неожиданностей обрушилось на его голову.
«Девчонка запропастилась, — ворчал он про себя. — Вот угробит мотоцикл, а что с нее возьмешь? Путного багажа и то нету!». Вздыхая, он бросал взгляд на поношенный фибровый чемодан, перетянутый матерчатыми ремнями.
Дорога в город по-прежнему была пуста. Тимофей Иванович скользил глазами по глинистой рыжей насыпи, по редким соснам вдоль нее, чуть задерживался на мостике через речку и останавливался на зеленой пене садов, на единственной на весь город заводской трубе сушильного комбината, где проходила практику Рая, и обезглавленных древних церквах, венчавших Вязовск.
Он любил, отправив самолет рано утром, вот так молча смотреть на свой городок, где родился, вырос сам и вырастил детей, смотреть и вспоминать жизнь и уже по-стариковски задумываться — хорошо она прошла или не очень. Но сейчас было не до этого, и он заторопился в свою каморку «слушать воздух».
— Понял вас отлично, семьдесят два — пятнадцать, — через минуту говорил Тимофей Иванович с некоторой тревогой в голосе. — Посадку разрешаю… Ну и влетит же нам с тобой, Никита, по первое число!
Пилот рассмеялся. — За доброе дело-то?
— А ты полагаешь, за доброе не влетает? Еще как!
Тимофей Иванович подумал, что все в это утро пошло кувырком, начиная с планов на рыбалку. Как бы осматривая себя со стороны, он представил свое сегодняшнее поведение и удивился, настолько необычным оно ему показалось. Пожалуй, неожиданно для самого себя, он не распространялся о важности расписания, а наоборот, собственной персоной намекнул начальнику отряда, что самолет можно б и задержать. С этого началось. Потом зачем-то звонил в Залесье для незнакомого (откуда он взялся?) доктора… Дал казенный мотоцикл тоже незнакомой девчонке (чего доброго, еще перекувырнется где-нибудь по дороге!) и наконец, в полное нарушение всех правил, своею властью послал пилота в Междуречье.
Тимофей Иванович покачал головой, удивляясь всему этому, потом снова машинально посмотрел в окошко на дорогу и увидел студентку. Она ехала на казенном мотоцикле, и за ней тянулся длинный шлейф багровой пыли.
— Райка едет! — В двери показалась и тотчас исчезла возбужденная физиономия Саши. — Зря волновались!
— Попробуй не волнуйся тут с вами, — проворчал Тимофей Иванович и вышел на крылечко.
— Заглох по дороге, катила с километр, едва завела, — единым духом выпалила Рая. Она бережно вынула из-за пазухи завернутое в вату лекарство. — Вот, доктор.
— Спасибо. Я забыл вам дать деньги.
Рая замахала руками.
— Что вы! Я на практике по пятьдесят рублей в месяц зарабатывала.
— И все же…
— Нет, нет, не надо, а то я обижусь, честное слово!
Доктор улыбнулся. — Ну, раз так…
— Я на этой штуке второй раз в жизни ездила! — объявила Рая, сияя от радости. — Здорово как!
Тимофей Иванович покачал головой. — То-то я гляжу — нетвердо держится в седле ездок…
— Вы не бойтесь, машина в порядке.
— Да я не об этом, — усмехнулся начальник.
— О чем же? — Рая с лукавинкой посмотрела на него.
— Ну, мало ли о чем, может быть, о твоей молодой жизни.
— Вот как!? — Она вдруг спохватилась. — Братцы, а где же самолет?
— Еще за одним доктором полетел, — с охотой поддержал разговор Саша. — Ты насовсем уезжаешь?
— Угу, а что?
— Жалко, что мы с тобой раньше не познакомились.
— А я виновата?
— Может, еще на практику приедешь?
— Не знаю. Разве на преддипломную.
— Ты попросись в Вязовск. Мировой город!
Рая усмехнулась. — Тоже мне мировой! Пылища.
— А яблоки?!
— Я целый чемодан домой везу.
Саша на минуту исчез и вернулся с двумя огромными яблоками.
— Возьми! Золоторелка. Моя бабка говорила, каждое фунт весит!
— Ну вот еще выдумал…
— Ты попробуй, вкусные!
72-15 катился по земле, а второй пилот уже распахнул дверцу, и в ней показался аккуратный, толстенький человек с чемоданчиком, одетый с подчеркнутой тщательностью. Осторожно сойдя на землю, он вежливо снял шляпу, обнажив загорелую, лысую голову с полукружием серебряных волос на затылке.
— Здравствуйте, товарищи!.. Больной еще нету?
— Из города, Северьян Нилыч, выехали, минут через десять будут, — сказал инструктор райкома, протягивая руку.
— Вот он, врач, — первый пилот показал взглядом на доктора.
Северьян Нилыч еще раз снял шляпу.
— Коротков. Рад с вами познакомиться, коллега.
— Лаврентьев.
Северьян Нилыч наморщил лоб. — Мне знакома ваша фамилия и даже ваше лицо. Мы где-нибудь встречались?
— Кажется, нет, — смущенно улыбнулся доктор. — Можно вас на минутку?..
Они прошли в сторону, и никто не слышал, о чем они разговаривали. Лишь изредка доносились обрывки фраз: «Ах вот как!», «Извините, бога ради!», «Правильно!», «Одобряю», «На вашем месте я поступил бы точно так же». Потом они подошли ко всем, Северьян Нилыч
