— Для чего это я? — спросил он себя с недоумением.
Ему сделалось стыдно оттого, что он не сдержался и потерял власть над собой. Нащупав на стене кнопку, он позвонил.
— Я нечаянно снял повязку, — сказал он вошедшей Кате. — Извините меня, но ее придется, вероятно, восстановить.
Катя всплеснула руками и выбежала. Через минуту она вернулась с марлей и клеолом.
— И отчего это вы такой неловкий, — рассуждала она, перевязывая его снова. — Как это вы?
Он не ответил на вопрос и только сказал:
— Я прошу вас, Катя, не говорить об этом доктору.
В этой просьбе Катя увидела нечто таинственное. Это заинтересовало ее.
— Вы боитесь? — спросила она.
— Вы слишком любопытны…
Катя кончила перевязывать его, но не уходила.
— Любопытство, — философствовала она, — осуждать нельзя. Когда я училась в школе, нам говорили, что врач должен быть любопытным.
— Но вы же пока только сестра, — ответил Борис. Ему хотелось, чтобы она ушла, и в то же время он боялся остаться один. Он чувствовал, что не заснет сегодня.
— Я обязательно буду врачом, — ответила гордо Катя. — После войны я пойду учиться дальше. Мне все говорили, что я способная…
В коридоре зазвонил звонок.
— Меня зовут, извините… — Катя еще раз улыбнулась и выбежала из палаты.
Утром у Бориса неожиданно повысилась температура.
Рита уехала с первым поездом, не прощаясь с Ветровым. Она оставила ему ключ от двери и коротенькую записку.
Ветров прочитал ее, повертел в руках и, подумав, разорвал на мелкие кусочки. Обращаясь к Ивану Ивановичу, с которым они сидели вместе в его комнате, он сказал:
— Ну, вот и все, коллега. Я могу теперь переселиться восвояси. Моя квартирантка уехала, жилплощадь освободилась.
— И вы снова переходите на общественное питание? — улыбнулся Воронов. — Как говорится: «От кухни нездоровой к общественной столовой…»
— Вероятно…
— Недолго же продолжалось ваше счастье.
— Да, — задумчиво произнес Ветров, — вы правы… Очень недолго. Впрочем, мое счастье впереди. Работа! Большая интересная работа — вот в чем мое счастье!.. Кстати, я на днях вычитал в журнале, что один из наших советских физиологов занимается пересадкой сердец холоднокровных животных. Кое–какие результаты он уже получил. Что вы на это скажете?
— Скажу, что интересно.
— А я думал, вы назовете его романтиком.
Воронов смущенно улыбнулся.
— Вы, дорогуша, оказывается, злопамятны, — сказал он. — Нехорошо… Вместо того, чтобы обижать старика, зажгите–ка свет. И, если хотите, давайте–ка сыграем партийку в шахматы. Вам ведь сегодня не надо дежурить?
— Да, сегодня очередь Анны Ивановны. В прошлый раз за Михайлова дежурил я, а сегодня — она. Лев Аркадьевич что–то долго хворает.
— Что с ним?
— Грипп, говорят. Будто бы лежит и никуда не выходит. А без него трудновато… — Ветров поднялся и включил свет. Наблюдая, как Иван Иванович расставляет шахматы, он улыбнулся: — А ведь я опять обыграю вас, Иван Иванович.
— Посмотрим, посмотрим…
Они замолчали, сосредоточенно вглядываясь в квадратики поля. Иван Иванович играл хуже Ветрова, и, чтобы не проиграть, подолгу думал над каждым ходом. Когда партия была в самом разгаре, в дверь резко постучали. Не дожидаясь разрешения, в комнату вбежала Тамара. Она была в халате и тяжело дышала от быстрой ходьбы.
— Доктор, — обратилась она к Ветрову, — вас срочно требуют в госпиталь!
Иван Иванович, недовольно покосившись сначала на нее, потом на Ветрова, нахмурился:
— Ну, уж… И часу без доктора пробыть не можете. Все у вас срочно.
— Нет, я пойду, — сказал Ветров, поднимаясь. — Извините. Доиграем после.
Он вышел вместе с Тамарой. По дороге она коротко рассказала, в чем дело. Ростовцеву внезапно стало плохо. Еще днем он дышал с некоторым трудом, а сейчас начал совсем задыхаться.
Услышав ее рассказ, он ускорил шаги. Он почти вбежал в ординаторскую, схватил халат и, на ходу просовывая руки в рукава, быстро прошел в палату, где его ждали.
— Ему хуже с каждой секундой, — прошептала Анна Ивановна. — Я не знаю, что делать.
Ветров с первого взгляда понял все.
«Отек голосовых связок! — врезалась в его мозг страшная мысль. — Надо резать горло. Сейчас же!»
Ростовцев делал чудовищные усилия, чтобы протолкнуть в свои легкие воздух. От чрезмерного напряжения лицо его багровело, а глаза с расширенными от ужаса зрачками готовы были вылезти из орбит. Он широко раскрывал рот, стараясь захватить как можно больше спасительного воздуха, судорожно хватался за спинку кровати руками, на которых, вздулись вены. Его тело напрягалось, и на шее при каждом вдохе веревками надувались мышцы. Он боролся за каждую каплю воздуха, боролся за жизнь, но эта борьба становилась бесполезной. Тонкая свистящая струйка, еще проникавшая в его легкие, была слишком незначительна, чтобы поддержать его силы, чтобы не дать погибнуть.
Ветров понял, что нужно было действовать максимально быстро. Сейчас дорога была каждая секунда.
— Скальпель и иод! — почти крикнул он, обращаясь к Тамаре. — И как можно скорее! — он хотел еще добавить, чтобы она захватила марлевые салфетки, но Тамары уже не было в комнате.
— Для трахеотомии? — спросила Анна Ивановна.
— Да.
— Вы хотите делать ее здесь? И без анестезии?
Ветров внезапно рассердился.
— А где же еще? Пока его несут в операционную, он окончательно задохнется. Разве вы не видите? Лучше подержите голову и руки, чтобы он не мешал мне… Да скорее же! — он испытывал раздражение оттого, что Анна Ивановна растерялась.
Откупорив принесенный Тамарой пузырек с иодной настойкой, он вылил половину содержимого на руки. Капли иода попали на простыню, и на ее белизне остались коричневые пятна.
— Подвиньтесь… Вот так, — сказал он Анне Ивановне и нагнулся над Борисом, нащупывая на шее выступающий хрящ. Раньше ему никогда не приходилось делать этой операции, хотя она и не считается сложной. И он волновался тем более, что делает ее в таких необычных условиях.
Острое лезвие раздвоило кожу. В месте разреза сразу скопилась кровь.
— Держите крепче, — процедил сквозь зубы Ветров, чувствуя, как напрягается под его локтем тело Ростовцева. Он нащупал хрящевые кольца трахеи, приложил к ним скальпель и надавил. Хрустнули рассеченные хрящи. Ростовцев закашлялся. Из образовавшегося разреза в лицо Ветрова вылетели брызги крови, и в горле Бориса что–то заклокотало. Но грудь его вздохнула свободно и жадно. Он делал максимально частые и глубокие движения, словно не веря тому, что может вдохнуть настоящий чистый воздух, которого было так много вокруг и который еще минуту назад был ему недоступен.
— Принесите канюлю и расширитель… Марлю тоже… — Ветров говорил уже спокойно, удерживая открытой рану. — Надо остановить кровь.
Тамара принесла требуемое. Он ввел в трахею блестящую трубочку. Когда все было сделано, он вышел, чтобы умыться. Нагибаясь над раковиной, он почувствовал, что у него дрожат колени. Ноги как–то сами собой подгибались, и, чтобы не упасть, он был вынужден прислониться к стене. Теперь, когда все было кончено, он ощутил сильную слабость. Закрыв кран, он взял полотенце и опустился на стул.
__ Ну, как? — спросил он вошедшую Анну Ивановну.
— Теперь все в порядке, — ответила она. — Но скажите, отчего это все получилось? Еще вчера он чувствовал себя замечательно… Это же отек связок?
Ветров утвердительно кивнул головой.
— Но отчего же? Рана уже гранулировала.
Ветров бросил полотенце на спинку стула.
— Если бы я знал отчего! — ответил он устало. — Для меня эта история была, пожалуй, еще большей неожиданностью, чем для вас. Вероятно, попала инфекция. Но вот как она попала? Когда попала, почему попала, и кто в этом виноват?.. Теперь ясно, отчего утром скакнула вверх температура! А мне–то показалось, что у него опять с ногой неладно… Если бы все предполагать, можно бы заранее интубировать, и разреза, вероятно, не понадобилось бы.
Ветров поднялся.
— Ну, я пошел, — сказал он. — Счастливо оставаться. Только за Ростовцевым понаблюдайте. Назначьте стрептоцид.
— Обязательно… Спасибо вам.
Первые капли дождя упали на его лицо, когда он шел по дорожке парка. Крупные и тяжелые, они приятно охлаждали кожу. Небо закрыли тучи, и было так темно, что ему приходилось пробираться почти наощупь. В то время, как он перешагнул порог комнаты, где его поджидал сидящий за шахматной доской Воронов, дождь забарабанил по крыше с внезапной силой.
— Как раз успели, — сказал Иван Иванович, — а то бы вас промочило. — Ну–ка, присаживайтесь, я, кажется, нашел вариант, в котором вам не поздоровится… — он хитро взглянул на Ветрова и вдруг воскликнул: — Ба, да вы чем–то расстроены. Что там случилось?
