День подходил к концу. Сигнал в руке Сергеева дернулся три раза – показался Сезонов. Он тяжело взобрался на бот.
– А ну, показывай, где изорвал рубаху? – спросил Сергеев и вынул из кармана химический карандаш. Сергеев беспокоился не зря. Водолазных рубах было всего три, а на «Пеликане» много острого взъерошенного железа. Сезонов указал пальцем на прорывы возле колена и на боку. Сергеев начертил здесь два фиолетовых кружка, чтобы потом наложить на них заплаты.
8 июля к боту подошел кран, и водолазы стали очищать «Пеликан» от железного хлама.
9-го вся команда занялась вспомогательными работами. Изготовляли стропы из шестидюймового стального троса. Дело это нелегкое. Жара около сорока шести градусов. Палуба бота как раскаленная сковородка под ногами матросов. Глазам больно от нестерпимого блеска воды.
10 июля жара не спала. Галямин снял на «Пеликане» мешавший работе щит, поставленный теми, кто пытался поднять лодку. Неизвестно, в каком положении минные аппараты «Пеликана», нет ли готовых к выстрелу торпед? Галямин лезет в узкие проходы лодки, добирается до минных аппаратов и щупает. Они закрыты.
11 июля пробовали начать подрезку тросов, но они не пошли под корпус, помешал твердый грунт: ракушка, галька и сбитый песок. Надо промывать тоннели.
Струя била в грунт и развела муть, – ничего не видно, но Сергеев упорно продолжал пробиваться вперед, под корпус. Вскоре стало так узко, что пришлось работать лежа. Отгребать за Сергеевым песок и ракушку спустился Галямин. В этот день пробили половину тоннеля.
На другой день Галямин начал вести встречный тоннель, с другого борта. Скоро он сомкнулся с первой половиной. Протянули стальное полотенце. Потом промыли второй тоннель.
30 июля Галямин и Сергеев пошли под воду вдвоем. Галямин пробрался внутрь лодки, а Сергеев стоял на ее палубе. Начали открывать крышку миннопогрузочного люка. Галямин не удержал крышку, и она отсекла ему конец указательного пальца. К вечеру рука разболелась и он не мог спускаться под воду. Сергеев работал один.
3–6 августа топили понтоны к бортам «Пеликана» и пристегивали к ним полотенца.
10 августа продували понтоны. Галямин стоял на борту с перевязанной рукой, но здоровой старался помогать Сергееву.
Через два дня назначен подъем «Пеликана». Автор понтонного проекта Шпакович волнуется: всплывет или не всплывет? Волнуется и капитан Балашов.
12 августа на рассвете «Пеликан» был встречен радостными криками эпроновцев, впервые поднявших целое судно.
Весть о поднятой подводной лодке быстро разнеслась по Одессе. Унылые пророчества не сбылись. ЭПРОН сделал то, что считали невозможным. Пришло поздравление из Москвы.
Так в 1924 году эпроновцы вырвали у моря первое военное судно – «Пеликан».
6. По следам морских катастроф
На старинной английской гравюре среди яростно бушующих волн изображено парусно-паровое судно «Черный принц», которое штормом сорвало с якорей, и оно несется прямо на высокие отвесные скалы Балаклавы. Эпроновцы много позднее увидели эту гравюру.
А сперва начали искать «Черного принца» на дне Балаклавской бухты. Искали больше года, ежедневно, упорно. Ведь на «Черном принце», как гласило предание, было пять миллионов золота. У ЭПРОНа, организованного в 1923 году, работал один-единственный водолаз – Чумак. Старый человек, окончивший водолазную школу еще в 1908 году, он не ходил на глубины. Для дальнейших поисков инженер Даниленко сконструировал снаряд с иллюминаторами, который спускали под воду с крамбола[12] баржи.
«Черный принц» обнаружили на дне бухты, у скал, которые были изображены на старинной гравюре. Вначале нашли кусок борта с иллюминатором, мачту из тикового дерева и старой конструкции паровой котел.
Весть о находке «Принца» разнеслась по всему миру. Удачливый по находкам золота, японец Катоака сразу же попросил разрешения приехать со своими водолазами и на концессионных началах поднять золото «Принца». Японские водолазы поднимали громадные куски скал, просеивали сквозь сито каждую горсть песку. Проработали все лето и нашли только четыре старинные монеты с изображением английской королевы. Катоака уплатил за концессию и оставил все оборудование и рейдовую маску с легким водолазным шлангом. Эта маска пригодилась ЭПРОНу при обследовании кораблей. Уезжая, Катоака подарил эпроновцам три найденные монеты, а одну взял с собой.
Ф. Э. Дзержинский, погремев в руке монетами, взял карту Черного моря, на которой точками были обозначены места затонувших кораблей.
– Корабли и есть ваше золото, – сказал он эпроновцам.
Старые водолазы помнили севастопольский рейд, битком забитый кораблями всех видов. После войны море стало пустынным. На дне его лежал почти весь флот: пятьдесят военных и триста двадцать коммерческих судов. А штаб несуществующего флота размещается на допотопном колесном суденышке «Красный моряк».
Капитан Антон Никитич Григорьев решил создать в Одессе водолазный отряд. Море и здесь хранило в своей пучине немало богатств.
На первых порах отряд Григорьева разыскал и обследовал потопленный пароход «Алтай». Судно имело прекрасно сохранившийся корпус, но поднять его было нечем. Водолазы отправились дальше в море, к затонувшей барже «Наваль».
Только раз в семидневку возвращались эпроновцы в Одессу, забирали пресной воды, свежей провизии и уходили обратно в море. Штаб отряда располагался на буксире «Кабардинец».
За несколько месяцев работы отряд выгрузил из «Навали» несколько вагонов цветного металла, тридцать тонн инструментальной стали, сорок станков и другие ценные материалы. Это была работа, достойная похвалы.
Отряд Григорьева разыскал близ Одессы несколько погибших судов: «Потемкин», «Меркурий», «Силач» и транспорт «Патагония». Но флотилию перебросили под Новороссийск для обследования там затонувших судов.
Только в 1931 году начальник ЭПРОНа Ф. И Крылов издал приказ о создании в Одессе постоянного отряда, работающего по твердому плану, который должен выполняться без оговорок. Деятельность отряда охватывала северо-западную часть Черного моря и речные бассейны Днепра, Днестра и Буга. Кадры его сначала были до смешного малы: несколько матросов, подрывник Рымарев да водолаз Карпук. И ни одного суденышка, чтобы выйти в море.
Вновь организованный отряд разместился в комнатушке Дворца моряков, где стоял столик и два стула. Но где взять плавсредства? И вдруг из Севастополя сообщили: выслан мощный морской буксир. Портовики, довольные, что эпроновцы не будут просить у них плавсредства, отдали отряду целую пристань. Но вместо «мощного» буксира к пристани пришвартовался небольшой моторный катер «Клавдия». И на нем прибыли капитан Калошник с командой и инструктор Сергеев с тремя водолазами.
Сразу развернулась работа. Подняли две землечерпалки и баржу в Николаеве, шестьсот тонн разного металла, соорудили в одесском порту волнорез, ограждающий Хлебную гавань от зыби, а в самой гавани поставили массивы – железобетонные квадраты. С этого времени порт изменил свое отношение к одесскому отряду.
Флотилия отряда постепенно оснащалась. Сперва получили большой килектор[13] и буксир «Аджарец» с матросами и водолазами. Затем появилась баржа «Э-10», которую сами подняли с грунта. Потом прибавился катер «Струя», выброшенный портом на свалку. Его отремонтировали и стали доставлять продукты и письма водолазам, работающим в море. И, наконец, раздобыли плавучий кран «Красное знамя», списанный портом на слом.
С этой, собранной по кусочкам, флотилией отряд принялся за подъем крупных судов, которые ждали водолазов на дне моря. После долгих месяцев напряженного труда подняли пароход «Потемкин».
Это судно затоплено белогвардейцами в 1920 году в Тендровском заливе. Свежая погода и большая волна два дня мешали эпроновцам произвести осмотр «Потемкина». Наконец шторм утих, водолазы спустились на дно. Пароход уже оброс ракушками и зеленью. Все надстройки поломаны, фальшборт исковеркан, а кормовая рубка с полуюта провалилась в каюты первого класса. Но корпус оказался целым и невредимым. Внутри судна машина была разобрана и части ее разбросаны. Это сделали белогвардейцы, которым не удалось угнать пароход за границу.
И вот в 1932 году «Потемкина» подняли. В мутном водовороте кружились пустые ракушки, обрывки водорослей и куски изъеденного морским древоточцем дерева. Еще не улеглась взволнованная вода, как среди команды воцарилась настороженная тишина. Пароход еле держался меж понтонов, тяжелый, полузатопленный, чуть высунув на поверхность палубу с обомшелой надстройкой. Буксировать в порт нельзя – рухнет. Не мешкая, принялась команда выкачивать воду, но, сколько ни качали насосы, вода не убывала. Пробоины как будто нет, кингстоны закрыты, а судно не облегчается, вот-вот снова уйдет на дно.
