Твердо решив разобраться с этим, как только выйду из ванной, я выключил воду и услышал продолжительный звонок в дверь. Это еще кто? Отец так рано никогда не возвращается, а мать еще собиралась заскочить к бабушке. Неужели тетя Сима? Любит она приходить в самые неподходящие моменты. Наспех одевшись, я выскочил в прихожую. Вера уже стояла там с заинтересованным видом, но в отличие от меня, одеться она не удосужилась. Я махнул, чтобы она спряталась у меня в комнате, и глянул в дверной глазок.
– Кто там?
– Откройте. Милиция.
Вера скрылась, а я, недоумевая, отворил дверь.
– Да? – спросил я.
На пороге стоял наш участковый, высокий и усатый – такие, наверное, только в книжках бывают. Подмышкой у него была зажата черная кожаная папка. Как же его зовут?
– Это что у тебя такое творится, Павел?
Блин, он еще и по имени меня помнит. Совсем нехорошо.
– О чем вы?
– Я про нудистский пляж на твоем балконе. Кто это такая?
– Вера? – ее имя вырвалось прежде, чем я смог прикусить язык.
– Какая Вера? – подозрительно спросил участковый.
– Это… это… сестра…
– Какая еще сестра? У тебя же нет сестры.
– А это… двоюродная. Из Москвы. Вы же знаете, какие они все там раскрепощенные.
– Сестра, говоришь, двоюродная, – усатый представитель закона достал папку и раскрыл ее перед собой.
– Что это?
– Ничего страшного, протокольчик составим, подумаешь на досуге о своих родственниках. А то вон, пока поднимался, успел выслушать жалобу соседки. У нее маленький сын во дворе гуляет, а тут на балконе голые женщины расхаживают, – он занес ручку над чистым бланком.
Черт, только этого мне еще не хватало! Еле уговорив милиционера обойтись без формальностей, я сбегал в гостиную, где в секретере отец всегда держал про запас немного денег. Мы быстро сошлись на размере штрафа, и в семейном бюджете образовалась небольшая брешь.
Закрыв дверь, я прислонился к обивке и медленно выдохнул. На этот раз все обошлось. Но сколько еще неприятностей мне подкинет Вера?
Глава пятая
Первая свобода, первый плен
Покрывать непредвиденные семейные расходы мне пришлось из своей первой зарплаты. Не могу сказать, что такая плата за дружбу с Верой меня сильно радовала, но довольно скоро у меня появились новые заботы.
Со временем я окончательно поверил Вере в том, что мать специально разыграла историю с моей болезнью. Во-первых, она не очень-то волновалась, когда «узнала», что я заражен. Во-вторых, она так и не смогла показать мне справку с результатом анализа, сославшись на то, что тетя Люба ее куда-то подевала. Я перестал сдавать анализы последней, высказав ей все, что думал по поводу их с матерью коварства. Она лишь пожала плечами, и больше мы не возвращались к этой теме. По просьбе Веры я на всякий случай сходил в анонимный лечебный центр и проверился там – как и предполагалось, я был чист. Видимо, моя подруга лучше разбиралась в матерях, нежели я сам.
Теперь она снова пропала и объявилась лишь через неделю, в течение которой я пытался ей звонить, но бесполезно – по записанному Верой номеру никто не отвечал.
– Я звонил, но тебя никогда нет дома, – сказал я при встрече.
Она неопределенно пожала плечами:
– Бывает. У нас полдома на блокираторах, и телефон не всегда работает.
В последствии я так и не смог дозвониться до Веры, поэтому при следующей встрече попытался узнать ее адрес, но она обошла эту тему самым приятным образом. В другой раз, хорошенько подготовившись, я был более настойчив – Вера сначала отмалчивалась, но вскоре не выдержала и в довольно грубой форме указала мне, чтобы я не лез в ее личную жизнь. Я в ответ обиделся. И конечно, тот вечер у нас прошел впустую – ничего не было. Похоже, серьезному разговору так и не суждено было состояться.
Вера не баловала меня визитами, и между нашими встречами, как правило, проходило не меньше четырех дней. Наверное, мне следовало как-то изменить это, но я боялся разрушить хоть какое-то понимание, сохранявшееся до тех пор, пока не затрагивалась Верина независимость.
Когда она приходила, мы в основном сидели у меня дома – благо, оставшись наедине, нам было чем заняться. Иногда ездили купаться на загородное озеро, так как на набережную меня больше не тянуло, или же шатались по главным улицам города. А однажды Вера даже затащила меня в театр. К моему удивлению спектакль мне понравился, и два часа пролетели незаметно.
Родители, конечно же, не жаловали Веру, но обычно она ухитрялась приходить в то время, когда их не было дома. Самое странное, что в разговорах они избегали тему моей дружбы с ней. Неужели они так быстро сдались?
Не знаю, что подтолкнуло моих родителей, но в конце августа они устроили мой давно запланированный переезд на отдельную квартиру. Так получилось, что бабушка уже второй год жила одна, поэтому приходилось едва ли не каждый день ходить к ней, а иногда и ночевать, когда у той шалило сердце. Родители решили убить сразу двух зайцев: воспитать во мне самостоятельность и наладить постоянный уход за старушкой, перевезя ее к себе. Поэтому бабушка переехала в мою комнату у родителей, а я – в ее освободившуюся квартиру. Все это произошло довольно неожиданно – раньше мы часто говорили о переезде как о чем-то отдаленном, туманном. То есть, он, конечно, был в планах, но весьма дальних, а тут вдруг без всякого предупреждения взял и состоялся. Уж не мои ли отношения с Верочкой подтолкнули их?
Моя новая квартира находилась на последнем этаже блеклой пятиэтажки в одном из спальных районов города. Это было очень неудобно, если учесть, что все мое детство прошло в центре. Теперь я жил в сорока минутах езды от института и квартиры родителей, у меня не было телефона, раздельного санузла, вода из душа еле капала, а старенький телевизор ловил только половину каналов, и, чтобы переключаться между ними, приходилось всякий раз вставать с кровати. Я самостоятельно готовил еду, причем не в микроволновой печи, а на допотопной газовой плитке, убирался в квартире и стирал всю свою одежду. Но, несмотря на эти неудобства, я был несказанно рад. Наконец-то один, наконец-то свободен!
– Мда, я это себе иначе представляла, – Вера сбросила рюкзачок и сняла ботинки из темной лакированной кожи, – мрачновато здесь у тебя.
Она расстегнулачернуч черную кофточку и закинула ее на холодильник «Бирюса», который вольготно расположился в прихожей. Из-за хмурой погоды в квартире на самом деле стоял какой-то подвальный полумрак, и я включил свет. Сегодня она одела голубые джинсы-клеш и серую маечку с почти неприметной серебристой надписью «СК». Волосы она завязала в пучок на затылке, а на лицо, похоже, нанесла совсем мало косметики, что сгладило чуть хищное выражение, к которому я уже начал привыкать. Взгляд стал более открытым и нежным, а мимика выразительней. В общем, девочка-припевочка. Мне нравились эти изменения.
Над дверью, куда с интересом поглядывала Вера, висели ощерившиеся головы убитых зверей – память, оставшаяся в наследство от моего деда, царство ему небесное. Старик был заядлым охотником и любил подобные штуки. Меня же не прельщала мысль об убийстве животных ради забавы, но снимать трофеи я не торопился. Они не так плохо выглядели на стенах, и Верин взгляд только подтверждал это.
– Да ну тебя, «мрачновато», живу ведь.
Вера хмыкнула и, нахмурив брови, прошла на кухню. Она провела рукой по засаленным зеленым обоям, заглянула в старые навесные шкафчики, неказистые на вид и полные пыли. Буркнула что-то про духоту и деловито открыла форточку. Нельзя сказать, что кругом царил полный разгром, но и на порядок обстановка не тянула.
– Да уж, – задумчиво обронила она. – Летней порою... луну пятнадцатой ночи здесь не увидишь.
– Зато все остальные луны здесь видно, – съязвил я.
Вера, несмотря на ее небольшой рост, ухитрилась посмотреть на меня сверху вниз:
– Для особо одаренных объясняю, здесь грязно.
Я попытался вернуть утраченные позиции:
– Ты так строго не суди. Я ведь недавно переехал.
– Но не вчера же.
Я пожал плечами. Да, наверное, мог и серьезнее к ее приходу подготовиться, знай бы, что она такая чистюля. Но откуда мне это знать, подумалось мне, если она ничего о себе не рассказывает и обо всем приходится только догадываться?
– А как обстоят дела с залом? – спросила Вера и двинулась в большую и, собственно, единственную комнату. Я поплелся за ней в ожидании очередных замечаний.
Однако Вера восторженно расхохоталась, когда увидела экстравагантную бабушкину мебель. Возле стенки посередине комнаты, стояла широкая двуспальная кровать, покрытая алым, как гроб, покрывалом. Напротив нее, у другой стены, находилось огромное круглое зеркало, расположенное к двери так, что каждый входящий видел отражение окна, кровать и маятниковые часы-башню, мерно тикающие в углу комнаты. У стены напротив окна, чуть ли не на проходе, ютился массивный шифоньер, о который вечно все запинались, но за тридцать лет никто так и не удосужился передвинуть. Справа от зеркала стоял матово-черный комод с кривыми ножками, слева – сундук, на котором гордо восседал телевизор четвертого поколения «Горизонт».
