Мне эта идея не понравилась. Я был уверен, что радио починить не удастся, и опасался, что это отвлечет нас от главной задачи. Выход был только один — идти на запад, в горы.
— Боюсь, мы потеряем слишком много времени, — сказал я.
— Ты со всем будешь спорить? — возмутился Роберто. — Радио может нас спасти.
— Хорошо, — сказал я. — Я вам помогу. Но если радио не заработает, мы пойдем в горы. Договорились?
Роберто кивнул. Мы провели еще пару ночей в багажном отсеке, а потом пустились в обратный путь. Спускаться со склона было легко, но как только нам пришлось подниматься в гору, сразу же сказалось наше истощение. В некоторых местах подъем был крутой, к тому же мы увязали по пояс в снегу. Я задыхался, все тело ныло, и каждый раз, пройдя несколько шагов, я вынужден был отдыхать. Спустились мы за пару часов, а вот назад шли в два раза дольше.
До самолета мы добрались к полудню, и нас встретили без особой радости. Мы отсутствовали шесть дней, и наши друзья надеялись, что мы уже вышли к людям. С нашим возвращением их надежды на скорое спасение рухнули. Но не только это было причиной их уныния. Умер Рафаэль Экаваррен.
Он был для нас олицетворением смелости и упорства, и, когда умер даже этот сильный духом человек, мы поняли, что горы рано или поздно заберут нас всех. Со смертью Рафаэля многим стало казаться, что Бог забыл о нас.
Вечером Роберто объяснил, почему мы вернулись:
— На восток идти бессмысленно. Этот путь ведет только дальше в горы. Но мы нашли хвостовую часть самолета и багаж. Мы принесли всем теплую одежду. И сигареты. А еще мы нашли батареи.
И Роберто рассказал про свой план починки радиостанции. Все решили, что попробовать стоит, но энтузиазма никто не проявил. Я понимал, что люди теряют надежду, и не мог их винить. Мы настрадались, и никаких перспектив у нас не было. Нам казалось, что мы стучимся в закрытые двери.
На следующее утро мы с Роберто стали вынимать радио из приборной доски в кабине пилотов. Мы поняли, что радио состоит из двух частей — одна закреплена на приборной доске, а вторая вставлена в углубление в багажном отсеке. Деталь с приборной доски мы сняли легко, вторая же сидела плотно, и нам пришлось повозиться. Мы ковыряли ее железками, пытаясь открутить винты с передатчика. Наконец, когда нам удалось его вынуть, я понял, что наши старания были напрасны. Из каждой детали торчало множество проводов.
— Carajo! Сам черт не разберет, куда какой провод идет! — воскликнул я в сердцах.
Роберто, не обращая на меня никакого внимания, пересчитал провода на каждой детали.
— Из этой штуки выходит шестьдесят семь проводов, — сообщил он. — И из передатчика тоже шестьдесят семь.
— А какой с каким соединяется? — спросил я.
— Видишь маркировку? — сказал он. — У каждого провода она своя.
— Ох, Роберто, не знаю… Мы столько провозились, а ведь неизвестно, работает радио или нет.
Роберто сердито посмотрел на меня:
— Это радио может нас спасти! Мы должны попробовать его починить — прежде чем полезем в горы.
— Ну хорошо, хорошо, — попытался успокоить его я. — Давай позовем Роя, пусть посмотрит.
Рой осмотрел радио и хмуро покачал головой.
— Вряд ли удастся его наладить, — сказал он.
— Мы его наладим! — заявил Роберто. — Ты его наладишь!
— Я не могу! — закричал Рой. — Это очень сложная штука. Я никогда такой раньше не видел.
— Держи себя в руках, Рой, — сказал Роберто. — Мы отнесем это радио к хвосту самолета. Ты пойдешь с нами. Мы починим радио и свяжемся с теми, кто нас спасет.
Рой посмотрел на него с ужасом.
— Я не могу туда идти! — заорал он. — Я слишком слаб. Ты только посмотри на меня! Я не доберусь туда.
— Доберешься. Другого выхода нет, — строго сказал Роберто.
Рой насупился и заплакал. Мысль о том, что придется покинуть самолет, его пугала, и все последующие дни он объяснял, что не может никуда идти. Фито и его братья были тверды, говорили, что Рой обязан помочь остальным. Они даже заставляли его тренироваться — ходить вокруг самолета. Рой нехотя подчинялся, но несколько раз начинал плакать прямо на ходу.
Рой не был трусом. Я видел, как он играл в регби, знал, как он жил раньше. В первые дни после катастрофы он помогал Марсело, вместе с ним строил стену, которая спасла нас от стужи. Если бы Рой вовремя не нашелся во время лавины, мы бы все оказались погребены под снегом навсегда. Но он был слишком юн, испытания вымотали его, и нервы не выдерживали. Когда он стал умолять меня не брать его в поход, я даже не смотрел ему в глаза.
— Мы скоро отправимся в путь, — сказал я твердо. — Так что готовься.
Роберто несколько дней изучал радиостанцию. А я тем временем все больше беспокоился о Нуме. С тех пор как мы исключили его из участников похода, он почти все время молчал. Есть он отказывался и быстро терял вес, а раны у него на ноге гноились все сильнее. Но больше всего меня пугал его потухший взгляд.
Как-то вечером я сел рядом с ним и попытался его приободрить:
— Нума, прошу тебя, съешь хоть кусочек. Ради меня. Мы скоро снова пойдем к хвосту самолета. Мне бы очень хотелось знать, что ты начал есть.
— Не могу, — помотал головой он. — Для меня это невыносимо.
— Для нас всех это невыносимо, — сказал я, — но ты должен это сделать. Помни, что теперь это просто мясо.
— Я ел только для того, чтобы набраться сил перед походом. И теперь мне и заставлять себя незачем.
— Не сдавайся, — сказал я. — Держись. Мы выберемся отсюда!
— Нандо, я слишком слаб. Я даже на ноги встать не могу. Долго я не протяну.
— Не говори так, Нума. Ты не умрешь.
— Ничего страшного в этом нет, Нандо, — вздохнул он. — Я вспомнил всю свою жизнь и могу умереть хоть завтра. В моей жизни уже хватило хорошего.
Я засмеялся:
— Точно так же говорил Панчито. И жил именно так. У него было много прекрасного в жизни, много веселья, много девушек.
— Может, поэтому Господь и забрал его к себе, — сказал Нума. — Чтобы и нам хоть немного девушек досталось.
— Нума, у тебя будет масса девушек. Но для того, чтобы выжить, ты должен есть. Я очень хочу, чтобы ты выжил.
Нума улыбнулся и кивнул.
— Постараюсь, — пообещал он.
Но когда стали раздавать мясо, он снова отказался есть.
Мы вышли на следующее утро, в восемь часов, и быстро спустились по склону. Когда мы подходили к хвосту, я увидел красную кожаную сумочку и тут же узнал ее. Это была мамина сумочка. Внутри я нашел губную помаду — ею можно было смазать потрескавшиеся губы, немного конфет и набор ниток и иголок. Все это я засунул в рюкзак.
До хвоста самолета мы добрались за два часа.
В первый день мы отдыхали. Рой и Роберто пытались разобраться с радиостанцией, подсоединяли его к батарее, но каждый раз провода у них начинали дымиться. Роберто ругался, кричал на Роя, и все начиналось заново.
Днем теперь было теплее, и снег около хвоста самолета быстро таял. Чемоданы, которые еще недавно лежали в сугробах, теперь оказались почти что на земле. Мы с Тинтином их осмотрели и нашли две бутылки рома. Одну мы открыли и сделали по нескольку глотков.
— Вторую трогать не будем, — сказал я. — Она пригодится, когда мы пойдем в горы.
Тинтин кивнул. Мы оба понимали, что радиостанцию починить не удастся, но Роберто с Роем трудились не покладая рук. Они провозились целый день и следующее утро. Мне не терпелось начать готовиться к походу в горы.
— Роберто, как ты думаешь, вам еще долго? — спросил я.
Он раздраженно глянул на меня.
— Сколько нужно, столько и будем работать, — огрызнулся он.
— У нас мало еды, — сказал я. — Мы с Тинтином сходим, принесем еще.
— Вот и идите, — проговорил Роберто. — Вы нам здесь не нужны.
Мы с Тинтином отправились в обратный путь.
Под вечер мы добрались до самолета.
— Мы пришли за мясом, — объяснил я. — Остальные возятся с радио.
Фито нахмурился.
— Запасы на исходе, — сказал он. — Мы пытались найти тела тех, кто погиб под лавиной, но снег слишком глубокий. Мы даже несколько раз поднимались вверх по склону — за телами, которые нашел отряд Густаво.
— Не волнуйся, — ответил я. — Мы с Тинтином будем копать снег.
— Как идут дела с радио?
— Знаешь, я не верю, что оно заработает.
— У нас мало времени, — сказал Фито. — Еды надолго не хватит.
— Надо идти на запад. Это наш единственный шанс. И идти надо как можно скорее.
— Роберто тоже так думает?
— Понятия не имею, что он думает, — сказал я. — Ты же знаешь Роберто. Он делает то, что хочет.
— Если он откажется, я пойду с тобой, — пообещал Фито.
Я улыбнулся:
— Фито, ты смельчак. Только ты и ста метров не пройдешь. Нет, надо уговорить Роберто идти на запад.
Мы с Тинтином пробыли у самолета два дня, откапывали тела, заваленные снегом. Потом Фито с братьями нарезали для нас мяса. Немного отдохнув, мы с Тинтином снова отправились к Роберто и Рою.
