53
Не самую достойную роль в любовном треугольнике Блока, его жены и Андрея Белого играла З.Гиппиус. Даже из Парижа, куда скоро уедет А.Белый, она 16 мая 1907 г. напишет ему про Л.Менделееву-Блок: «Если бы вы оставили мысль “завоевать” ее, вырвать оттуда и увезти вон, - это бы значило предать свое царство любви... “Завоюйте” Любу тихой твердостью, без лжи и приспособления, возьмите ее оттуда и приезжайте к нам в Париж. Что будет дальше - будет видно, это не конец борьбы, но это первый необходимый шаг к чуду в атмосфере царской любви...» Странная роль - роль почти сводни. А ведь Гиппиус, во-первых, была невысокого мнения о жене Блока. В феврале 1908 г. напишет Белому о ней: «Она сначала была некрасивой дочерью (не она лично) знаменитого Менделеева, затем прекрасной дамой (не она лично), затем женой Блока (не она лично), тоже знаменитого. Затем бы перешла к вам, опять к Андрею Белому. А она - все помощница, сама ничто и дела никакого. Все выкрутасы - бунт. А исковерканные “безобразы" оттого, что она ломает себя, внутри хорошее в себе как бы задавливает. И вас боится, как свидетеля хорошего...» Ну а во-вторых, все это писалось З.Гиппиус, когда она и ее муж Д.Мережковский самым тесным образом дружили с Блоком, принимали его у себя, восхищались его стихами, уверяли его в своей искренности и откровенности и того же, заметьте, требовали от поэта... Впрочем, у Мережковских это было, кажется, в крови. Ведь и сестра З.Гиппиус, Т.Гиппиус, не раз брала на себя в этой истории роль лукавой «наперсницы-провокаторши» А.Белого. Тому есть много примеров, да приводить их скучно...
Дом, где с осени 1831-го по весну 1832 г. жил Пушкин, - его, по сути, первая семейная квартира в Петербурге - принадлежал вдове сенатора и тайного советника Брискорна. Дом сохранился в первозданном виде, и два балкона на третьем этаже как раз пушкинские - он поселился здесь в квартире из девяти комнат. Знал ли об этом Блок? Мемориальная доска на этом доме установлена, кажется, при советской власти. А вообще, на Галерной жили: критик В.Стасов (Галерная, 40), Н.Миклухо-Маклай в том же доме, где когда-то жил Пушкин (Галерная, 53), наконец, в самом конце улицы был построен дворец графов Бобринских (Галерная, 58-60). В доме графа А.Бобринского, кстати, считавшегося внебрачным сыном Екатерины II и Г.Орлова, в 1830-е г. часто бывал А.Пушкин. В его дневниках помечено: 6 декабря 1833 г.: «Обедал у гр. А.Бобринского... Мятлев читал уморительные стихи». 17 января 14 г.: «Бал у гр. Бобринского, один из самых блистательных. Государь мне о моем камер-юнкерстве не говорил, а я не благодарил его...» Упоминается в дневниках и «старуха Бобринская», не раз выручавшая поэта, когда он невольно нарушал какие-нибудь правила придворного этикета. 18 декабря 14 г.: «На лестнице Аничкова дворца встретил я старую графиню Бобринскую, которая всегда за меня лжет и вывозит меня из хлопот. Она заметила, что у меня треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами)».
Н.Волохова, урожденная Анцыферова (1878-1966), еще за пять лет до встречи с Блоком, будучи в 1902 г. ученицей студии МХАТа, без памяти влюбилась в великого актера Василия Качалова. Любила его, кажется, всю жизнь. Во всяком случае, так призналась на склоне лет подруге своей дочери Н.Сытиной. «Наташа Сытина неоднократно видела изображения молодой Волоховой, - пишет москвовед П.Николаев, - и поэтому, когда попала в дом Качалова, без труда узрела за стеклом книжных полок фотографию Натальи Николаевны. Случилось это накануне Великой Отечественной войны... Она поделилась своей радостью с подругой и ее матерью. Вот тогда шестидесятидвухлетняя Волохова и рассказала девушкам о своем романе сорокалетней давности». Оказывается, любовь с Качаловым была взаимной. Ко времени знакомства с Волоховой Качалов был женат на актрисе Н.Литовцевой. Как человек порядочный, он не смог и не захотел таиться, скрывать от жены своего чувства к двадцатитрехлетней Волоховой. Но разводу с Литовцевой помешал случай. Находясь на гастролях, она повредила йогу, да так сильно, что всю оставшуюся жизнь вынуждена была носить большой и уродливый башмак. К тому же в то время она ждала ребенка. «При стечении таких обстоятельств Василий Иванович счел неблагородным оставлять жену, - пишет П.Николаев. - Любовники расстались»... Видимо, тогда Волохова и перебралась в Петербург, в театр В.Комиссаржевской, где отыграла три сезона. А после романа с Блоком (романа с его стороны) вновь уехала в Москву. Жила в Москве в Малом Власьевском переулке, недалеко от дома Качалова, но у него так ни разу и не была.
А.Ахматова, которая близко дружила с Щеголевыми, говорила Ю.Оксману, правда уже в 1965 г., что Блок «уговаривал» Щеголеву отправиться с ним за границу. Та, по словам Ахматовой, была увлечена этой идеей, но муж ее, П.Щеголев, находился в это время в Крестах, а маленького сына их, Павла, «не на кого было оставить».
В перевернувшейся лодке были три девушки - художницы Яковлева и Бебутова и двадцатилетняя курсистка, актриса Бела Назарбек (Елена Назарбекян). Ее накануне привез из Петербурга Сапунов, и вслед за ним все звали ее почему-то «принцессой». Бела была дочерью Авета Назарбекяна, одного из организаторов социал-демократической партии Армении, доброго знакомого, между прочим, Ленина. Позже она выйдет замуж за Левона Лисициана, историка, которого зверски убьют дашнаки в 1921 г., а затем, в конце 1920-х, станет женой писателя Григория Санникова. «Принцессу», как и всех, в ту белую ночь на заливе спасет случайный матрос, вынырнувший из тумана на своей лодке. Но от судьбы не уйдешь - через много лет, в 1941 г., Елена Санникова повесится в Чистополе через два месяца после самоубийства Марины Цветаевой. Более того, как пишет Б.Алперс, театровед, друг семьи Санниковых, у них - Санниковой и Цветаевой - была договоренность уйти из жизни вместе. Обе были потрясены началом войны, обе страшились будущего, и обе считали, что их несовершеннолетним детям (а у Санниковой было двое сыновей - двенадцати и десяти лет) без них будет не то чтобы лучше - сытнее. Впрочем, муж Санниковой писал потом, что она покончила с собой, решив, что он погиб на фронте - от него из-под Ржева уже месяц как не было писем.
Театр-варьете «Аквариум» существовал на месте будущего «Ленфильма» с 1908 г. Это был самый большой театр-варьете в России (на триста столиков). Здесь выступали певицы В.Панина, А.Вяльцева, Н.Плевицкая, знаменитые цыганские хоры Н.Шишкина и А.Масальского. Кстати, первый конкурс красоты прошел в России не после перестройки 1985-1990 гг., а в 1908 г., и как раз в «Аквариуме».
Вообще питерские краеведы Л.Бройтман и А.Дубин пишут, что С.Алянский с 1917 по 1923 г. жил на Знаменской улице (Восстания, 22). Здесь же, в Толстовском доме, утверждают они, располагалось издательство С.Алянского «Алконост».
История здания ЧК темна и страшна. Дом этот на углу Гороховой и Адмиралтейского проспекта построил когда-то Джакомо Кваренги для потомка магистров Тевтонского ордена барона Ивана Федоровича фон Фитингофа (1720-1792), назначенного тогда главным директором Медицинской коллегии. Так вот дочь Фитингофа (кстати, знатока магии и алхимии), Юлия, которая прославилась тем, что в Париже пыталась спасти от смерти Людовика XVI и Марию-Антуанетту, станет потом пророчицей и еще в 1813 г. скажет, что через сто лет Россия повторит революционную судьбу Франции, но «ужасы, которые ей придется пережить, и количество погибших будут несоизмеримы с французскими». Так пишет в книге «Невская перспектива» ныне покойный знаток города Сергей Сергеевич Шульц. Позже, вернувшись в Петербург, Юлия посетит дом отца на Гороховой, и в бывшей детской своей ей вдруг привидится кровь, ручьями текущая по стенам. «После этих видений, - пишет Шульц, - она окончательно уверилась, что реки крови, грозящие России в будущем, начнут проливаться именно здесь, в доме ее отца на Гороховой»... Потом, в 1870-х, дом станет канцелярией градоначальника Петербурга. В нем, кстати, Вера Засулич, молоденькая учительница, 24 января 1878 г. будет стрелять в первого градоначальника города Ф.Ф.Трепова. Канцелярия градоначальника просуществует здесь до 1917 г. А 7 декабря 1917 г. сюда «въедет» созданная тогда же Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Сбудутся пророчества Юлии Фитингоф - кровь здесь (во всяком случае, в первые месяцы работы ВЧК, когда людей еще расстреливали прямо в этом здании) действительно польется рекой. Кстати, тогда же, в 1917-м, - и об этом мало кто знает из петербуржцев - Гороховую спешно переименуют в Комиссаровскую улицу.
«Лариса жила, - пишет поэт Вс.Рождественский, - в пышной и холодной квартире. Дежурный моряк новел нас по темным, строгим коридорам... Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями. Во всех углах поблескивали бронзовые и медные будды калмыцких кумирен и какие-то восточные майоликовые блюда. Белый войлок каспийской кочевой кибитки лежал на полу вместо ковра. На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На фоне сигнального корабельного флага висел наган и старый гардемаринский палаш. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами (она и после революции просила привозить ей любимые духи «Убиган - Роза Франции». - В.Н.) и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички, попавшие сюда, вероятно, из тех же калмыцких хурулов».Эту же комнату запомнил и писатель Л.Никулин: «Лариса обычно работала в большой, в четыре окна (в пять, но на Неву выходили только два окна, - Ахматова ошиблась. - В.Н.) светлой комнате, и всегда здесь был некоторый беспорядок - книги, черновые наброски, пишущая машинка, полевой бинокль, карта-трехверстка на письменном столе, придвинутом к окну... Именно в этой комнате рисовал Ларису... художник-миниатюрист Чехонин... В то время она работала над пьесой... диктовала пьесу машинистке, даме “из бывших"... Дама покорно стучала на машинке, но лицо ее выражало явный протест против доводов, которые приводила жена коммуниста...»
