213
У Эльзы и поэта все было, надо сказать, серьезно. В книге «Тетрадь, зарытая под персиком» (1944 г.), где все действующие лица названы своими именами, Э.Триоле пишет о Маяковском: «В течение двух лет у меня не было никакой другой мысли, кроме как о Владимире, я выходила на улицу в надежде увидеться с ним, я жила только нашими встречами. И только он дал мне познать всю полноту любви. Физической - тоже...»
Попутно замечу, что в мансарде дома, где находилась «Бродячая собака», Маяковский в 1914—1917 гг. не только часто бывал у художника-карикатуриста А.Радакова (Итальянская, 4/5, кв. 34), с которым подружился как раз в «Собаке», но одно время даже жил у него. Кстати, Радаков приведет поэта и в журнал А.Аверченко «Новый Сатирикон» (Невский, 88), где Маяковский будет сотрудничать два года и опубликует 26 стихотворений.
Разумеется, рано или поздно, мы узнаем всю правду о сотрудничестве семейства Бриков с ЧК - ОГПУ - НКВД, которую так старательно затушевывали близкие к Маяковскому круги. Но некоторые подробности уже известны. Я не буду приводить мнение АЛуначарского об О.Брике как об особо «ценном» сотруднике ЧК. Не буду говорить, как О.Брик благодаря службе в органах получил в центре Москвы, заметьте, в 1920 г. квартиру, в которой поначалу специально собирались к ужину послушать его, ибо «Осип любил рассказывать о кровавых пыточных ужасах, коим был свидетель»... Я приведу рассказ друга Маяковского, поэта-футуриста А.Крученых: «Ося Брик... каким-то образом - это было уже в годы нэпа... вызнавал фамилии лиц, намечавшихся к аресту. И, прихватив с собой Лилю, отправлялся по известным адресам. Затаившиеся богачи принимали Осю, естественно, за своего. А он, намекнув о предстоящем аресте, сетовал на жестокости властей и тут же предлагал свою помощь. Пока не утрясется - спрятать фамильные ценности. Выхода не было. Ему верили. Тем, кому удавалось вырваться из лап ГПУ, Брик возвращал взятое на сохранность. Но “вырывались” не все»... В это трудно поверить, но факт этот, ссылаясь на родственника Бриков Л.Юдавина, мне подтвердила недавно известная московская писательница, искусствовед и краевед Н.Молева.
Кстати, журналист А.Ваксберг высказывает подозрения о работе на ЧК - ОГПУ и самого Маяковского. 9 ноября 1924 г., ожидая визу в Америку, Маяковский пишет из Парижа Л.Брик: «...Ничего о себе не знаю - в Канаду я не еду и меня не едут, в Париже пока что мне разрешили обосноваться на две недели». «Что означает, - задается вопросом А.Ваксберг, - фраза: “В Канаду я не еду и МЕНЯ НЕ ЕДУТ”, то есть в переводе с хорошо понятного жаргона на нормальный язык - не отправляют. Кто этим занимался - в Париже? И... почему же поэт “ничего о себе не знает”?.. Все эти вопросы, - заканчивает А.Ваксберг, - станут еще более загадочными в свете того, что... Маяковский имел неофициальную, никак не афишированную, нигде не отраженную встречу с председателем сенатской комиссии по русским делам Анатолем де Монзи, который тремя месяцами раньше посетил Москву и был принят на очень высоком уровне». Поэт ездил к нему в Париже в сопровождении двух французов, одним из которых был Жан Фонгенуа - частый гость Бриков в Москве. И при этом, уж совсем странно, подчеркивает А.Ваксберг, на встречу с председателем сенатской комиссии не ездила обычная «переводчица» поэта во Франции Эльза Триоле. Более того, Маяковский даже не поставил ее в известность об этой встрече. Действительно, странно.
Не хотелось бы ввязываться в выяснение обстоятельств гибели Маяковского, но... помимо предчувствия М.Зощенко, есть, увы, и другие малообъяснимые факты. Скажем, М.Светлов вспоминал, что накануне смерти Маяковского, встретив его на Мясницкой, вдруг услышал от него изумленное: «Неужели меня арестуют?..» Разумеется, М.Светлову не было резона придумывать это - такие «выдумки» были и небезопасны тогда. С.Эйзенштейн, хорошо знавший поэта, в личных записях неожиданно написал: «Его надо было убрать. И его убрали...» Таких фактов много. Наконец, в книге Н.Громовой «Узел. Поэты: дружбы и разрывы», изданной в 2006 г., я прочел свидетельство жены поэта Н.Асеева, О.Асеевой-Синяковой. Она на старости лет уже «под страшным секретом рассказывала Наталье Шмельковой, что накануне самоубийства Маяковский раз 15 ночью звонил им и повторял: “Коля, я знаю точно, меня все равно убьют”...» Маяковский с дореволюционных времен тесно дружил с Асеевыми. Не верить словам О.Асеевой нельзя. Но ведь и верить - невозможно!..
Вообще Л.Брик можно даже понять. Несмотря на то, что она потом поддерживала общее мнение, что В.Маяковский был необычайно остроумен, на самом деле и это «большая легенда». К.Чуковский, хорошо знавший поэта, напишет, что поэт не был тонким человеком. «За обедом, - пишет Чуковский, - он рассказал мне: 1. Что Лито в Москве называется Нето. 2. Что еврей, услыхав в вагоне, что меняют паровоз, выскочил и спросил: на что меняют? 3. Что другой еврей хвалил какую-то даму: у нее нос в 25 каратов!» Вот такой «юморок» был у поэта - повесишься с тоски. Литературовед Л.Гинзбург пишет (это опубликовано в 2002 г.), что Маяковский всегда шутил плоско и всегда оскорбительно. «Пострадавшим же вменяется в обязанность понимать, что его плоскости умышленны (что вероятно, потому что он остроумен), а оскорбления неумышленны (что тоже вероятно, потому что он давит людей не по злобе, а по органическому неумению проявлять свое величие иным способом)»...
Кстати, М.Кольцов, кажется, не заблуждался насчет Бриков. Когда его арестуют, он в НКВД своей рукой напишет: «Оговаривать я никого не намерен и говорить буду только правду... Супруги Брики приложили большие усилия, чтобы закрепить за собой редакторство сочинений Маяковского, и удерживали его в течение восьми лет. А вообще-то Брики в течение двадцати лет были самыми настоящими паразитами, базируя на Маяковском свое материальное и социальное положение...» Не заблуждался и Б.Пастернак - в Чистополе, в эвакуации, говорил драматургу А.Гладкову: «Когда-нибудь биографы установят их (Бриков. - В.Н.) гибельное влияние на Маяковского».
