182
Е.Нагродская была дочерью А.Панаевой от последнего мужа ее - А. Головачева. Овдовев в 19 лет, Е.Нагродская, чтобы прокормить двоих детей, работала на кухне, торговала ягодами, пела в оперетте. А выйдя второй раз замуж за инженера путей сообщения, стала содержать журнал «Петроградские вечера», начала писать и печатать стихи, повести, даже романы. «Писания» ее к серьезной литературе никто не относил. Но один роман, «Гнев Диониса», за шесть лет выдержал десять изданий.
Одним из первых арестуют поэта Б.Лившица (25 октября 1937 г.). В протоколах допросов он среди «контрреволюционно настроенных» писателей назовет Мандельштама, Кузмина (к тому времени уже покойного), Юркуна, Ахматову, Федина, Козакова, Стенича, Жирмунского, Оксмана, Эйхенбаума, Эренбурга, Тихонова, Вагинова, Заболоцкого, Корнилова, Пастернака и еще два десятка имен. Протокол подпишет начальник 4-го отдела УГБ УНКВД ЛО капитан Г.Карпов, тот, который «сначала молотил арестованных табуреткой, а затем душил ремнем, медленно его закручивая». Его помощник оправдывался потом: «Я допрашивал арестованного, в это время вошли Карпов и Степанов (зам. Карпова). Они спросили: “Арестованный дает показания?” Я ответил, что не сознался... Карпов приказал принести бутылку нашатырного спирта и полотенце. Намочили полотенце нашатырным спиртом и завязали им рот арестованного, а сами начали избивать его: “Такой метод хорошо помогает и безопасен для здоровья”». Так допрашивали Б.Лившица. Позже на Георгия Карпова, «выросшего» до начальника Псковского окротдела НКВД, суд четырежды заводил дело о привлечении к ответственности за фальсификацию дел в 1937-1938 гг. Привлекли всех, а Карпова перевели в центральный аппарат НКВД в Москву. Только в 1956 г. ему вынесли строгий выговор с предупреждением (заметьте, решением Секретариата ЦК КПСС). Думаете, чудо? Нет. Просто в 1943 г. лично И.Сталиным полковник Г.Карпов был назначен председателем Совета по делам Русской православной церкви и оставался в этой должности до 1960 г. Умрет генерал-майор Карпов в своей постели в 1967 г. и похоронен будет на Новодевичьем кладбище в Москве. Ю.Юркуна арестовали 3 февраля 1938 г. По «писательскому делу» были арестованы В.Стенич (14 ноября 1937 г.), В.Зоргенфрей (4 января 1938 г.), Н.Заболоцкий (19 марта 1938 г.), а также Ю.Берзин, Д.Выгодский, Г.Куклин, Е.Тагер и др. Расстреляли Ю.Юркуна 21 сентября 1938 г. Реабилитировали в марте 1958 г.
О.Арбенина за месяц до войны уедет с матерью на Урал, где пробудет до 1949 г. В Ленинграде потеряет квартиру, имущество и, как пишет, «даже все документы растренькает». Квартиру М.Кузмина также найдет разграбленной. А что сохранится - «бережно пронесет сквозь оставшуюся жизнь». Уезжая на Урал, оставит некоей Е.Шадриной на сохранение чемоданы, в которых, помимо носильных вещей и серебра, были рисунки и литографии Юркуна и Арбениной, переписка ее с Гумилевым, дневники М.Кузмина, фотографии родных и близких. Все это Е.Шадрина «украла и растратила, - пишет О.Арбенина. - Все это погибло...» Вернувшись в Ленинград, Арбенина станет жить у подруги Ю.Полаймо, в коммунальной квартире, над левой аркой костела Святой Екатерины (Невский, 32). В 1950-х г. будет работать в Эрмитаже, в библиотеке. Вот все, что пока известно мне.
Родился он в Малодербетовском улусе под Астраханью. «В стане монгольских... кочевников, - писал поэт, - имя “Ханская ставка”, в степи - высохшем дне исчезающего Каспийского моря». Его отец, В.А.Хлебников (1857-1934), - из старинного купеческого рода (дед поэта был купцом первой гильдии и добился для детей и внуков звания потомственных почетных граждан Астрахани, что освобождало от рекрутской обязанности, подушной подати и телесных наказаний), был ученым, орнитологом, лесоведом, основателем и директором Астраханского заповедника - первого заповедника в России. Окончил Петербургский университет, служил попечителем Малодербетовского улуса управления калмыцким народом. Щепетильным был до крайности, когда, например, случайно подстрелил «запретную» птицу, то сам себе выписал штраф. В отставку вышел в чине статского советника (чин давал право на личное дворянство). А мать поэта, Е.Н.Вербицкая (1849-1936), которая была на восемь лет старше мужа, родилась в семье капитана гвардии. В.Хлебников писал, что училась в Смольном институте и была близка к «Народной воле», ее двоюродный брат, А.Михайлов, был, как А.Желябов и С.Перовская, казнен на Семеновском плацу. У Хлебникова было два брата и две сестры. Младшая, Вера, станет известной художницей. А самому поэту, в наше уже время, в Малых Дербетах, на месте его рождения, поставят памятник работы калмыцкого скульптора С.Ботиева.
Сестра поэта, Вера Хлебникова, вспоминала: «Он как-то запер свою комнату на крюк и торжественно вынул из-под кровати жандармское пальто и шашку, так, по его словам, он должен был перерядиться с товарищами, чтоб остановить какую-то почту, затем это было отложено. И однажды он с моей детской помощью зашил все это в свой тюфяк подальше от взоров родных!» А что касается беспорядков, после которых Хлебникова в числе тридцати пяти других студентов арестовали, то в них «вылился» невинный музыкальный вечер 5 ноября 1903 г., посвященный 99-й годовщине университета. Возбужденные студенты выбежали на улицы и, распевая «Гаудеамус» и «Дубинушку», двинулась к театру. Тогда-то на них и налетела конная полиция. В тюрьме, кстати, Хлебников нарисовал на стене общей камеры огромный портрет Герцена. «Вот... мое прошлое, которым я горд», - напишет потом.
«По постановлению Правления Императорского С.-Петербургского Университета от 17 июня 1911 года Хлебников Виктор Владимирович уволен из числа студентов Университета, как не внесший плату за осень 1910 года». Так написано в сохранившемся личном деле студента В.Хлебникова, и именно тогда рухнули надежды отца поэта на образование сына. Зато накануне «увольнения», в апреле 1911 г., поэт пишет другу: «Все время... работаю над числами и судьбами народов, как зависимыми переменными чисел, и сделал некоторые шаги...» Сами понимаете - какой уж тут университет?!
Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944), глава и теоретик футуризма, ныне считается одним из идеологов итальянского фашизма. С чем я лично согласен. В 1919 г., когда возникнет фашистская партии Италии, Т.Маринетти не только станет единомышленником Б.Муссолини, но провозгласит родственность футуризма и фашизма. В литературных манифестах итальянец призывал прославлять наступательное движение, гимнастический шаг, опасный прыжок, оплеуху и удар кулака. Мир, писал, обогатился новой красотой - «красотой быстроты». Рычащий автомобиль прекраснее Ники Самофракийской. «Мы хотим, - писал Маринетти, - прославить войну - единственную гигиену мира - милитаризм, патриотизм, разрушительный жест анархистов... Мы хотим разрушить музеи, библиотеки... Мы воспоем толпы, движимые работой, удовольствием или бунтом». Как похоже на В.Маяковского и его компанию, не правда ли? В России в начале XX в. Маринетти принимали с восторгом. В своих лекциях в Москве и Петербурге он льстил русской публике, говорил, что очарован Россией. «Это страна футуризма, - восклицал в битком набитых залах. - Здесь нет ужасного гнета прошлого, под которым задыхаются страны Европы». В известном смысле мы и станем «страной футуризма», разрушившей в культуре все, что можно. Но вот странность: в России Т.Маринетти не принял только, может, самый радикальный в воззрениях - В.Хлебников и, частично, поэт Б.Лившиц.
На деле, как пишет биограф поэта С.Старкина, идеи Хлебникова, иногда бредовые при жизни, ныне, через восемьдесят лет, только начинают находить признание. Он «говорил о связи времени и пространства, о цикличности исторических процессов, о влиянии лунных и солнечных циклов на человека и природу, о закономерностях расселения народов в Европе. Он размышлял о происхождении и развитии языка, об условности языкового знака... о строительстве железных дорог, о современной архитектуре, о значении кино и радио. Он высказывался по проблемам экологии и атомной энергии... Хлебников, - подчеркивает Старкина, - намного опередил свое время...»
Семья Бурлюков состояла из восьми человек: кроме родителей - три брата и три сестры. Давид и Николай станут поэтами, Владимир - художником. Художницей станет и старшая сестра братьев - Людмила. В Чернянке у Бурлюков все, как пишут, принимало «гомерические размеры». Количество комнат, прислуги, особенно женской, которая «производила впечатление гарема», количество пищи, поглощаемой за столом. Особенно радовала Хлебникова семейная библиотека Бурлюков. Пользовался он ею, правда, своеобразно. Экономка часто видела, как далеко за полночь Хлебников с книгой в одной руке и свечой в другой бродил по аллеям парка. «Прочитав страницу, он вырывал ее и бросал на дорожку». Однажды экономка спросила его, зачем он рвет книги. «Раз она прочитана, - ответил поэт, - она мне более не нужна...»
