Он не был суеверным и не верил в приметы. И не верил, что может что-то случиться. Просто, говорил сам себе иногда, порой даже сам, специально старался выискивать приметы, чтобы заставить себя или бояться, или верить, или еще что-то ощущать такое, что не поддается точным формулировкам. Это была его собственная, лишь для него одного существующая игра, давно вошедшая в привычку.
Тим вышел на галечный пляж. Бегущая волна шуршала о камни со странным приговором, словно картавила. Ниже по течению разноголосо шумел перекат, но легкий ветерок этот шум относил, и он едва-едва слышался. Река в этом месте была шириной метров в тридцать. Противоположный берег (сейчас его не было видно, но Тим помнил это) очень крут, лес подступал к самой воде.
Наклонившись, Тим выбрал гальку с обточенными плоскостями и запустил ее по реке. Он видел несколько блинчиков, которые сделал камень, потом все скрыла тьма. Примерно в направлении полета камня он и пошел в реку. Самое глубокое место около таких берегов, как он помнил, было обычно чуть выше колен. Где-то на середине реки вода прижала толстую резину сапог к ногам, обволакивая своей силой мышцы, отчего ноги казались тяжелыми, непослушными, словно бы чужими. Здесь шла самая сильная струя течения.
На воде было значительно светлее, чем на берегу. Казалось, что сама вода излучает свечение, хотя она и оставалась по-прежнему загадочно черной. Тим посмотрел на берег. Костер отсюда казался небольшим, и было странно видеть, как люди что-то делают у огня. Они сейчас не казались ему друзьями, не казались знакомыми даже. Это были просто люди у костра, а сам он старался внушить себе, что он не такой. Наблюдал за ними с любопытством, как существо другой породы, как существо, не знающее, что такое огонь и что делают с ним люди. И было даже приятно чувствовать себя не таким.
«Может быть, только оттого это приятно, — подумал Тим, — что знаешь — ты такой же, ты тот же самый, что только что отошел от них. А будь я другим, иным, незнакомым, непохожим существом, это было бы более страшно, чем приятно».
Он постарался представить себя диким человеком, аборигеном этого леса. И это почти удалось. И сейчас он, первобытный дикарь, смотрел на людей огня…
Тим засмеялся, стряхнул с себя навеянное внушением наваждение и повернулся к другому берегу. И тут он увидел глаза. Два зеленых немигающих глаза, два фосфоресцирующих огня. Они были метрах в четырех над водой, следовательно, как он мысленно прикинул, метрах в семи, может, в восьми от берега. Судя по величине и по расстоянию между ними, глаза принадлежали крупному животному.
Куда смотрело животное, на огонь или на Тима, было непонятно. Может быть, оно видело одновременно и Тима и огонь. А может, Тим невидим потому, что магнитная, почти гипнотическая сила огня так велика, что любому лесному существу трудно оторвать от него взгляд. Тим в этом только что убедился на «собственном» опыте.
Думая обо всем этом, он стоял не шевелясь.
Может, это косуля или лось? Два дня назад, когда Тим с братом пошли смотреть рябчиков к ужину, они натолкнулись на совершенно свежий след лося. До их прихода животное лежало в высокой траве, лежало, видимо, долго, потому что трава была сильно примята. Это они испугали его, не дали отдохнуть, может быть, от долгого бега, может быть, от погони. На сырой земле отчетливо виднелись следы его громадных копыт. Стрелять лося они не собирались, да и при желании даже могли бы только испугать его, самые крупные заряды у них в патронташе — дробь-двойка. Но посмотреть на лося хотелось бы. Потому-то они долго шли свежим следом, пока не поняли, что догнать лесного великана им не по силам. Лишь тогда вернулись к плотам.
«Нет, — подумал Тим, — лось не стал бы так долго смотреть на людей, для него это слишком неосторожно. А кто же еще? Может, медведь? Да… Может быть…»
Тим медленно протянул руку за спину и отстегнул клапан на ножнах большого охотничьего ножа. Теперь стоило только протянуть руку, и ты вооружен. Ха… Вооружен? Какие глупости… Если это только в самом деле медведь, и если он нападет, то — дай бог ноги! — нужно быстрее бежать к костру или хотя бы на берег, где есть возможность сманеврировать.
Он подумал так и усмехнулся: герой, собрался с медведем драться. Нож — это не оружие. Одним ударом лапы зверь сломает человеку хребет.
Еще в Белорецке, когда они пересаживались с пассажирского поезда на ведомственную узкоколейку, пожилой башкирин из деревни, их случайный попутчик, вытаращивая для убедительности узкие глаза, пугал их:
— О-о… Хозяин тайги много-много…
А потом на одной из стоянок был случай. Вовка прибежал из кустов испуганный, на ходу застегивая штаны.
— Там что-то шевелится, шебушится…
Посмеялись над Вовкиными страхами и пошли все вместе смотреть. В кустах никого не оказалось. Посмеялись еще раз и пошли назад, но их остановил Вовкин выкрик:
— Смотрите…
Сжимая в руке рукоятку туристского топорика так, что пальцы побелели, он стоял, рассматривая что-то на земле. Это «что-то» оказалось свежим медвежьим следом.
Медведь любопытный зверь. Вполне может статься, что это именно он сейчас смотрит с берега. Но как он настроен? Насколько смел и насколько голоден?
Тим смотрел на зеленые огоньки не мигая, силясь различить очертания зверя, а раз это было невозможно из-за темноты, то хотя бы представить их. И он так старался, что стало казаться, будто глаза привыкают к темноте, и он в самом деле видит большую темную массу — медведя…
С другого берега, от костра раздалось посвистывание. Кто-то из ребят шел к реке. Тим не обернулся. Луч фонарика быстро пробежал по воде и осветил его. Показалось, что это светит прожектор, а он, под светом этого прожектора, стоит голый на глазах у всего мира. Так было неприятно от света. Но, раз луч нашел его так быстро, значит, он давно уже хорошо виден с берега. Значит, и зверь видит Тима.
— Видишь глаза? — спросил он намеренно ровным голосом, но достаточно громко, чтобы шум воды не заглушил слова.
— Подожди, я сейчас за ружьем, — едва слышно донесся до него Вовкин голос. — Где у тебя патроны?
— Не надо. Посвети. Только осторожно.
У Вовки был отличный фонарик.
Луч метнулся к глазам, и глаза погасли.
— Ушел… — огорченно сказал Вовка.
— Ушел… — только сейчас перевел дыхание Тим, и ему показалось, что все время, что смотрел на глаза, он не дышал.
— Не знаешь кто это?
— Не знаю, — ответил Тим. — Пойдем посмотрим, — храбрясь, предложил он, чувствуя, что ему и самому идти не хочется, но заранее надеясь, что Вовке это предложение тоже не по душе.
— В воду лезть не хочется. Я уже сапоги снял.
Медленно передвигая ноги по скользким камням дна, Тим вышел из реки и взял у Вовки фонарик.
— Может, собрать все-таки ружье?
— Не надо, — махнул рукой Тим. — Теперь уже бесполезно.
И снова пошел на середину реки встречать плот.
Несколько раз ему казалось, что он слышит голоса, но это был обман слуха. Несколько раз он даже отчетливо видел в темноте очертания самого плота и людей на нем, но это был обман зрения. Однажды голоса и сам плот показались ему такими настоящими, что он даже окликнул их и услышал ответ, но скоро понял, что ответило ему эхо. Фонарик он не зажигал постоянно, не хотел посадить батарейки, и лишь время от времени нажимал кнопку и делал лучом крест в воздухе над водой.
И при всем при этом Тим несколько раз ловил себя на том, что всматривается не в реку, а в противоположный берег, где еще недавно видел глаза. Но там была теперь только темнота, только тишина и тайна.
Плот выскользнул совсем рядом словно из воздуха, когда Тим уже начал думать, что пока они разводили костер, тот мог проскочить мимо них, не заметив в темноте, тогда уже подступившей вплотную, вытащенные на берег другие плоты, а если и заметив, то не успев остановиться.
— Как место? — спросил брат, когда плот причалил к берегу.
— Дремучее, — ответил Тим и не удержался, еще раз посмотрел туда, где видел глаза.
Ночью во сне он бежит по воде, а ноги его не слушаются. Они словно ватные, вялые. И сама вода липкая, как канцелярский клей, цепляется за ноги, тянется, мешает бежать.
А он бежит не просто так. Он убегает от медведя, того самого, чьи глаза так горели в темноте. И убежать не может, не может… Утром Тим пошел осмотреть место, где были глаза. Там он нашел старую большую березу с круглым отверстием дупла. Под деревом валялись перья разных птиц. А из самого дупла, не улетая, смотрела на него широко разинутыми круглыми глазами обыкновенная сова-неясыть.
Бродит по лесу медведь
Рассказ
Не доводилось вам медведя в лесу встречать? Не доводилось. Ну, может быть, это и к лучшему. Медведь-то человека не очень любит. Да и, по правде говоря, есть за что. Раньше-то в наших местах медведя часто встречали. Деды вот говорят, пойдешь в лес, а он навстречу, ты ему дорогу уступаешь, а он тебе. Взаимное, значит, уважение. Сейчас не то, ой, не то. И сам медведь — редкость. И от человека добра ему ждать — тоже редко приходится.
