- Где вы нашли это чудо, Оскар, - восхитился Гриша, вернувшись с лестничной площадки, - абсолютно европейские дамы!
- Странно, что я, европеец, представляю вас вашим соотечественницам, - смеясь, сказал Оскар Штрассер, - но и закономерно. Да, именно так: для русского (простите, Гриша, я все еще иногда называю вас русским), для русского кратчайший путь к себе - через Европу.
- Как верно, Оскар, как верно.
- Эти дамы, Гриша, представляют новое поколение, которое подтверждает, что ваши усилия были не напрасны. Вы работали, Гриша, вы готовили его приход! Вот и новое общество! Enjoy!
- Очаровательные. И какой вкус.
- Я сотрудничаю с мужем Беллы, попутно помогаю ей собирать коллекцию.
- Как вы все успеваете, Оскар.
- Люди доверяют мне, - сказал Штрассер, - барон Майзель просил заняться его казахскими активами - я только расширил сектор деятельности. Произвел несколько операций, и недурных. Заодно приобрел новых знакомых.
Говорили на той блистательной смеси языков, что характерна для космополитов, для граждан мира, для обитателей новой Вавилонской башни. Некоторые слишком сложные обороты Гриша снисходительно переводил для Струева, но в переводе они теряли - пропадала искрометная перемена наречий, сопоставление чужих друг другу слов. Оскар переходил с немецкого на французский, с французского - на английский и даже вставлял иногда русские выражения.
- Ах, поздний завтрак в Париже, - сказал Оскар Штрассер, - Late petit deganier, обожаю. Formidable! Когда молодым я жил в Париже, то в субботу выходил в bulangerie за croissant et bagette в десять утра. Just imagine! В десять! Да, представьте себе, спал до десяти. Vaulen Mensh! Десять - das war meine Zeit. Это было мое время - десять часов утра! Впрочем, ночи были бурные. Цыганские ночи, - подобно большинству современных образованных людей, Оскар знал все языки одинаково, и Гриша затруднялся определить, какой из языков в устах Оскара звучит естественнее; никакого особенно любимого языка, казалось, и не существовало для Оскара Штрассера - но все языки он использовал равно легко, говорил с теми же выражениями на любом; никакой язык не звучал особенно страстно, но все они казались сделанными из похожих, взаимозаменимых слов; эпитеты превосходных степеней, так выразительно звучащие равно и на французском, и на английском, Оскар употреблял вперемежку.
- Cafe latte? - спросил его Гриша по-французски. Синий антикварный кофейник, из тех вещей, что создают атмосферу в доме, Барбара купила кофейник на блошином рынке: стоит копейки, а сколько радости. К приходу Клавдии Гриша кофейник обычно прятал. Любопытно, как отнеслась бы Сара Малатеста к этому кофейнику - дешевая вещица, что и говорить.
- Why not? Cafe latte! Wunderbar! - Оскар повернулся к Струеву, опять стал серьезен: - я должен объяснить принципиальную вещь. Наступили времена, когда нельзя быть богатым отдельно от мира. Мир этого не простит.
- Не понимаю.
- Раньше вы - или другой богатый человек, - любезно обобщил Оскар, разрешив Струеву встать в ряд с уважаемыми людьми, - мог копить золото, держать золото в сундуке и всегда быть богатым. Сто лет пройдет, политическая система поменяется - а его внуки все еще богаты. Иначе говоря, можно было создать свою систему ценностей, независимую от ценностей мира. Теперь нельзя. Попробуйте положить деньги в сундук - превратятся в пыль. И не случайно, не из-за внезапного кризиса - но нарочно, потому что все решили, что так надо устроить. Идет процесс движения капиталов - и остаться в стороне невозможно. Ваши ценности будут ценностями до тех пор, пока они отвечают представлениям мира о ценностях. Как быть? Вкладывать сбережения в то, что сегодня мир ценит: в топливо, в оружие, в производство необходимых товаров. Никто не знает, что ценно для мира завтра - как повернется; будьте готовы к динамичным решениям. Если поможете миру, то и мир поможет вам. Иначе в один прекрасный день откроете свой сундук - а там одна бумага.
- Наверное, поэтому, - спросил циничный Струев, - Мессершмитты, Сименсы и Круппы так легко находили применение деньгам?
- Указанные вами лица были поставлены перед выбором: играть вместе с миром или против мира. Но против мира деньгами не играют; деньгами можно играть только - за. А Гитлер (если вы намекаете на Гитлера) здесь вовсе ни причем.
- Акции? - спросил Струев. - Я так понимаю, что вы держите мои деньги в акциях разных предприятий. Играете на бирже? Говорите яснее.
- Вы не поняли меня. Начнем сначала. Мир - единый организм, капитал - его кровь. Капитал перемещается по артериям мира - строит машины и свергает режимы. Вот едут американские коммандос уничтожать сандинистав - это деньги едут. Но и повстанцы-сандинисты, которых они убьют, - это тоже деньги. Уверяю вас, этот локальный конфликт принес кому-то прибыль, а кто-то пожалел, что не принял в нем участия. Без капитала ничто невозможно, он есть самое ценное в мире - но только до той поры, пока он питает мир. Кровь важна для организма, пока циркулирует по артериям и венам, - вылейте ее на землю, и она станет грязью.
- Так же, как искусство, - сказал Гриша Гузкин. Он добросовестно перевел слова Оскара и добавил кое-что от себя, - искусство живо, пока влияет на современность.
- А ты, Гузкин, оказывается, на современность влияешь?
- Оскар говорит, - сказал Гриша, гордясь европейским другом и его взглядами, - о взаимосвязи вещей. Там, в России, - сказал Гриша, наклоном головы дав понять, что в России не только это не удалось, но и вообще многое скверно, - невозможно увидеть ситуацию в целом. Между нами, я спросил однажды Пинкисевича, где он держит деньги. Ты знаешь Эдика, он парень простой. В банке, говорит, держу. - Гриша посмеялся, - я показал Эдику глобус, попробовал кое-что объяснить, сомневаюсь, что успешно. Жить интересами мира! Ах, и у меня это получилось не сразу! Я, человек искусства, - сказал Гриша, - только здесь впервые почувствовал ответственность перед всем миром.
- Вы, Гриша, стали цивилизованным человеком.
- И как цивилизованный человек, - продолжил Гузкин, -.не могу замыкаться в своей скорлупе. Смотрю вокруг, - сказал Гриша, - и вижу проблемные регионы, места, где цивилизация еще не вполне торжествует. О, цивилизация придет туда! Мы не можем смириться с тем, что есть рабство, что есть тоталитарные системы. Какой же вывод? Это значит, что цивилизация будет участвовать в разработках этих мест, и туда, в эти концессии, я и вкладываю свои капиталы.
- Вы разумный человек, Гриша.
- Член цивилизованного общества. Только и всего.
- В оружие, что ли, вкладываешь? - спросил Струев.
- Не только. Я и в медицину вкладываю. Но и в оружие, да! - и Гриша, разволновавшись, повысил голос. - Почему я должен стесняться того, что поддерживаю своими деньгами ту цивилизацию, которая мне эти деньги дает? Интересно получается! Я защищаю тех, кто защищает меня. Кроме того - если уж говорить о приросте капитала, - это возможность пустить деньги в рост.
- Вы вряд ли удивитесь, Семен, - сказал Оскар, - когда узнаете, что и вы вкладываете деньги в оружие.
- Я? - спросил Струев. - Я никуда не вкладываю.
- Разумеется, за вас это делаю я. А куда еще я ваши доходы должен вложить? В кур? В зубные - ха-ха - пломбы? Что же еще даст такой хороший про цент?
- Оскар Штрассер, - сказал Гриша Гузкин, - финансовый гений. Вот человек, который из доллара всегда сделает три.
- Вы меня обижаете, Гриша. Почему же три? На первом этапе сделки три, а потом - триста. Простой пример: как продают ракеты? Продал, допустим, задешево ракеты «земля-воздух»; если сделка крупная, то можно и уступить. Поторгуешься - и уступишь. Что ж, продал ракеты дешево, бывает; я не раз попадал в такие условия, что продать надо; а вот подкрылков не продал; клиeнт - даже если не хочет, опять придет. Куда ж он без подкрылков? А вот уже за подкрылки я возьму свою цену: и отступать ему будет некуда. Именно так и случалось. Спросите Портебаля, Гриша, спросите Портебаля! Однажды он почти обманул меня - и что же?
- Изумительно, - сказал Гриша.
- Понимаю. Значит, финансист действует приблизительно так же, как дантист. Попал к вам в кабинет - уже не уйдешь никогда. Я к вам на прием приду - а вы мне пломбу поставите. Но ведь не навсегда, а с таким расчетом, чтобы она через три года вылетела и я пришел снова. И опять - новую пломбу, только уже от зуба почти ничего не останется. И еще через год - опять к вам. А там уже надо коронки ставить. А потом - мост. А еще через год - вставную челюсть. Так? Верно представляю?
- А вы бы как хотели? Сразу вставную челюсть? - веселясь, спросил Оскар.
- Я к зубным врачам не хожу. Выпал зуб - и черт с ним.
- Боюсь, такая политика не сделает вас здоровым.
- Минуточку! - сказал в это время Ефим Шухман в отеле «Лютеция». Минуточку! Вопрос принципиальный. Можем ли мы, здесь сидящие, - мы, европейцы, - смириться с тем, что в мире существуют тиранические режимы? Я прошу внятного, определенного ответа!
- Почему мы с тобой, Ефим, должны решать за других, - сказал вольнолюбивый Махно. - Пусть сами разбираются.
