– Ну, заходите, раз пришли, – сказала Шатуро.
Они обе засмеялись. Кузьменок зашел в раздевалку.
– А тебе что, особое приглашение надо? – спросила Шатуро. – Или ты, может, стесняешься, что женская раздевалка?
– Не стесняйся, здесь ничего нет. Такого… – Воронкова засмеялась. – Одни портфели. Никто не переодевается, когда на лыжах…
Я зашел.
– А дверь? – сказала Шатуро.
Я закрыл дверь, сел на лавку рядом с Кузьменком. Он спросил:
– А вы чего не пошли на лыжах?
– Нам нельзя, – ответила Шатро.
– А почему нельзя? – спросил я.
Они обе засмеялись.
– Маленький ты еще. – Воронкова опять засмеялась. – Подрастешь – поймешь.
– Э, вы пацана не под…вайте, – сказал Кузьменок. – А то я могу и не понять…
Он в шутку замахнулся на Шатуру.
– А я тоже могу и не понять. – Шатура тряхнула кулаком перед мордой Кузьменка.
– У вас кто физику ведет – директор или Минин? – спросила Воронкова.
– Минин, – ответил Кузьменок. – Гондон сраный…
– У нас тоже он, – сказала Воронкова. – А знаете, что он развелся и женился на Павловской, математичке? Не знаете? Ну, вы вообще как с дуба упали. Вся школа про это трындит. Его жена прибегала, они с Павловской бились, за волосы тягали друг друга…
– А ты что, видела? – спросил Кузьменок.
– Не видела, но мне рассказали. Это было прямо на уроке – у пятого «Б» класса, там, где моя малая. И эта, зацените, прибежала на урок и затеяла драку…
– Нормально, – сказал Кузьменок. – И что потом?
– Ничего. Потягали друг друга за волосы и разошлись. Она пошла потом в райком. Минина должны из партии выгнать…
– А с работы? – спросил Кузьменок. – Пусть бы его, пидараса, выгнали на х… из школы, а то надоел уже… Это самое, а может, у вас есть курить?
– А если есть, что нам за это будет? – спросила Воронкова.
– А что вы хотите?
– Ну, мы много чего хотим. Ты говори конкретно, что ты можешь предложить…
– Коржик из буфета – пойдет?
– Ты хочешь сказать – один на двоих? – Воронкова надула губы.
– Ладно, уговорила. Два коржика по семь копеек. А какие у вас сигареты?
– «Космос». Мы говна не держим, ты разве не знал?
– Ну, пошлите тогда на улицу…
Кузьменок затянулся, выпустил дым, спросил у баб:
– Вам не холодно? А то могу дать пиджак…
– Ладно, как-нибудь обойдемся, – сказала Воронкова. – А то застудишь почки или что-нибудь еще – отвечай потом за тебя…
Кузьменок отдал мне сигарету, расстегнул пиджак, снял и дал Воронковой. Я дал свой Шатуре.
– Ну, какие мы джентльмены, я и не знала… – сказала она.
– «Джентльмены удачи». – Воронкова засмеялась.
По улице Горького проехал «рафик» скорой помощи. От остановки шла старуха в телогрейке, с сеткой. В сетке лежали красно-синие пакеты молока и круглый черный хлеб. Прозвенел звонок с урока.
* * *
Идти в школу в воскресенье было непривычно. Людей на улице почти не было, одни только школьники, но и то меньше, чем всегда. В пятницу классная сказала, что до конца февраля мы будем учиться по воскресеньям, а выходной будет в четверг – для экономии электроэнергии. Какая от этого экономия, она не объяснила – может, и сама не понимала.
Вчера все пацаны в классе сговорились прийти не в пионерских галстуках, а в обычных, но со значками старших пионеров и так ходить, пока не примут в комсомол, а то пионерские уже всем надоели. Я долго копался в папиных галстуках. У него их штук десять, но все – говняные, старые, лет по двадцать или больше, а один вообще старинный: ярко-синий, и на нем – три ласточки сидят на проводах. Я выбрал самый простой: синий, с черными полосками.
Классная посмотрела на нас.
– Ну и что за цирк вы устроили? Не знаете, что такое школьная форма?
– А что тут такого? – сказал Кравцов. – Мы уже старшие пионеры. Почему нам нельзя ходить с галстуками, как нормальные люди?
– Во-первых, находитесь еще и с галстуками. А во-вторых, правила существуют для всех. Пионеры должны носить красные галстуки. Уже шестьдесят лет все пионеры их носят. И я носила – до войны еще. Тогда, правда, галстуки были немного другие, с замочком спереди… В общем, ребята, хотите быть взрослыми – надо и действовать по-взрослому. Чтоб завтра же пришли с нормальными галстуками… Если не придете – разговор будет серьезный. Очень серьезный…
Звонок на географию прозвенел минут пять назад.
– Кто-нибудь географа видел? – спросил Николаев.
Никто не ответил.
– Может, он вообще не пришел? Пошлите тогда гулять…
– Не, лучше к кому-нибудь домой. Кто близко живет? – Он посмотрел на меня. – У тебя дома кто-нибудь есть? – Я кивнул. – А у тебя? – Кузьменок повернулся к Коле.
– Нет никого, – сказал Коля.
– Тогда пошлите, чего мы тут сидим? «Утреннюю почту» посмотрим…
– «Утренняя почта» – в одиннадцать.
– Ну и что? Посмотрим и придем. – Кузьменок накинул сумку на плечо, подошел к двери. – Только не все сразу, а по одному. Встречаемся на переходе… А то еще заловят…
– А если он придет? – спросила Зенькович.
– Кто – он?
– Географ.
– Не придет, не сцы. Если хочешь – оставайся.
Все поднялись и столпились у доски – между партами, столом и дверью. Одна Соловьева осталась за партой.
– А ты что – не с нами? – спросил у нее Николаев.
Она покачала головой.
– Смотри, нехорошо от коллектива откалываться, – сказал Коваленко.
Соловьева отвернулась, глянула в окно.
– Ладно, короче, как договорились, – сказал Кузьменок и вышел.
Я выглянул из двери. В коридоре было пусто, дверь учительской – закрыта.
Кузьменок подал мне пачку «Астры».
– Будешь?
Я взял сигарету. Он вынул коробок, чиркнул спичкой – не зажглась. Он достал вторую, прикурил себе и мне. Мы сидели на диване, рядом с нами – Зенькович и Завьялова.
– А вы будете? – спросил у них Кузьменок.
Бабы помотали головами, отвернулись к телевизору. Там шла программа «Служу Советскому Союзу».
– Интересно, если географ пришел, он с одной Соловьевой проводит урок? – сказал я.
– А тебе не все равно? Пусть он что хочет там делает, хоть палку ей ставит…
Зенькович и Завьялова хихикнули.
– Она думает, что если у нее лифчик германский и трусы, то может ставить себя выше консервной банки… – продолжал Кузьменок.
– А откуда ты знаешь, какой у нее лифчик? – спросила Зенькович. – Ты что, видел?
– У такой крысы, как она, мне и смотреть ничего не надо. Может валить назад в свою Германию… Пусть ей там фрицы смотрят…Чтоб она, падла, умерла, не пое…шись!
Я встал, заглянул в Колину комнату. Там Коля, Стрельченко и Николаев играли в «тысячу». Я вернулся в зал, вышел на балкон. Между домами шла мама. Ее школа была в Ленинском районе, и там в воскресенье не учились. Я присел, чтобы она меня не заметила.
На кухне сидели Кузьменок и Ленка Корсунова. Они курили. Сигареты были с фильтром – не «Астра» Кузьменка. Я подошел к раковине, включил кран, налил в чашку воды. Кузьменок положил руку Ленке на плечо. Она ее сбросила.
– А че такое? Я вроде ничего не делал…
Я выпил воду, поставил чашку на стол. На плите стоял большой зеленый чайник, такой же, как у нас. Холодильник тоже был такой, как наш: «Ока-III».
Кузьменок опять обнял Ленку за плечо. Она хотела встать, но он не отпускал. Я вышел из кухни.
«Утренняя почта» еще не началась. По экрану ехали танки.
* * *
– «“Мы должны уделить большое внимание ускорению научно-технического прогресса”, – сказал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачев в своей речи на открытии двадцать шестого съезда», – прочитала Соловьева по газете «Правда».
– Очень хорошо, Света, молодец, – сказала классная. – Видно, что ты добросовестно подготовилась к политинформации. А вы, ребята, что скажете? – Она посмотрела на нас с Кузьменком. – И почему это вы сели вместе? Я разве вас так посадила?
Я смотрел на парту. На ней что-то намарали шариковой ручкой, а потом размазали, и прочитать было нельзя. Кузьменок отвернулся к окну.
– Я вообще не пойму, что у вас общего, – продолжала классная. – Тебе, Разов, об учебе надо думать. Ничем ты в этой четверти не блещешь, а если подпадешь под влияние Кузьменка, то вообще на «тройки» скатишься… Ладно, не будем терять на вас время. Еще раз придете неподготовленные – получите «неуд» по поведению, ясно? Кто еще нам о чем-нибудь расскажет?
Поднялся Николаев, уставился в газету, забубнил себе под нос:
– «Ученые всего мира с интересом наблюдают приближение к Земле кометы Галлея»…
Кузьменок открыл тетрадь по геометрии, стал рисовать на последней странице голую бабу. У него получалось непохоже.
Кузьменок ткнул ручкой в спину Корсуновой. Она повернулась. Он повернул к ней тетрадь и сказал:
– Смотри, это – ты.
– А ты что меня видел? Или кого-нибудь еще? Никого ты не видел, понял? Так что засунь это знаешь куда?
Корсунова отвернулась.
– Я с тобой еще поговорю, – сказал Кузьменок.
