— Мы его наверняка получим. — Он любовно погладил приборную доску. — Эта крошка нам его обеспечила.
Я направил самолет к аэропорту Бербэнк. Если мы получим контракт на доставку авиапочты из Чикаго в Лос-Анджелес, то в скором времени сможем охватить всю страну.
— В газетах пишут, что Форд работает над трехмоторным самолетом на тридцать два пассажира, — заметил Баз.
— И когда он будет готов?
— Года через два-три.
— Хорошо, — согласился я. — Только мы не можем ждать Форда. Раньше чем через пять лет они ничего не сделают. А мы должны быть готовы через два года.
— Два года? — Баз уставился на меня. — Интересно, как? Это же невозможно!
— Сколько почтовиков у нас летает сегодня?
— Тридцать четыре.
— А если получим новый контракт?
— В два или три раза больше. — Он пристально посмотрел на меня. — К чему ты клонишь?
— Производители этих самолетов имеют с этих контрактов больше нас, — сказал я.
— Если ты задумал сам выпускать самолеты, то ты псих! — заявил Баз. — Два года уйдут только на то, чтобы построить завод.
— Но ведь можно купить готовый.
Секунду Баз обдумывал мое предложение.
— Локхид, Мартин, Куртис-Райт завалены заказами. Разве что Уинтроп… У них увольнения: потеряли военный заказ.
— Соображаешь, — улыбнулся я.
— Пустой номер! Я работал у него. Он клялся, что никогда…
Мы уже летели над аэродромом. Я прошел к югу от него, где был завод Уинтропа. На черной битумной крыше крупными белыми буквами было выведено: «САМОЛЕТЫ КОРДА».
Едва мы вылезли из кабины, как нас обступила толпа репортеров. Вспышки слепили мне глаза. Под ноги мне попал острый камешек, и я крикнул Базу:
— Эй, брось мне ботинки!
Он со смехом швырнул мне мокасины, и репортеры засуетились, спеша заснять меня во время обувания.
Из кабины вылез Баз, и мы направились к ангару.
— Каково оказаться дома? — крикнул один из репортеров.
— Отлично, — отозвались мы с Базом.
Мы говорили правду. Пять дней назад мы вылетели из Ле Бурже в Париже. Ньюфаундленд, Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес — за пять дней.
— Вы побили рекорд скорости перелета из Чикаго в Лос-Анджелес! — восторженно крикнул другой репортер, размахивая листком бумаги. Итого пять рекордов за перелет!
— По одному в день, — ухмыльнулся я. — Жаловаться не на что.
— Означает ли это, что почтовый контракт достанется вам? — спросил еще кто-то.
От ангара мне отчаянно махал Макалистер.
— Все деловые вопросы — к моему компаньону Базу.
Оставив База им на растерзание, я подошел к Макалистеру. Он был явно озабочен.
— Я думал, что вы не успеете.
— Я же обещал, что буду к девяти.
— Машина ждет, — сказал он, хватая меня за руку. — Едем прямо в банк. Они уже там.
— Постой, кто они? — спросил я, высвобождая руку.
— Представители синдиката, согласившиеся на твои условия по использованию скоростного инжекторного литья.
Он опять потащил меня к машине. Я сбросил его руку.
— Подожди. Я не спал пять суток и валюсь с ног. Перенеси встречу на завтра.
— На завтра? — крикнул он. — Но они же тебя ждут!
— Плевать! Подождут! — отрезал я.
— Но они же дают тебе десять миллионов долларов!
— Ничего они мне не дают. У них тоже был шанс купить тот патент: в тот год они все были в Европе. Скупердяи! А теперь, когда он им нужен, могут подождать и до завтра.
Я влез в машину и приказал ехать в отель. Макалистер устроился рядом со мной. Вид у него был растерянный.
— Они не хотят ждать.
— Знаешь что, — мягко сказал я, — дай мне поспать часов шесть, а потом можем встретиться.
— Но это будет три часа утра! — воскликнул он.
— Привезешь их в мой номер в отеле. К этому времени я буду готов говорить с ними.
* * *
В номере меня ждала Моника Уинтроп. При моем появлении она встала, потушила сигарету, подбежала ко мне и поцеловала.
— У, какой колючий! — с деланным изумлением воскликнула она.
— Что ты здесь делаешь? Я думал, ты меня встретишь на аэродроме.
— Я бы пришла, но побоялась, что туда явится отец.
Она была права. Амос Уинтроп сам был гулякой и сразу бы заметил, что происходит. Его проблемой было неумение правильно распоряжаться временем. Он позволял женщинам мешать его работе, а работе — мешать его отношениям с женщинами. Но Моника была его единственной дочерью, и, как все повесы, он считал, что она у него особенная. Так оно и было. Но не в том, что думал он.
— Налей мне выпить, — попросил я. — Я влезу в ванну, а то даже сам чую, как от меня разит.
Она протянула мне стакан бурбона со льдом.
— Вот твоя выпивка, а ванна уже налита.
— Откуда ты знала, когда я сюда доберусь? — спросил я, беря стакан.
— Услышала по радио, — улыбнулась она. Подойдя ко мне, она положила руки мне на плечи. — Ради меня ванну можешь не принимать. Этот запах даже возбуждает.
Я поставил стакан и зашел в ванную, снимая на ходу рубашку. Она шла за мной.
— Не торопись, — попросила она, — обидно тратить этот мужской дух.
Она обвила руками мою шею и прижалась ко мне всем телом. Я попытался ее поцеловать, но она уткнулась лицом мне в плечо. Я почувствовал, как она судорожно вздохнула и тихо застонала. Я поспешно расстегнул брюки, и они упали на пол. Отбросив их ногой, я подвел ее к туалетному столику. Блаженно прикрыв глаза, она вскарабкалась на меня, как обезьянка на пальму.
* * *
В горячей воде я почувствовал, как усталость волнами накатывается на меня. Попытался намылить себе спину и не смог.
— Давай я, — предложила Моника.
Она взяла у меня мочалку и принялась тереть мне спину. Я наклонился вперед и закрыл глаза.
— Еще, — попросил я. — Как приятно!
— Ты просто ребенок! Кому-то нужно о тебе заботиться.
— Пожалуй, ты права. Нужно завести себе слугу-японца.
— Японец такого делать не будет, — сказала она. — Выпрямись, я смою мыло.
Я лежал в ванне, закрыв глаза. Она провела ладошкой по моей груди, потом повела руку ниже. Я открыл глаза.
— Какой он маленький и беспомощный, — прошептала она.
— Несколько минут назад ты говорила другое.
— Знаю, — сказала она особым шепотом.
Я обнял ее и усадил на край ванны.
Нам помешал звонок телефона. От неожиданности я резко повернулся, и вода плеснула ей на платье. Она сняла трубку и молча подала ее мне.
— Да? — прорычал я.
Это был Макалистер. Он звонил из холла.
— Я же сказал в три часа! — огрызнулся я.
— А сейчас уже три, — ответил он. — Так мы поднимаемся? Уинтроп тоже с нами. Сказал, что у него к тебе дело.
Я посмотрел на Монику. Только этого мне не хватало: чтобы ее отец застал ее у меня.
— Нет! — поспешно сказал я. — Я еще в ванне. Отведи их в бар и купи выпивку.
— Все бары закрыты.
— Ладно, тогда я спущусь к вам в холл.
— В холле такие дела не делаются. Не понимаю, почему мы не можем подняться в твой номер?
— Потому что у меня здесь юбка.
— Ну и что? Их твой костюм не волнует.
Он засмеялся, довольный своей шуткой.
— Это Моника Уинтроп.
— О, Боже! — вздохнул он. — Твой отец был прав. Ты не знаешь меры.
— Узнаю, когда мне будет столько, сколько тебе.
— Ну, не знаю, — устало сказал он, — встреча в холле их вряд ли устроит.
— Им нужна конфиденциальность? — осенило меня. — Я знаю такое место.
— Где?
— В мужском туалете, у лифтов. Жду вас там через пять минут! Конфиденциальнее некуда.
Я уже положил трубку.
— Дай мне полотенце, — сказал я. — Мне надо спуститься вниз и встретиться с твоим отцом.
Я вошел в мужской туалет, потирая так и не выбритую щеку. Их вид заставил меня ухмыльнуться: все были поглощены делом и даже не обернулись на меня.
— Итак, джентльмены, объявляю заседание открытым, — сказал я.
Они с изумлением обернулись на меня. Один из них тихо чертыхнулся, и мне стало интересно, какая маленькая трагедия с ним случилась.
Ко мне подошел Макалистер и довольно чопорно произнес:
— Право, Джонас, довольно странное место для деловой встречи.
Я знал, что его реплика предназначена для остальных, и не стал на это реагировать. Посмотрев на его брюки, я сказал:
— Мак, может перед разговором стоит застегнуть ширинку?
Он покраснел, и его рука судорожно дернулась вниз.
Я засмеялся и повернулся к остальным:
— Прошу простить меня за некоторые неудобства, джентльмены. Но у меня в номере проблема со свободным местом. Там почти все занято одним ящиком.
Понял меня только Амос Уинтроп. Лицо его расплылось в понимающей улыбке. Я попытался представить себе, как бы он выглядел, если бы узнал, что речь идет о его дочери.
