На титульном листе было аккуратно выведено: «Журнал девочки-ангела». Когда я выросла, я конечно же узнала ровный мамин почерк.
В той тетради были заповеди счастья. Сначала – детские, наивные. Что-то вроде «слушайся родителей», «веди себя хорошо». Потом заповеди взрослели вместе со мной.
«Будь умной, свободной, имей свою точку зрения, никогда не спеши.
Не жалей себя, не позволяй чужому сочувствию подрывать уверенность в своих силах. Будь твердой.
В самом себе имей где пребывать. Живи в ладу с собой.
Одна искра может спалить сто тысяч вещей. Будь прозорливой, просчитывай свои поступки.
Дорога в десять тысяч миль начинается с одного шага, поэтому, выбрав цель, разбей ее на множество небольших задач. Будь предусмотрительной.
Хватаясь за меч руками, помни, что нанесешь себе рану. Будь осторожной и благоразумной».
Видишь, все наизусть помню... – задумчиво произнесла Ангелина, откинувшись на спинку стула. – Эти заповеди много раз помогали мне. В самые страшные, критические моменты в жизни. А их у меня было немало...
– Расскажи, – попросила Катя.
– Не сегодня. В другой раз. Это длинные истории, с корнями, толстым стволом и пышной кроной. Ты дальше слушай. Тетрадка была поделена на две половины. В первой я должна была записывать свои удачи, радости и победы, во второй части – разочарования, падения и проступки. Тебе, конечно, поначалу будет тяжело сформулировать свои мысли, отделить, как говорится, зерна от плевел. Я-то привыкла, для меня это естественный процесс, как воды попить... Но ты должна научиться. Это единственный способ справиться с демонами, раздирающими тебя на части. Зато, когда ты выплеснешь свое глубинное, сокровенное на бумагу, тебе станет значительно легче. Попробуй.
Катя пришла на работу на полчаса позже. Влетела в вестибюль служебного входа и тут же удостоилась презрительного взгляда вахтерши.
– Опять, Королева, опаздываешь, трудовую дисциплину нарушаешь. Мабель Павловна уже интересовалась, пришла ли ты...
– Я на такси добиралась, – соврала Катя, – пробки чудовищные.
– На такси... – поджала губы Зинаида Васильевна. – Ишь ты!.. Ну ладно, беги.
Катя пешком поднялась на третий этаж. По узкому проходу, соединяющему лестницу с холлом, величаво вышагивал Порогов. Заложив руки за спину, он попыхивал сигарой. Рядом, сгорбившись в почтительном поклоне, семенил Яков Борисович Пескарь.
– Поймите, Михал Михалыч, голубчик, – приговаривал Яков Борисович, – ну не могу я так просто взять, снять одну артистку и ввести на ее роль другую. Здравствуй, Королева, – бросил он Кате.
– Здравствуйте, – кивнула она в ответ.
Порогов остановился, осмотрел Катю с ног до головы, задержался на беззащитно-голых коленях, многозначительно прищурился и пророкотал:
– Откуда вы, прелестное дитя? – Глазки его стали масляными, брызнули нехорошим блеском.
– Да это же Королева, – удивленно произнес Пескарь, – гример наша.
– Да? Странно, как это я раньше такую красоту не видел, – кокетливо хмыкнул Порогов и выпустил Кате в лицо струю вонючего дыма.
– Бог с вами, Михал Михалыч, – зашелся в дребезжащем смехе Яков Борисович. – Она у нас уже четыре года работает.
– Да? Странно... – повторил Порогов. – А почему же меня гримирует эта... Как ее?... – Он выразительно скосил глаза к носу.
– Агафонова, – с готовностью подсказал Пескарь. – Не волнуйтесь, я поговорю с Ржевской, мы попробуем заменить Агафонову. А ты, Королева, иди работай, – прошипел он в Катину сторону.
Катю дважды просить не пришлось.
В гримерном цеху было непривычно тихо. Мабель Павловна накручивала раскаленными щипцами парики, а Светка расчесывала накладные бороды.
– Извините, – начала Катя, – я в жуткую пробку попала, – решила она придерживаться придуманной версии.
– Ничего страшного, – улыбнулась Ржевская.
– Слышь, Королева, – попросила Агафонова, – сгоняй в буфет, принеси поесть что-нибудь. А то я не успела.
– Без проблем.
Катя пулей слетела по лестнице на второй этаж и толкнула тяжелую дверь. Буфет открылся буквально несколько минут назад, поэтому внутри было пусто и прохладно. Катя проскользнула к стойке, заказала блинчики – о Господи, опять блинчики! – с мясом. Больше ничего транспортабельного не было.
– На свидании была? – услышала Катя и повернулась на голос. В самом углу, за крайним столиком притулилась Лариса Бондаренко. Перед ней стояла чашка черного кофе, в руке дымилась сигарета.
– С чего ты взяла? – растерялась Катя.
– Нарядная такая, вся из себя, – усмехнулась Бондаренко и глубоко затянулась. – А ничего, тебе идет. Не каждая женщина в твоем возрасте может себе позволить носить короткие юбки.
– Думаешь? – улыбнулась Катя, проглотив колкость.
– Посиди со мной, а? – жалобно попросила Бондаренко.
– Я не могу. Меня там Светка ждет.
– Ничего, подождет, – икнула Лариса, и Катя вдруг поняла, что та абсолютно пьяна.
– Боже, Лара! Как ты спектакль будешь играть в таком состоянии? – ужаснулась Королева и, водрузив на стол тарелку с блинами, уселась напротив. Надо было что-то делать. Как-то приводить Бондаренко в чувство. К счастью, у Ларисы была небольшая роль и она появлялась на сцене только к концу первого акта. Так что время было.
– Не волнуйся. Сыграю прекрасно, великолепно, – мрачно хмыкнула Бондаренко. – Я же девушка талантливая. Не то что некоторые, – она неопределенно махнула рукой.
– Ларочка, милая, пойдем в гримерку, а? – взмолилась Катя. – Сейчас народ набежит. Не нужно, чтобы тебя такой видели.
– Да наплевать! Мне теперь на все наплевать, ясно? После того как он меня так подставил. В психушку сдал, козел. Словно я какая-то свихнувшаяся шизофреничка!
– Кто? Кто тебя подставил?
– «Кто-кто»... Дед Пихто! Слушай, а точно! – расхохоталась Бондаренко. – Точно ведь дед! Это они вдвоем меня – старик со старухой. Па де де из балета «Идеальная советская семья». – Она залпом допила кофе, сморщилась и прикурила новую сигарету. – Хреново мне, Королева.
Кате стоило большого труда уговорить Ларису подняться наверх, в гримуборную. Провожаемые многочисленными ироническими взглядами, они оказались наконец перед вожделенной дверью под номером 206.
Катя призвала на помощь Светку Агафонову, и весь первый акт они «реанимировали» Бондаренко. Кофе, массаж, холодные примочки. Кофе, холодные примочки, массаж. Массаж, кофе, далее по списку.
В антракте Катю вызвал Пескарь. Схватил под локоток и, нервно оглядываясь, увлек в темный узкий «аппендикс», непонятно зачем сооруженный.
– Учти, Королева, – наклонился он к Кате, обдав ее чесночными миазмами, пробивавшимися даже сквозь резкий аромат туалетной воды. Яков Борисович постоянно жевал чеснок, ужасно боялся вирусов. – Порогов требует тебя к себе, но я ему сказал, что Ржевская тебя не отпускает. Усекла?
– Усекла, – кивнула Катя, пытаясь дышать через раз.
– Что у тебя нет специального образования и что в принципе ты – ученик гримера. И не имеешь допуска к народным артистам. И вообще, – скривился Яков Борисович, – чего это ты вдруг так вырядилась, а? Во избежание дальнейших проблем прошу тебя больше так не одеваться. Поняла? Уф! – Он извлек из кармана белоснежный носовой платок и вытер лоб, покрывшийся бисеринками пота. – Все, Королева, свободна... – добавил он. Поправил неизменный шелковый шарфик, развернулся и торопливо ушел странной походкой: подбородок устремлен вперед, плечи и поясница, наоборот, оттянуты назад, пальцы растопырены, словно намазаны лаком для ногтей.
Катя вернулась в цех и устроилась в продавленном кресле, стоявшем здесь с незапамятных времен и помнившем, по слухам, юность «гения» – худрука театра, когда тот еще был начинающим артистом.
Скинула надоевшие сапоги, забросила ноги на потрескавшуюся деревянную ручку и закрыла глаза. Все уже было сделано, оставалось только собрать гримерные причиндалы и разложить по коробкам. Но это после спектакля. Ржевская чем-то убаюкивающе шуршала, и под этот уютный шелест Катя провалилась в дрему. Она балансировала на грани сна и реальности. Как вдруг зазвучала музыка. Катя даже подпрыгнула от неожиданности.
– Что это? – удивленно спросила Ржевская, сдвинув очки на нос.
– Не знаю, – хрипло пробормотала Катя. Потом наконец поняла и хлопнула себя по лбу: – Ох, ты, Господи, это же мой мобильник!
Она вскочила с кресла, на цыпочках – пол был холодный – скользнула к сумке, висевшей на «рогатой» вешалке. Извлекла надрывающуюся трубку.
– Алло! – крикнула Катя, но телефон продолжал звонить. – Вот черт, как же это включается? – Нашла нужную кнопку. – Алло...
– Катя?
– Да.
– Это Андрей Богданов. Привет. Не отвлекаю?
– Добрый вечер. Нет, не отвлекаете. То есть не отвлекаешь...
– Я вот по какому вопросу. Я тут кое-что выяснил. Насчет Юльки. Кое-что важное. Алло, ты слушаешь?
