– Всё! Не буду больше рассказывать! – Анна Викторовна прикрыла глаза и попыталась отвернуться.
– Ладно, мама, ладно… – Наташа погладила ее по ноге. – Кто же он был?
– Ну, скажем так, деятель культуры. Знаменитый? Известный, уважаемый. Богатый? Вполне обеспеченный. Какой был мужчина, умница, талант…
– У вас что-то было?
– Фу! Конечно же нет. Одни слова и букеты. Но я, дура, дала ему какой-то аванс. Через год он приехал в Москву. За мной. Забрать меня. Ну и тебя, естественно. Забрать нас с тобой.
– И что ты решила? – шепотом спросила Наташа.
– Выгляни в окно! – захохотала Анна Викторовна. – Мы где? В Москве! Теперь поняла, что я решила? Догадалась?
– А почему?
– Я любила твоего отца, – вздохнула Анна Викторовна. – А ты разве не любила папу? Разве ты хотела бы стать русской падчерицей?
– Но ради будущего, ради моего будущего… Ты могла. Ты должна была!
– Какого еще будущего? – Анна Викторовна снова засмеялась. – Москва – столица мира! Гагарин в космосе! Скоро будет коммунизм! Разве сравнишь с этим тухлым Западом? Даже смешно.
– Особенно сейчас, – сказала Наташа. – Обхохочешься.
– Извини, не рассчитала, – сказала Анна Викторовна, утирая слезы. – Но я папу твоего любила, извини еще раз…
Деятель культуры. В таком-то году был в Москве. Наташа его вычислила. Примерно. С большой вероятностью. Писатель из тех, кого в СССР называли «прогрессивными».
После смерти матери она поехала-таки в Англию. Дом-музей в пригороде. Открыто по вторникам и четвергам. Седая леди поясняла: вот кабинет, вот библиотека, вот любимая трубка. Кроме Наташи, других посетителей не было.
– Здесь он написал свой знаменитый роман «Польская падчерица», – говорила леди. – Содержание: английский писатель знакомится в Лондоне с польской актрисой. Приезжает в Варшаву и привозит ее с дочерью к себе. Вся книга о том, как маленькая полька становится англичанкой. Роман написан в 1955 году.
– В каком году? – вскрикнула Наташа.
– В пятьдесят пятом.
– А в шестьдесят третьем он ездил в СССР?
– Ездил, конечно! – сказала леди. – На презентацию перевода этого романа.
– Я не читала, – сказала Наташа вдруг по-русски. – А мама, наверное, читала.
– Przepraszam, ne rozumiem, – сказала леди по-польски.
– Кто там? – спросила Надежда Ильинична в домофон.
Там горестно молчали. Она почти догадалась, но спросила еще раз:
– Кто там?
– Надя, это Михаил.
Она нажала клавишу. Потом открыла дверь квартиры. Он почти не изменился. На нем был серый плащ, свитер под горло. В руке небольшой чемодан – видно, что тяжелый. От него пахло одеколоном. Одеколон приличный, но пахло слишком сильно.
– Я могу войти? – сказал он.
– Заходи, – сказала она. – Но не надолго.
– Вот как? – Такой робкий и ссутуленный, он вдруг сверкнул глазами. – А ты говорила, что будешь ждать меня всю жизнь.
Надежда Ильинична сначала решила расхохотаться, но потом серьезно сказала:
– Я и ждала тебя всю жизнь. Потом жизнь кончилась. А я осталась. Так что лучше иди, откуда пришел.
– Может, хоть чаем напоишь?
– Это будет слишком жестоко. К тебе. Всё. До свидания.
Он переложил чемодан в другую руку, повернулся, шагнул к лифту, потом обернулся.
– Что? – спросила она.
– Надя, ты извини меня, ради бога… мне очень нужно в одно место.
Она посторонилась, пропуская его в квартиру.
Чемодан он поставил у вешалки. Снял плащ, бросил сверху. Одеколоном запахло еще сильнее. Наверное, брызгал поверх свитера.
Надежда Ильинична села на табурет в прихожей.
Он долго там возился, шаркал, несколько раз спускал воду, громко переводил дух. Ей надоело это слушать, она прошла в комнату, включила телевизор. Посмотрела на часы. Господи, сколько можно торчать в сортире? Сквозь телевизор услышала какой-то звук. Вышла в коридор. Дверь сортира была приоткрыта, он высунул голову и звал ее:
– Надя, куда ты пропала? Ради бога, дай какую-нибудь тряпку…
– Там тряпки за унитазом, – сказала она.
– Надя, – снова позвал он. – Дай мне пластиковый пакет. Я тряпку туда положу и потом выброшу, хорошо?
– Хорошо, – кротко сказала она.
Пошла в кухню. Потом, отвернувшись, сунула пакет в дверную щель.
Он вышел. Пакет с тряпкой запихал в карман плаща.
– Вымой руки, – сказала она.
– Да, да, конечно, – сказал он и вернулся в ванную. – Какое полотенце можно?
– Желтое, – сказала она. Раздался ключ в двери.
– Познакомьтесь, – сказала Надежда Ильинична. – Мой муж. А это дядя Миша, моей мамы двоюродный брат. Из Тулы.
– Сергей, очень приятно, – сказал муж. – Вы… у нас остановитесь?
– Нет, нет, что вы! Я буквально на минуту.
– Может, чаю? – облегченно заулыбался муж. – Или рюмочку?
– Нет, нет, спасибо! До свидания. Пока, Надечка! – Он набросил плащ, подхватил чемодан, быстро чмокнул ее в щеку и выбежал прочь.
– Что за дядя? – спросил муж.
– Мамин двоюродный, я же сказала. Старичок со странностями. Заезжает раз в год, наверное. Так, проведать.
– Что-то я первый раз о нем слышу, – сказал муж.
– Мы же с тобой только полгода женаты, – засмеялась Надежда Ильинична и обняла его. – Ну, привет! Как дела, как день прошел? – И поцеловала.
Фиктивно, то есть понарошку
Один мой знакомый женился и переехал к жене. Ей от родителей досталась очень хорошая квартира. Дело было задолго до всякой приватизации, и квартиру можно было только получить. По очереди, на работе или в наследство. Ну, или построить кооператив. Насчет наследства была такая тонкость: надо было быть прописанным в этой квартире. Иначе человек не имел никакого права там жить после смерти родителей.
Вот. Он женился, переехал к жене, а от своих родителей выписался.
Живут они, поживают. Ребенок родился. И тут у этого моего знакомого внезапно умирает мать. Старик отец остается один в неплохой двухкомнатной квартире почти в самом центре города. Ну, конечно, молодые его утешают, навещают, приносят еду и лекарства. И соображают: а ведь если он, боже упаси, помрет, то его квартира пропадет. Уйдет в распоряжение государства.
А это никуда не годится. Ведь ребенок вырастет, и ему совсем не помешает своя жилплощадь. Тем более такая хорошая, почти что в центре. И потом, старик отец работал за эту квартиру всю жизнь, инженером на номерном заводе. А теперь, значит, псу под хвост.
Надо там срочно прописаться. Но как? Да никак.
Выход один: оформить фиктивный развод. Что и было сделано. Во имя благополучия семьи и особенно ребенка. Шестилетнему ребенку все объяснили буквально на пальцах.
Ну, этот мой знакомый прописался к отцу. Но жить продолжал на старой квартире, естественно. С женой и ребенком. Хотя иногда ночевал у отца. Комнату там себе оборудовал. Кое-какие книжки перевез. Ну и по-мелочи: рубашки, брюки, носки. Белье. Любимую пепельницу.
И как-то так получилось, что в течение года он совсем туда переехал. Тем временем старик отец сильно расхворался, и за ним нужно было присматривать. Так что этот мой приятель целых три месяца, наверное, дома не был. То есть дома у жены с ребенком. То есть он уже сам не понимал, где его дом. Вернее, понимал, но не хотел признаваться.
Потом старик отец умер. Но этот мой знакомый не торопился переезжать обратно. Хотя сам себе говорил, что вот-вот. И к жене заходил довольно часто.
Вот однажды он зашел, помог ребенку по математике (потому что уже прошло восемь лет с того времени), а потом сел смотреть футбол. Жена столик накрыла перед телевизором. Допоздна сидел, до часу ночи. Она говорит:
– Куда ты пойдешь, уже метро не ходит. Не чужие все-таки.
Он остался. Легли в одну постель.
Очень было хорошо, почти как в молодости.
Но снова не поженились.
последнее танго в Бадене.
На террасе отеля появилось новое лицо: господин с кошкой. Он сидел один за столиком, пил кофе и читал местную газету. Кошка сидела на стуле напротив.
– Кис-кис-кис, – позвала Анна Сергеевна и протянула ей кусочек цыпленка.
Кошка с мягким дроботом спрыгнула со стула на дощатый пол и подбежала к ней. Съела угощение, стала тереться об ноги.
Анна Сергеевна погладила ее.
– Осторожно, – сказал господин. – Вдруг у нее блохи.
– Разве это не ваша? – удивилась Анна Сергеевна.
– Нет, просто привязалась, – сказал господин.
– А так преданно сидит рядом! – засмеялась Анна Сергеевна.
– Меня любят кошки, – сказал господин. – А вы откуда?
– Здешняя, – сказала Анна Сергеевна.
– Вам здесь не скучно?
– Ох эти русские! Сидят в своем Урюпинске, и им весело, а приедут в Баден-Баден, так сразу им скучно.
В разговоре выяснилось, что русский господин – его звали Дмитрием Дмитриевичем – был адвокатом из Москвы, а Анна Сергеевна – женою местного гостиничного магната. То ли совладельца, то ли топ-менеджера здешних курортов.
