— Такая же синяя, — подтверждает Леш.
Обступившее их Зверье сокрушенно кивает.
Веселенькое утречко выдалось у мужиков: навести порядок в магазине после погрома, учиненного Джоди, отправить Дрю в травмопункт, где ему зашили рану на лбу от удара бутылкой (прописанные Дрю болеутоляющие немедленно пошли по рукам и свое действие оказали), объясниться с менеджером по поводу вдрызг расколоченного фасадного стекла, а теперь еще и это…
— Ты у нас почти что с дипломом, — говорит лысеющий коротышка Барри Лешу.
— Ну-ка, скажи: что нам теперь делать?
— Мертвые шлюхи в программу не входят, — отпирается Леш.
— Наверное, это из другого курса. Думаю, из политологии.
Несмотря на общее отупение, вызванное сочетанием болеутоляющего и пива (ящик был изничтожен прямо на стоянке напротив универсама), всех проняло. Грусть приправлена страхом.
— Густаво ведь уборщик, — раздумчиво произносит Клинт.
— Вот пусть и приберется в помещении.
— О-о-о-о, — стонет высоченный Джефф, бывший баскетболист, и стучит Клинту по лбу костяшкой пальца.
Справедливо полагая, что одними костяшками тут не обойтись, Джефф снимает с Клинта очки в роговой оправе и передает Трою Ли. Китаец аккуратно разламывает очки на четыре части и возвращает Клинту.
— Все из-за тебя, — сердится Леш.
— Если бы ты не настучал копам на Томми, ничего бы не было.
— Я только сказал им, что Томми — вампир — хнычет Клинт.
— Я им не говорил, что он здесь. Я ничего им не сказал про вавилонскую блудницу.
— Ты ее совсем не знал, — укоряет Барри.
— Она была особенная.
— Дорогая, — уточняет Дрю.
— Si, дорогая, — подтверждает Густаво.
— Вот валила бы себе в Вавилон, — грустит Леш.
— Прости им, ибо не ведают, что творят, — гнет свою линию Клинт.
Трой Ли нагибается и осматривает Синь, стараясь не касаться мертвого тела.
— Под синей краской травм не видать, но у нее, похоже, свернута шея. Кровь, наверное, Флада. На теле-то ни ранки.
— Никаких следов укуса, ты хочешь сказать, — уточняет Клинт.
— Что хочу, то и сказал, ты, умник. Это все Фладова подружка.
— Ты-то откуда знаешь? — спрашивает Леш.
— Может, это дело рук самого Флада.
— Не думаю, — возражает Трой Ли.
— Томми был связан — видишь, все веревки перемазаны в чем-то оранжевом. И они развязаны, не порваны.
— Может, Синь его развязала. Тут-то он ее и пришил.
Трой Ли снимает что-то с мертвого лица — так аккуратно, словно у него под пальцами астральное тело.
— А насчет этого что скажешь? — Трой Ли сует под нос Лешу длинный рыжий волос.
— Она-то что тут делала, если Томми был свободен?
— Чувачок, ты в сериале про CSI, случаем, не снимался? — интересуется Дрю.
— Надо позвонить этим парням из отдела убийств, — волнуется Барри.
Можно подумать, эта мысль ему первому пришла в голову.
— Вот обрадуются-то, — кисло произносит Леш.
— И мы вслед за ними.
— Но они же знают насчет вампиров, — возражает Барри.
— Может, выручат нас из беды.
— Ага, перенесем ее в твою квартиру и вызовем полицию. Класс?
— Тогда что нам с ней делать? — Барри стоит подле трупа, руки за спину, ну прямо смелый хоббит, готовый сразиться с драконом.
Трой Ли пожимает плечами:
— Дождемся темноты и сбросим тело в бухту.
— Я к ней не притронусь, — решительно произносит Барри.
— После всего, что у нас с ней было…
— Безмозглые обсоски. — Густаво выходит вперед и принимается скатывать пропитанный кровью ковер.
У него жена и пятеро детей, и, хотя ему не доводилось еще избавляться от мертвого тела, он уверен, что это проще пареной репы. Типа обкаканных пеленок.
Зверье смущено. Стоит Густаво прикрикнуть, как все хватаются за раму от кровати — штука-то тяжелая. И мешает.
— По правде сказать, она мне никогда особо не нравилась, — морщится Барри.
— Выдоила нас по полной, — добавляет Джефф.
— А я был просто с вами за компанию, — подхватывает Трой Ли.
— По минетам-то она была не очень.
— Давайте спрячем ее пока в шкаф, а вечером сволокем в Хантерс-Пойнт и выкинем, — предлагает Леш.
— В Рождество? — ужасается Дрю.
— Просто поверить не могу. Сначала она захапала наши денежки, а теперь еще и все Рождество испортит, — сокрушается Трой Ли.
— Наши денежки! — вопит Леш.
— Эта стерва!
Мертвые шлюхи мало кому по душе.
— По душе мне мертвые шлюхи, — выбивается из темы вампир Илия Бен Сапир.
— Нужно же вносить какое-то разнообразие. — Шею проститутке он сворачивает прежде, чем успевает выпить всю кровь. Значит, мертвое тело останется.
— А то все одно и то же.
Вампир оттаскивает труп за помойку и наблюдает, как затягиваются раны на шее. Проститутку он снял в сквере на углу Десятой улицы и Мишн-стрит. Вампир прохаживался в мешковатом комбинезоне с поднятым капюшоном. Его изысканно бледное семитское лицо поразило девчонку.
«Непростой ты кренделек…» — последние ее слова.
При ней было всего-навсего сто долларов. Кроссовки, комбинезон и эти жалкие гроши — вот и все трофеи древнего вампира. Все его имущество.
Он прибыл в город на яхте стоимостью в миллионы, набитой предметами искусства стоимостью в десятки миллионов, а теперь опустился до того, что убивает ради мелочи. Разумеется, у него имелись собственные дома, разбросанные по всему миру, и немалые заначки наличности в дюжине городов, но до них еще надо добраться. А может, все это не так уж плохо. Он ведь и явился сюда разогнать тоску. Если ты уже лет восемьсот как покойник, живости характера — ну просто никакой! А так — сплин улетучился, и вампир чувствует себя живее всех живых.
Бен Сапир выходит из сквера и смотрит на небо. Рассвет на носу. В запасе у Илии еще минут двадцать, не больше. Как летит время! Вампир пересекает улицу и быстрым шагом входит в гостиницу. У входа надпись: «Номера внаем. На час, на день, на неделю». От стойки портье несет табаком, потом и героином.
Старик поднимает капюшон, горбится и подходит ближе.
— Комната без окон найдется?
— Двадцать пять баксов, как и все прочие. Белье надо? Еще пять баксов.
Вампир ухмыляется:
— Не надо. Еще запачкаюсь.
Он расплачивается с портье, берет ключ и поднимается по лестнице. Да, живость чувств вернулась. Пока не помрешь, не оценишь по достоинству. И не насладишься сполна местью.
Девятнадцать
Покойные близкие
Вампиры сидят рядышком на кровати и смотрят, как по оконному стеклу ползет хромой пятиногий жук.
Томми кажется, что лапки жука движутся в определенном танцевальном ритме, который можно даже положить на музыку (если бы он умел!).
Он уже и название придумал: «Сюита для хромого жука и кошек, скребущих на сердце».
— Красивый жук, — говорит Томми.
— Красивый, — соглашается Джоди. «Надо бы Эбби отблагодарить», — думает она.
Вот укусила девчонку, и теперь совесть мучает. И не потому, что применила силу, — Эбби и сама была не против. Самое противное, другого выхода не было. Выжить любой ценой — вот что двигало пробудившимся в ней зверем. Хищник подавил человека.
— Вот теперь-то Зверье за нас возьмется, — произносит Томми.
Он зол на бывших приятелей, ведь они его предали, и в то же время понимает свою обособленность от них. Да и со всеми прочими людьми у него теперь мало общего. Завтра Рождество, а ему даже не хочется звонить родителям. Зачем? Они теперь для него существа низшего порядка. Что таким подаришь?
— Руки коротки, — фыркает Джоди.
— Подумаешь, какое-то Зверье.
— Наверняка Илия тоже так думал. И попался им в лапы.
— Обязательно надо его разыскать.
Перед внутренним взором Джоди предстает Илия, жарящийся на солнышке у здания паромной переправы. Мимо идут туристы и удивляются, чего ради кто-то приволок сюда статую. Интересно, слой металла защитит его?
Томми смотрит на часы:
— Туда и обратно нам сегодня не успеть. Я вчера уже попробовал.
— Как ты мог так с ним поступить, Томми? Он же один из нас.
— Один из нас? Забыла, как он собирался нас убить? Впрочем, в определенном смысле он нас и убил. Как можно простить такое? Кроме того, если уж ты весь в бронзе, какая тебе разница, под водой ты или на суше? Я просто хотел убрать его с глаз долой, чтобы в будущем не путался у нас под ногами.
— Ладно, ладно. Извини.
В будущем? Она жила с полудюжиной парней, и никто из них и не заговаривал с ней о будущем. А для них с Томми грядущее — это такой огромный срок… Если, конечно, они не попадутся, пока спят.
— Может, нам и вправду уехать из города? — думает Джоди вслух.
— На новом месте никто не будет знать, кто мы такие.
— Пожалуй, нам надо купить елку, — брякает Томми.
