Из группы цыган раздаётся грозный оклик, и девочка бежит к ним, оправдываясь и что-то горячо доказывая на незнакомом мне языке. Через некоторое время она возвращается и начинает знакомиться со мной. Называет себя, спрашивает моё имя, интересуется: куда и зачем я еду, рассказывает о себе.
Она жила в крупном областном центре у бабушки, училась в школе. Но отец увёз её, сказав, что пора зарабатывать. После года скитаний, бабушка забрала девочку, и она проучилась ещё год. Но приехали отец с братьями и дядьями, избили и бабушку и её, и вот теперь она вынуждена быть с ними. А она так хочет жить дома с бабушкой, и учиться.
Пока девочка рассказывала свою грустную историю, я достала вязание. «Что это?» – удивилась она. – «Ты так шьёшь?» Я, как могла, объяснила ей, что такое вязание и как из клубка ниток появляются всякие вещи: «Видишь мой свитер, шарф, шапочку, носки – это всё связано мной». «А я смогла бы научиться?». Я достала вторые спицы, клубок ниток, и мы стали учиться вязать.
Подошла немолодая, полная, цыганка, одетая в кофту, длинную юбку, из-под которой виднелись сапожки, и пуховой платок, завязанный на спине. Она отправила куда-то девочку, а после того как та ушла, обратилась, уже по-русски, ко мне: «Ты очень добрая. Спасибо тебе, что не оттолкнула детей и разговариваешь с дочкой. В благодарность я хочу погадать тебе». Я ответила, что мне самой интересно общаться с девочкой, она большая умничка, и очень жаль, что ей не дают дальше учиться. «Я видела, что ты плакала, когда вы говорили. – сказала цыганка. – У тебя доброе сердце» – и, быстро отвернувшись, ушла. Видно и у неё было сердце не каменное.
Ещё через некоторое время вернулась девочка со стайкой ребятишек: «Не бойся, теперь они у тебя ничего не тронут». Несколько часов, до самого моего отъезда, я рассказывала им сказки, а они пели мне песни из индийских кинофильмов, кто изящно, кто смешно пританцовывая. На прощанье я подарила девочке клубок ниток и спицы.
И сейчас, по прошествии многих десятилетий, когда я вспоминаю эту историю, я вижу её перед глазами – худенького, плохо одетого, растерянного ребёнка, которого вынуждают так рано повзрослеть.
Середина дня. Наводнённые людьми улицы областного центра. Относительно молодая цыганка преграждает мне дорогу, предлагая погадать. Хорошо помня не состоявшийся культпоход, а точнее эстафету, на кладбище, я отказываюсь. Она настаивает, не давая пройти. Подходит вторая женщина, и они вдвоём принимаются уговаривать меня, что им денег не надо, чтобы я просто раскрыла ладонь, и они мне скажут нечто очень важное для меня.
У меня нет времени. Я возвращаюсь, тяжело гружённая, с базара, дома больная мама, а ещё надо зайти в аптеку забрать лекарство. С единственным желанием, чтобы быстрее отстали, я перекладываю авоськи с картошкой, капустой, свёклой и прочими овощами в одну руку и протягиваю ладонь.
Всё остальное как в тумане. Хорошо, что я на базаре истратила почти все деньги…
Когда я очнулась, меня подташнивало, и кружилась голова.
Возвращаюсь поздним вечером с работы.
– Глянь, в коридоре ничего не украли? – просит мама.
А что там красть?! Старые пальто и такая же старая обувь, да в узком пристенном шкафчике с раздвигающимися дверцами, сделанном папой и именуемом кладовкой, закрутки и варенья на зиму.
– Вроде ничего. – говорю. – А что случилось?
– Цыганка приходила. – отвечает мама. – Немолодая. Зашла в комнату, посмотрела на меня, и говорит: «Да тебе самой помощь нужна». Налила мне свежей воды, подогрела еду, вынесла банку с мочой… посидела немного и ушла.
«Вы не хотите перекусить?» – мы возвращались от лесного озера, тогда ещё просто со знакомым. Мой теперешний супруг хотел поразить меня тамошней ресторанной кухней, но оказалось, что ресторан снесли. И вот теперь, на въезде в город, он решил реабилитироваться.
Мы вошли в здание кафе. Но с едой в этот день нам явно не везло. Кафе было закрыто – там справляли цыганскую свадьбу. В холе за мной увязался молодой цыган, что-то тараторя на своём языке весь путь, что мы шли до машины. Мой спутник плюхнулся на водительское кресло, открыв дверной затвор с моей стороны. Но между мной и машиной стоял цыган, провозглашая свой монолог и не обращая никакого внимания на мои попытки объяснить ему, что я ни слова не понимаю. Приятелю пришлось выйти из машины и, слегка подвинув парня, открыть мне дверцу. Цыган не сдавался, пытаясь помешать мне сесть в машину. А когда это ему не удалось, обложил меня матом на чистом русском языке, приговаривая: «Тебе, что своих мало?!» и с силой лягнул отъезжающий автомобиль. По мере удаления от места инцидента, наш испуг сменился смехом. Возможно, цыгана ввели в заблуждение мои буйно и беспорядочно вьющиеся чёрные волосы, свисавшие до середины спины.
Небольшой, ухоженный, городок. Немногочисленные прохожие и, расслабленные курортной ленью, туристы. Ко мне бросается молодая, полноватая, дама в неброской одежде пастельных тонов: «У тебя всё ещё будет хорошо! Не думай! Ты ещё будешь счастлива! Жить ты будешь долго до…». Я приостанавливаюсь, опираясь, на ставшую уже привычной, палочку. Но супруг увлекает меня за собой, не давая дослушать: «Пошли! Зачем тебе эта цыганка?! На процедуры опоздаешь!». К слову сказать, я даже и не поняла сразу, что эта дама – цыганка, и хотя не стала перечить мужу, но осталось какое-то тоскливое чувство недосказанности. Было жаль, что он не дал мне дослушать…
Путёвка, чтобы сэкономить, у нас была без обеда. И через пару дней мы вновь отправились в город прикупить овощей, воды, фруктов и прочей мелочёвки на перекус. Каково же было моё разочарование, когда я увидела, как эта же цыганка подлетела к впереди идущей даме точно с таким же речитативом, слово в слово, хоть бы фразы местами поменяла.
Мне стало смешно своей неистребимой глупо-наивной веры в человечество, не стёртой даже всеми болями, обманами и предательствами почти прожитой жизни.
Почти не придуманные истории
Максим был обижен. «Ну что я опять сделал не так?» – думал он, лёжа под палящим солнцем в трёх метрах от вожделенной водной стихии:
«Все купались, и ему было тоскливо валяться одному на песке, да и жарко. А эта группка так скучно беседовала, покачиваясь на волнах. Он ведь только хотел познакомиться и немного расшевелить их. Ну да, конечно, они не ожидали, что кто-то проплывёт под водой и вынырнет между ними. Но ведь это было так весело. Они так смешно барахтались, а две женщины даже завизжали от неожиданности. Все потом оживлённо смеялись. За что же его наказали, запретив идти в воду?!»
Максим любил людей и старался всегда выказывать радушие и добрый нрав. Вот и теперь, услышав: «Макси, Макси, домой!» – он поднял мохнатое чёрное ухо и, сделав вид, что ему всё нравится, побежал на зов хозяйки, оставляя на влажном песке большие глубокие следы.
Васька чувствовал себя осиротевшим. Хозяин бывал дома, но что с него проку. Хозяйка с детьми уехала и теперь ему, огромному рыжему коту, приходилось довольствоваться сухим кормом.
И вдруг появились гости. Они хозяйничали в квартире, ели, пили… и не обращали на него, Ваську, никакого внимания. «Что за люди? – обиженно думал кот. – Сами едят разные вкусности, а мне хоть бы кусочек дали».
Однажды утром гость достал из холодильника изумительно пахнущую котлету. Васька весь напрягся в предвкушении. Гость шел от холодильника к столу: в левой руке блюдце с котлетой, в правой – нацеленная на котлету вилка. Он явно намеревался съесть(!) её. И это было уже выше кошачьих сил.
Васька точно рассчитал маневр. Кот прыгнул. В прыжке, он сбросил котлету, не затронув блюдца, и, когда она упала, чётко приземлился сверху, «пригвоздив» ее двумя лапами к полу.
Гость, ошалевший от неожиданности, ещё попытался ткнуть вилку в котлету. Но две кошачьи лапы по краям и кошачья голова посередине вожделенного продукта не оставили ему никаких шансов.
«Вот только так и надо с ними» – довольный собой, подумал Васька, умиротворенно поедая дорогой трофей.
Томи – длинный худой серый кот с высокой холкой, треугольной мордой и острыми ушами с небольшими кисточками. Единственное отличие его от диких котов, массово проживающих в Израиле то, что он был пойман на улице маленьким котенком и воспитывался в доме, в холе и любви. Но, как только Томи повзрослел, природа взяла своё и кот переселился жить на улицу, в стаю таких же как он диких животных. Домой он приходил только кушать.
Томи был умным, как и все уличные коты. Чтобы попасть в квартиру, он ждал у подъезда, пока кто-нибудь откроет дверь. Если долго никого не было, кот шел мяукать под окна салона, а затем под окна кухни.
