Уайли поднялся на ноги, заложил большой палец за край жилета под мышкой, прикрыл правой свою praecordia[77] и сказал:
— Названный Нири, который больше не любит мисс Кунихан и не нуждается в своем Нидле, да покончит он скоро и с Мерфи, и будет опять свободен, и, плывя по своему течению, возжаждет неодолимо обезьяну или авторессу.
— Да это «Альманах Старины Мура», — сказала мисс Кунихан, — а не еженедельник «Айриш таймс».
— Мое отношение, — сказал Уайли, — заключающееся в выслушивании, выполнении формальностей и уравнивании голосов, или скорее голоса Разума и Philautia[78], остается неизменным. Я продолжаю считать названного Нири быком Ио, рожденным для того, чтобы быть укушенным оводом, подарком Природы нуждающимся сутенерам; мисс Кунихан — единственной, как мне твердо известно, nubile[79] любительницей во всех двадцати шести графствах[80], которая не путает своего «я» со своим телом, и одним из немногих тел — из того же болота, достойных своего отличия; Мерфи — бездельником, которого следует избегать любой ценой…
Мисс Кунихан и Нири хохотали неимоверно.
— Он так назойлив, — сказал Нири.
— Так предприимчив, — сказала мисс Кунихан, — так напорист.
— Мерзостью, — сказал Уайли, — гадом ползучим, уползающим от Закона. И все же я преследую его.
— Я тебе за это плачу, — сказал Нири.
— Это вы так полагаете, — сказала мисс Кунихан.
— Как бы там ни было, прохиндей уродует себя, чтобы жить, — сказал Уайли, — а бобр откусывает себе…
Он сел, тотчас же снова встал, вновь принял прежнюю позу и сказал:
— Одним словом, я стою там, где всегда стоял…
— С тех пор как Небо, которое вечно мочится, раскинулось вокруг тебя непросыхающей простыней, — сказал Нири.
— И надеюсь всегда стоять…
— Пока не свалишься, — сказала мисс Кунихан.
— Равно к успеху и к забавам устремлен.
Он опять сел, и мисс Кунихан ухватилась за представившуюся возможность с той именно силой, высотой звука, его качеством и скоростью, которых можно было без затруднений достигнуть в тех немногих словах, что имелись в ее распоряжении.
— Есть разум, и есть тело…
— Позор! — закричал Нири. — Дайте ей под зад! Вышвырните ее вон!
— На одной усохшей ладони, — сказал Уайли, — переполненное сердце, съежившаяся печень, брызжущая пеной селезенка, два легких, если повезет, при тщании — две почки, и так далее.
— И тому подобное, — сказал Нири со вздохом.
— А на другой, — сказал Уайли, — маленькое эго и большущий ид.
— Несметные богатства в W.C., — сказал Нири.
— Этот невыразимый контрапункт, — продолжала мисс Кунихан, — этот взаимный комментарий, эта единственная подкупающая черта.
Она остановилась — предпочла остановиться, чтобы не быть прерванной.
— Она забыла, как там дальше, — сказал Уайли, — придется ей возвращаться назад, к самому началу, как дарвиновской гусенице.
— Может, Мерфи не проходил с ней дальше, — сказал Нири.
— Повсюду я нахожу разум, оскверненный, — продолжала мисс Кунихан, — грубым и негармоничным союзом, пристегнутый к телу, словно к заду телеги, а тело — к колесам колесницы разума. Я не называю имен.
— Великолепная рецепция, — сказал Уайли.
— Ничего не выветрилось, — сказал Нири.
— То есть повсюду, — подытожила мисс Кунихан, — за исключением того места, где находится Мерфи. Он не страдает этими — а — психосоматическими свищами, Мерфи, мой жених. И разум, и тело, то есть ни разум, ни тело; что может существовать помимо него, что могло там существовать после него, кроме ребяческой грубости или маразматического проворства?
— Выбирай, — сказал Уайли, — поковыряй свое воображение.
— Еще один полутон, — сказал Нири, — и мы перестанем слышать.
— Кто знает, может, мы уже перестали? — сказал Уайли. — Кто знает, какую грязную историю, даже еще лучше, какую более чем грязную историю, может статься, даже такую, какой мы раньше не слышали, рассказывают нам сейчас на какой-то неимоверной частоте, чистую непристойность, которая в этот самый момент тщетно бьется в наши барабанные перепонки?
— Для меня, — сказал Нири с таким же вздохом, что и прежде, — воздух всегда наполнен похабными намеками вечности.
Мисс Кунихан встала, собрала свои вещи, пошла к двери и отперла ее ключом, изгнанным с этой целью с ее груди. Стоя в профиль на фоне сверкающего огнями коридора, со своими высокими ягодицами и низкой грудью, она не только выглядела королевой, но и была готова ко всему. И впечатление это усиливалось просто благодаря тому, что она выдвинула ногу на шаг вперед, перенесла всю свою тяжесть на другую, наклонила свой бюст не более того, чем требовалось, затем, чтобы не упасть назад, простым и решительным жестом положив руки на свои луны. В такой позе, позволявшей ей легко, но прочно удерживать равновесие, она сказала себе в коленки голосом, подобным скрежету гравия в отдалении в зимних сумерках:
— Теперь, когда мы выпустили кота из мешка…
— А свинью из-за стола, — сказал Уайли.
— Что мы от этого выиграли?
— Уайли, — сказал Нири, — прими во внимание, ты находишься прямо у нее под прицелом.
— Богиня Подагры, — сказал Уайли, — в размышлении о пилюле Доуна.
— Не думай, ради Бога, что я хочу тебя спровадить, — сказал Нири, — но это маленькое существо предпринимает шаги, с тем чтобы проводить тебя домой.
— Тс! Тс! — сказал Уайли. — Может, я и не прирожденный наглец, но я лучше, чем ничего. О моем превосходстве над пустотой часто высказывались.
— Повторяю свой вопрос, — сказала мисс Кунихан, — и готова в случае необходимости сделать это снова.
— Если тогда петух не запоет, — сказал Уайли, — будьте уверены, курица не снесла яйца.
— Но разве я уже не сказал, — сказал Нири, — что мы можем теперь расстаться. Это, конечно, большой выигрыш.
— Неужели вы в самом деле намерены сидеть там и говорить мне, — сказала мисс Кунихан, — мне, что мы, по-вашему, сейчас встретились?
Уайли прикрыл уши руками, запрокинул голову и закричал:
— Остановись! Или уже слишком поздно?
Он подбросил руки высоко над головой, двинулся быстрой шаркающей походкой, схватил руки мисс Кунихан и нежным жестом отвел их от мягкого места. Еще миг — и они тронутся в путь.
— Если уж на то пошло, — сказала мисс Кунихан, ничуть, по-видимому, не смущаясь происшедшим, — кто из когда-либо встретившихся встретился не с первого взгляда?
— Существует только одна встреча и одно прощание, — сказал Уайли. — Любовный акт.
— Подумать только! — сказала мисс Кунихан.
— Тогда каждый встречается и прощается с собой и с собой, — сказал Уайли, — а также с другим и с другим.
— С собой и ею и с собой и ею, — сказал Нири, — где твоя чуткость, Уайли. Помни, здесь присутствует леди.
— Вы, — сказал Уайли с горечью, — мне предстояло увидеть, что вы не окажетесь неблагодарным. Как, несомненно, и этой бедной девушке тоже.
— Не совсем, — сказала мисс Кунихан. — Мне просто не должно было представиться случая увидеть его неблагодарным.
— Пункт третий, — сказал в ответ Нири. — Я не прошу о разговоре с Мерфи. Только явите его моим телесным очам, и деньги ваши.
— Ему может казаться, — сказала мисс Кунихан, — никогда нельзя быть уверенным, что, раз мы однажды его обманули, мы способны так поступить снова.
— Один обол, в счет причитающейся суммы, — сказал Уайли. — Милосердие возвышает.
— Пункт первый, — сказал Нири. — Согласно описанию Уайли, не требуется даже такой малости, как пресловутый любовный акт, если акты могут и впрямь вообще быть любовными или любовь выжить в актах, чтобы поприветствовать соседа соответственно времени суток с улыбкой и кивком головы по возвращении вечером и с нахмуренным видом и безо всякого кивка, уходя утром. А встреча и прощание в моем смысле не по силам ни чувству, каким бы нежным оно ни было, ни телесным движениям, какими бы искусными они ни были.
Он замолчал, чтобы услышать вопрос, в чем состоит его смысл. Уайли был балбес.
— Отрицание известного, — сказал Нири, — чисто интеллектуальная операция невыразимой трудности.
— Наверное, вы еще не слышали, — сказал Уайли, — Гегель остановил свое развитие.
— Пункт второй, — сказал Нири. — Ничего не может быть дальше от моих намерений, чем сидеть тут и давать мисс Кунихан понять, будто мы сейчас встретились. По-прежнему есть вещи, которых даже я не говорю леди. Но думаю, что не будет сочтена наивностью надежда на то, что лед был сломлен, или самонадеянностью упование на то, что Всемогущий справится и с остальным.
Свет в коридоре с треском погас. Уайли заарканил мисс Кунихан, не позволяя ей кануть в бездну мрака. В смертных судорогах эха Нири подал свой голос:
