– Ага, уже увез. Нет, вы присмотритесь к нему. Что-то в нем... Не пойму даже. Что-то такое... – задумчиво сказала Люба.
– В каждом человеке что-то такое. Или вам в самом деле кажется, что он аферист или маньяк?
– Да ну вас, пугаете только!
– Ладно, пойду искать, куда он делся.
14
Нестеров пошел искать, куда делся американец, а мы-то знаем куда, но не можем сказать Нестерову: Фрезер пьет квас у Шуры. И вам, наверно, интересно, как он это делает, но заглянем сначала вместе с Нестеровым в сад Мурзина.
– Привет, мужики! Американца моего не видали? – спросил Нестеров.
– Может, и видали.
– Где?
– Ты, Александр, ведешь себя неправильно, – выразил общие чувства Микишин. – Сколько тут уже живешь, фактически уже местный, а ни с кем по-человечески не задружился.
– Задружимся, где американец, вы можете сказать?
– Скажем, – гарантировал Микишин. – Но только так: ты приведешь его сюда. На пять минут хотя бы.
– Зачем?
– Не бойся, в плен не возьмем. Посидим, поговорим.
– Хорошо, приведу. Где он?
– Я видел, они с Василием в магазин заходили. И учти, ты слово дал!
– Помню!
Нестеров отправился туда, где американца уже не было, а мы теперь окажемся там, где он уже есть. То есть пьет квас. То есть даже не пьет, потому что такая история: Шура доставала банку кваса из подпола. Вылезала. Фрезер как джентльмен ей помогал. И тут случилась беда: Шура споткнулась, удержала банку, но квас выплеснулся прямо Фрезеру на брюки.
– Что же я наделала, дура! – обругала себя Шура.
– Ничего, – успокоил ее Фрезер. – Я пойду.
– Как вы пойдете? От кваса знаете, какие пятна остаются? И на таком месте... Что Люба подумает? Я сейчас быстро сполосну, они хоть мокрые будут, но чистые. Снимайте.
– Не надо.
– Как не надо? Я виновата, я должна исправить! Это пять минут, снимайте, снимайте!
И она уже хотела помочь Фрезеру. Чтобы избежать этого, он снял брюки сам. Шура тут же засунула их в ведро и залила водой.
В это время вошел Нестеров.
– О, какие люди! – закричала Шура. – А мы тут вот... Товарищ испачкался...
– Что случилось, Джо? – спросил Нестеров, переводя глаза с Фрезера на Шуру.
– Квас. Я пролился. Спасибо, я пойду так.
Присутствие Нестерова придало Фрезеру решительности. Он достал из ведра брюки, отжал, встряхнул их и надел.
– Всего хорошего, – распрощался он с Шурой.
– И вам того же, – ответила Шура вежливо, но почему-то довольно холодно.
И нет у нас уверенности, что другая женщина поступила бы иначе на ее месте.
15
Нет у нас уверенности, что другая женщина поступила бы иначе; говорим мы так не потому, что не любим женщин, а потому, что знаем их.
Нестеров, выходя, мягко упрекнул Шуру:
– Шура, он к Любе приехал.
– А я что, я ничего! Ты его сватаешь, что ли? Тогда неправильно: человеку надо и других женщин показать. Что у нас, кроме Любы, нет никого?
Нестеров не возразил, усмехнулся.
По пути он решил задать Фрезеру прямой вопрос:
– Вам понравилась Люба?
– Да. Как-то быстро. Сразу. Мне неудобно, – оглядел себя Фрезер. – Я весь влажный.
– Давайте свернем на пять минут? Тут местные жители хотят с вами пообщаться. Чуть-чуть посидим, заодно обсохнете.
– Не очень долго?
– Нет.
– Хорошо.
– Только если будут предлагать выпить, вы будьте осторожны.
– Не пить?
– Пить можете, но в меру.
И они свернули к дому Мурзина.
– Вот, как и обещал, – сказал Нестеров компании. – Но недолго, у нас дела.
– Будто у нас дел нет, – сказал Мурзин. – Он по-русски понимает?
– Более-менее.
– Тогда так. У нас положено: первый тост по полному стакану!
– Ничего не путаешь? – спросил Нестеров. – У кого это – у нас?
– У анисовских, – со значением сказал Мурзин. – Ну, подняли! За дружбу между народами!
– Дружба, хорошо, – согласился Фрезер и взял стакан.
Нестеров предупредил его:
– Джо, это крепче, чем граппа и текила. Это очень крепко.
– Я знаю, – сказал Фрезер и совершенно спокойно выпил весь стакан. Да еще фактически по-русски, а не по-иностранному, то есть не глоточками, не прихлебывая, а тремя-четырьмя полновесными глотками, такими, когда, кажется, глотка передергивается, будто затвор неведомого оружия.
– Сейчас упадет, – сказал Савичев.
Но Фрезер стоял.
– Ты закуси, – сердобольно протянул ему Микишин огурец.
– После один стакан не закусываю, – ответил Фрезер. Возможно, он, имея интерес к России, читал известное произведение про судьбу человека, где это является самым запоминающимся эпизодом.
– Держит марку. Хвастается, – сказал Куропатов.
– Надолго его не хватит, – заверил Мурзин. – Унесут вперед ногами! Ну, как у нас говорят, между первой и второй должна быть еще одна! За Америку, великую страну, хоть она и не всем нравится!
Савичев поправил:
– Никому она не нравится, кроме самих американцев.
– Джо, осторожней! – воскликнул Нестеров.
– Тост за Америка. Я должен пить.
И опять выпил полный стакан. И опять отказался от закуски.
– Освободите место, чтобы человеку было где упасть! – посоветовал Микишин.
Но Фрезер не упал. И даже не покачнулся. Сидел и смотрел на всех ясными голубыми глазами.
– Знал я одного, – рассказал Савичев. – Мог стакан выпить – как ни в чем. Два – как воду. Третий выпивал – и падал.
– Третий тост – самый главный! – торжественно сказал Мурзин. – За Россию! За великую страну, хотя она тоже не всем нравится.
Савичев и тут поправил:
– Всем она нравится, кроме самих русских...
– Джо, я прошу тебя... – сказал Нестеров.
– Тост за Россию. Я должен пить!
И Фрезер выпил третий стакан. На этот раз – в полном соответствии с произведением про судьбу человека – взял кусочек хлебца, съел.
Куропатов отметил:
– Все поняли? За Америку он просто выпил, а за Россию выпил и закусил! Уважает!
– Это был его последний подвиг! – объявил Микишин.
А Мурзин даже растерялся:
– Мужики, этого не может быть! Это дело чести!
– Не сходи с ума, он больше не будет, – урезонил его Нестеров.
Но Мурзин встал, вытянулся, держа стакан в руке, согнутой и выставленной в локте параллельно земле, и отчаянно крикнул:
– Ну, а теперь – за женщин! Джо! За женщин! Вумен, андестен?
– Я должен пить за женщин, – сказал Фрезер. – Дело чести.
– Как хочешь, – махнув рукой, сказал Нестеров, – но я тебя не понесу.
– Нести не понадобится.
16
Нести американца не понадобилось, он пошел на своих ногах и даже довольно прямо. Нестеров был поражен. Мужики, провожая их и благодаря за знакомство, не сумели подняться с земли, а американец – как ни в чем.
– Джо, вы меня потрясли, – сказал Нестеров. – У вас феноменальные способности!
Фрезер ответил по-английски, поскольку в этом состоянии русский ему, наверно, совсем не да– вался:
– Я тренировался. Когда я учился на летчика, наш командир говорил нам: можешь пить, сколько хочешь, главное – ты не должен пьянеть. И мы даже соревновались, кто больше выпьет и останется трезвым. Я всегда выигрывал.
Пришли наконец к Любе.
– Ну вот, все недоразумения утряслись! – весело сказал Нестеров. – Джо случайно в воду попал. А так – всё отлично. Продолжаем знакомство.
Однако Фрезер к продолжению знакомства не был готов. Он стоял прямо, смотрел ясно, но сказал:
– Извините. Мне нужно спать.
Люба растерялась:
– Я не знаю... Александр, может, к себе его отведете?
– Люба, мы не дойдем. Я не знаю, как он еще держится, он перепил всех наших мужиков. Джо, я говорю...
– Я понял.
– Не мужчина, а скала! – заключил Нестеров.
– Ладно, в Наташкиной комнате пусть поспит, что ли, а она к подруге пойдет. Но если он на что-то рассчитывает, – тихой скороговоркой прибавила Люба, – то лучше ему даже не думать.
– Он джентльмен, Люба!
– Все вы джентльмены, пока светло. Ладно...
Она постелила Фрезеру в комнатке Наташи и вышла оттуда:
– Плиз, всё готово.
– Спасибо.
Фрезер зашел, и тут же послышался стук упавшего тела.
Люба испуганно заглянула и увидела: Фрезер, крепившийся до последнего момента, упал на пол и тут же мертвецки заснул.
– Надо же, какой характер у человека, – прошептала Люба. – Давайте его на постель.
Они сняли с Фрезера обувь, взяли его за руки и за ноги, втащили на постель. Американец ничего не почувствовал, израсходовав свои мужественные силы до последнего остатка.
Люба проводила Нестерова, улеглась и долго лежала без сна, о чем-то думая. И заснула только под утро.
17
Люба заснула только под утро, а вставать пришлось рано: Суриков привез дрова и сгрузил их.
Это были коряжистые дубовые бревна без веток.
Могли бы и полежать, подождать, но Любе хотелось занять себя работой. Она выбрала бревно поменьше, взгромоздила на козлы, взяла ножовку, но ею пилилось плохо. Взяла двуручную пилу. Тоже не очень ловко, а всё же лучше. Она дергала ручку, полотно то и дело увязало. Но дело шло.
