Шами разозлился, но подумал, что пока будет здесь спорить, опоздает отнести газеты в другие дома и там тоже придется выслушивать ругань.
Он пошел дальше. Больше всего его беспокоил дом инженера-англичанина, у которого была огромная злющая собака. Завидев Шами, она скалила клыки, начинала лаять и бросаться на него. Однажды она прыгнула ему на спину, у Шами от страха ноги подкосились. Он. наверно, ни за что не стал бы носить газеты в этот дом, если бы англичанин не был таким аккуратным плательщиком.
Домой Шами вернулся около девяти часов, едва волоча ноги от усталости, но мать не дала ему и минуты передохнуть.
— Быстренько отправляйся в лавку. Отец сегодня что-то плохо себя чувствует.
Шами молча поплелся на базар. Там у отца была небольшая галантерейная лавка.
Услышав шаги, Далавер-хан оглянулся, окинул сына взглядом с головы до ног, но промолчал. Шами про себя благодарил бога за то, что на этот раз все обошлось. Он молча прошел мимо отца и сел за прилавок. Покупателей не было. Лишь немного погодя прибежала девочка лет семи, купила перламутровые пуговицы, но через несколько минут вернулась снова. Ей, оказывается, нужны были не перламутровые, а пластмассовые. Шами заменил ей товар, но вскоре она появилась снова. На этот раз ей понадобились пуговицы большего размера. Шами показал ей образцы, но исподтишка стукнул кулаком по спине. Отец заметил его проделку.
— Ах ты, негодяй! Ты прекратишь когда-нибудь свои штучки?!—Далавер-хан долго еще поносил сына, а тот сидел и молча слушал. Он уже. привык к этому. Ведь если отец не кашлял (Далавер-хан давно страдал астмой), то обычно честил его на чем свет стоит, а иногда подкреплял свою ругань несколькими затрещинами.
К полудню базар опустел. Замолкли голоса покупателей. Торговцы сидели, лениво переговариваясь друг с другом, дремали, прикорнув тут же в лавках. Отец Шами тоже прилег. Но не успел он закрыть глаза, как его окликнул хозяин соседней лавки:
— Эй, Далавер-хан, сыграем?
— А Когда я отказывался?!—живо отозвался Далавер-хан.
— Давай, выкладывай ставку,— продолжал сосед.
Далавер-хан достал из жестяной коробочки рупию:
— Вот тебе ставка.
Оба взяли по рупии, вымыли их с мылом и выложили на ровное место перед лавкой. Сев рядышком, они уставились на монетки, наблюдая, на какую из них раньше сядет муха: обе рупии достанутся владельцу счастливой монеты.
Прилетела муха.
— Сюда, сюда, моя красавица! Садись скорее! — приговаривал отец Шами, покачивая в такт словам головой.
— Куда же ты? Садись здесь! — вторил его партнер. Муха кружилась над рупией Далавер-хана. Он радостно заулыбался:
— Да ты принюхайся, принюхайся! — уговаривал в это время муху Шейх-джи. Лицо его постепенно бледнело, потому что муха не обращала внимания на его монету.
Муха оказалась очень капризной. Несколько раз она кружилась над рупией Далавер-хана, но опускалась где-нибудь рядом. Сердце Далавер-хана радостно трепетало, лицо озарялось улыбкой, но потом снова мрачнело.
У Шейха-джи была другая беда. Муха прилетала и улетала, не обращая на его монету никакого внимания. Но он все успокаивал себя:
— Если она и сядет, то только на мою трудовую рупию.
— А моя что, по-твоему, даровая? — возмутился Далавер-хан.
— Сейчас это выяснится!
— Ничего не выяснится, Шейх-джи! Пойди освяти рупию у муллы, тогда, может, что-нибудь выйдет. А сейчас твоя рупия, считай, уже стала моей.
Но его торжество было напрасным. Муха улетела. Далавер-хан даже выругался со злости.
Шейх-джи, подливая масла в огонь, сказал:
— Я ведь с самого начала тебе говорил, хоть ругайся, хоть слезы лей, эта муха прилетела не для того, чтобы сесть на твою рупию.
Оба спорили, как маленькие дети. Снова раздалось жужжание. Муха подлетела прямо к рупии Шейха-джи. Он так нежно заговорил с ней, будто она понимала человеческую речь.
— Ну садись же, садись! Ну один раз, моя радость, услади душу.
Муха, казалось, вняла его зову и хотела опуститься на его монету. Но в этот момент Далавер-хан забился в приступе кашля.
— Ты зачем вспугнул ее?—набросился на него Шейх-джи.
— Что же мне делать, если напал кашель?—улыбнулся в ответ Далавер-хан.
— Побойся бога, не лги! Ты ведь нарочно закашлял!— не отступал Шейх-джи.
Далавер-хан и в самом деле закашлял, чтобы спугнуть муху, но разве он мог в этом признаться?
— Теперь ты нашел, к чему прицепиться. Да она и не собиралась садиться на твою рупию!
Старики снова начали яростно спорить. Шами молча наблюдал за ними. Каждый раз в полдень они играли в эту игру, и редко кто из них выигрывал. Как бы они ни ссорились, назавтра игра возобновлялась.
Муха больше не прилетала. Жизнь на базаре замерла. Стало тише. Обоих игроков одолевала дремота, и они, забрав свои монеты, улеглись поспать.
Солнце стояло в зените. Только изредка полуденная тишина нарушалась шумом проезжающего автомобиля да доносились удары молота из мастерской металлоизделий. Шами наскучило сидеть без дела. Он взглянул на отца, тот спал, похрапывая.
Шами осторожно выбрался из лавки. На солнце было нестерпимо жарко, а в тени — прохладно, даже озноб брал. Шами не торопясь побрел вдоль лавок. В одном из уголков базара росло большое дерево. Здесь в полдень часто отдыхали Раджа и прокаженный старик. Греясь на солнце, они вылавливали вшей. «Хорошо бы встретить сейчас Раджу,— подумал Шами,— выкурили бы по сигаретке».
Шами не успел еще отойти далеко от лавки отца, как в одном из базарных закоулков послышались шум, крики. Он побежал туда. У мечети гудела большая толпа, все говорили разом, поэтому было трудно что-нибудь понять.
— Вора поймали в мечети! — пояснил ему какой-то зевака и, засмеявшись, добавил:—Пока бедняги верующие замаливали свои грехи, он охотился за их туфлями *.
Шами захотелось взглянуть на человека, совершившего кражу в священном месте, и он стал пробираться к центру толпы. Наконец он увидел высокого мужчину с непокрытой головой, в грязном жилете.
Но вот сквозь толпу протиснулся, поправляя фартук, приземистый здоровяк. Не долго думая, он размахнулся и... удар! Это словно послужило сигналом. Все набросились на вора, послышались проклятия. А он стоял молча, не пытаясь защищаться и не прося пощады.
Старик с длинной белой бородой повелительным жестом руки остановил разъяренных:
— Зачем бить? Его нужно наказать так, чтобы другим было неповадно.
Шами не расслышал, как старик предложил расправиться с вором. Он только видел, как кто-то принес сажи и вымазал ею лицо вора; теперь на нем поблескивали только белки глаз. Привели откуда-то осла, посадили на него вора и, повесив ему на шею гирлянду из старых туфель, погнали осла по базару.
Толпа с хохотом шла следом. Мальчишки били в жестянки. Шами не отставал от них. Несколько раз он вырывал жестянку у рядом идущего мальчика и тоже ожесточенно стучал.
Торговцы выскакивали из лавок посмотреть на процессию. Стоял сплошной хохот.
Настроение у Шами поднялось, недавней тоски как не бывало. Он шел, припрыгивая и громко хохоча, как вдруг кто-то треснул его по голове — он едва удержался на ногах. Это был отец.
Процессия с шумом удалялась, а на бедную голову Шами сыпался удар за ударом. И откуда только сила бралась у этого больного человека! Он так исхлестал сына туфлей, что тот не мог уже подняться.
Подбежали несколько торговцев и стали уговаривать Далавер-хана:
— Ну хватит, ребенок он! Не нужно так!
Один даже попытался схватить его за руку, но Далавер-хан вырвался и продолжал свое дело, приговаривая:
— Оставьте меня! Я этому мерзавцу все ребра переломаю. Не успел глаз сомкнуть, как он уже исчез из лавки. Воры не щадят даже святую мечеть, что уж говорить о брошенной лавке.
В конце концов люди вырвали Шами из рук разъяренного Далавер-хана и отнесли в лавку. Правда, он пытался еще несколько раз наброситься на сына, но его удалось удержать. Забившись в угол лавки, Шами долго плакал. Всхлипывания раздражали отца, и он грязно ругался.
Базар вновь ожил. Говор толпы перемешивался с криками торговцев, зазывающих покупателей, и шумом моторов автомашин. Шами успокоился только к вечеру. Закрывая лавку, отец сказал ему:
— Я схожу в одно место по делу, а ты ступай прямо домой.
Шами поспешно кивнул, но по дороге к дому встретил Ношу, важно вышагивающего посреди улицы. Ноша вытащил из кармана две купюры по десять рупий и гордо заявил:
— Сегодня я богат.
— Откуда это у тебя?, — удивился Шами*
— Достал!
— Сразу двадцать рупий! Откуда?
— Достал, да и все!
Шами тут же передумал идти домой.
— Давай зайдем в чайную. Угости чем-нибудь.
— Не сегодня, в другой раз.
— Жадина! — разозлился Шами.
