— Вот чего мне всегда хотелось, — сообщает она Дрю.
— Отдел кухонной утвари — моя вотчина, — обижается Дрю.
— Тогда действуй, — приказывает Синь.
— Пусть перед смертью выпьет капельку твоей крови.
В консервном отделе какая-то суматоха, и Синь направляется прямиком туда.
— Оставьте и мне немножко, мальчики. Мамочке надо подлечить сломанный носик.
Джоди недвижима. Только клыки обнажились и коленки дрожат. Илия пьет и пьет. Какая же она все-таки дура! Старику целых восемьсот лет, разумеется, он не рассказал ей всего. И разумеется, он сильнее, чем Джоди, — ведь она сильнее Томми, хотя старше его всего на несколько месяцев.
Только бы не потерять сознание, — может, кровопийца прервется на мгновение и она сможет пошевелиться? В прах она обратится, подобно смертному, или во что-то другое? Дура. Дура. Дура. Могла бы догадаться. Почему молчал инстинкт? Куда запропастился живущий в ней хищник? Или когда надо, его и не докличешься?
Предметы в глазах Джоди удлиняются — чувства покидают ее. Снаружи доносятся чьи-то торопливые шаги — значит, слух ей еще не отказал. Кто-то топчется под окнами, кто-то перебегает улицу. Илия тоже слышит и на мгновение ослабляет хватку, только Джоди и дернуться не успевает, как его пальцы опять впиваются ей в глотку.
В окно влетает черная клякса, на кухне что-то с грохотом падает. Еще удар. Илия бросает ее, Джоди валится на пол. Пытается встать, но на нее набрасывают покрывало. Слышится жужжание и крики. Пахнет горелым мясом. Раздается звон стекла. Кто-то подхватывает ее и уносит прочь. Силы окончательно покидают Джоди, ей уже все равно, кто ее тащит и куда.
Девичий голос произносит:
— А ты Чета покормил?
Это последнее, что она слышит.
Император сидит на причальной тумбе у яхт-клуба Святого Франциска и смотрит, как туман переливается через волнолом. Он не послушался детективов из отдела убийств и ушел из универсама. В конце концов, это его город, здесь он и примет битву. Хватит трусить. С ним его острая сабля, за спиной штабельком спят Ханыга и Нищеброд.
— Ах, благородные воины, как же нам сражаться, если враг подбирается столь незаметно? Не лучше ли вернуться в универсам и присоединиться к его защитникам?
Во сне у Ханыги вздрагивает ухо и слегка топорщится шерсть на загривке.
От волнолома надвигается целое облако тумана. Странно, ветер-то северный, а туман несет на запад. Поперек ветра получается. Туман бурлит, облако раздувается, выбрасывает и прячет щупальца — словно дорогу нащупывает. Что-то здесь не так.
Император вскакивает и направляется к зданию яхт-клуба, на ходу подхватывая спящего Ханыгу. Нищеброд уже трусит рядом. В тени у входа в туалет Император замирает, придерживая собак.
Облако доходит до начала причала, останавливается и исчезает, будто его сдуло огромным вентилятором. На причале возникают три фигуры — две женщины и мужчина. На них длинные пальто. «Кашемир», — ни с того ни с сего приходит в голову недоумевающему Императору. Скользящей походкой вся троица направляется прямо к нему. Луна высвечивает их силуэты, абрис чеканных лиц, могучие плечи и узкие губы. Их можно было бы принять за родственников, если бы не черный цвет кожи одной из женщин. Вторая женщина — белая; итальянка, пожалуй, или гречанка. Мужчина на голову выше спутниц, у него нордические черты и коротко стриженные светлые волосы. Смертельная бледность заливает их лица.
Чем ближе они к Императору, тем громче рычит Ханыга.
Чужаки останавливаются.
— Вы здесь давно? — спрашивает у Императора мужчина.
— Целую вечность, — отвечает Император.
Блондин улыбается и трогается с места вместе с остальными.
— Мне это знакомо, — говорит он, не оборачиваясь.
Густаво и Джефф обнаруживают Барри на стеллаже среди рулонов туалетной бумаги. Завидев приятелей, Барри спрыгивает и кидается наутек, сметая с полок под ноги преследователям подгузники, фольгу и упаковки одноразовой посуды. Поскользнувшись на пластиковых вилках, на пол шлепается Густаво. Джефф ловко перепрыгивает через бумажно-пластиковую дрянь и почти настигает Барри, когда на его пути вырастает Леш с ружьем для подводной охоты.
— Ложись! — рявкает Леш, и Барри послушно падает на живот.
Слышен свист. Тяжелый гарпун из нержавейки вонзается Джеффу прямо в грудину и сбивает с ног.
— Распротак твою, — бурчит баскетболист, пытаясь вытащить гарпун из груди.
К Джеффу подбегает Густаво и тоже вцепляется в гарпун.
Леш с помощью Барри перезаряжает ружье.
— Последний? — осведомляется Барри.
Леш кивает.
— Где Клинт?
На другом конце прохода появляется высокая блондинка. За воротник она тащит Клинта, не подающего признаков жизни. Тело блондинки вымазано кровью от подбородка до промежности.
— Гадкие мальчишки. Оставили своего возрожденного к новой жизни валяться на полу. На него еще наступит кто.
Блондинка швыряет Клинта на пол лицом вниз и уверенными шагами направляется к ним.
Леш со всех ног кидается к холодильной камере, Барри за ним. Пластиковое полотнище колыхается у них за спиной. С одной стороны прохода — молочные пакеты, с другой стороны — бутылки. Приятели наваливают у входа в отдел побольше пакетов и прижимаются спинами к стене, не сводя глаз с прозрачного пластика, за которым расплываются перед глазами упаковки йогурта и сыра.
— Что это у нее в руках? — интересуется Барри.
— Сковородка, — поясняет Леш.
— Ой. И зачем я только ее впустил? Правда, она была почти голая.
— Откуда ты мог знать?
— Да как сказать… Я твой подарок на день рождения, говорит. Мог бы догадаться, что здесь что-то не так.
— У тебя ведь день рождения, кажется, в марте?
— Ну да.
Леш больно стучит Барри по лысой голове и наставляет на него ружье.
— Так мне и надо, — кается Барри.
— Как думаешь, гарпун угодил Джеффу в сердце?
— Должен был. Сантиметров на тридцать в грудь ушел.
— Что-то не похоже, чтобы он умер.
— Мазила. Может, мне попробовать? В башку.
— На, стреляй. Здоровее стрел просто не бывает.
С такими вот штуками охотятся на акул. Гарпун пробивает хищника насквозь.
— Она и не знает, что это такое.
— Целься как следует, — инструктирует Леш.
— Вышиби ей мозги.
Моторы холодильной камеры выключаются. Через секунду гаснет свет.
— Нам звездец, — констатирует Леш.
— Точно, — соглашается Барри.
Исторические записки Эбби-Натуралки,
темной и загадочной богини запретной любви
Не осуждай меня. Я смотрела в лицо смерти, и он был рядом! Это любовь! И скажу без ложной скромности: мы герои, вот кто! И когда я говорю «мы», я имею в виду его и себя.
Если бы я рассказала все раньше, ты бы обозвала меня неисправимо жизнерадостной недотепой и кокеткой, но теперь — да будет мне защитой и укрытием наша нечестивая любовь! Сознаюсь: в годы наивной юности моим любимым литературным героем было вовсе не спрутоподобное чудище Ктулху из рассказов Лавкрафта. Моим любимым героем была Пеппи Длинный чулок. И не торопись обливать меня презрением. Сама подумай:
Пеппи пьет много кофе (она ведь умная, как и я).
Пеппи жутко рыжая (и я была как-то раз).
Пеппи обожает длинные полосатые чулки (и я тоже).
Пеппи очень сильная (и я чуть было не приобрела сверхъестественную силу).
Пеппи кому угодно способна задать взбучку (как и ваша покорная слуга).
Пеппи жила без родителей в своем собственном доме (вот молодчина!).
У нее была обезьянка (всегда хотела мартышку).
А вот крутого парня типа кибер-ниндзя-секс-чародей-спаситель-человечества у Пеппи не было. А зря. Девушке нужен «янь», чтобы расшевелить ее «инь».
Вновь кровь и любовь,
Прямо как в кино,
Стив, о счастье мое,
Смени имя свое,
Потому что оно —
Типа говно.
Я называю его Ши-Цза note 22 , потому что он стережет врата моего храма, если вы понимаете, о чем я. На мне сейчас куртка, которую я получила от него. Она была на мне во время сражения, но не в этом суть. Истина в том, что я спасала не себя, а любовь.
Короче, рассказала я Графине, как мой милый Ши-Цза спас меня от вампира, и Графиня пошлепала в мансарду: взять денег, задать корм Чету и забрать из холодильника что осталось от крови Уильяма — надо же и Повелителя Флада покормить! Вечная любовь — это вам не картошка!
Мы с Джаредом такие:
— И мы с вами!
Но графиня велела вызволить Флада из лап Джаредовой семейки. Мы подчинились.
Только когда мы прискакали к Джареду, Флада уже и след простыл. А потом Стив — то есть Ши-Цза — позвонил:
