Рейнбоу Рауэлл - Фанатка

– Откуда у тебя этот номер?

– Нашла в листке распределения. Даже не знаю, почему у меня нет твоего мобильного. Наверное, обычно тебя не нужно искать.

– Ты, пожалуй, первый человек за несколько лет, кто позвонил на домашний телефон. Я даже забыла, где он находится.

– Все это чудесно, Кэт, но нам нужен диван?

– Зачем нам диван?

– Не знаю. Потому что на этом настаивает моя мама.

– И кто будет на нем сидеть?

– Вот именно. В прошлом семестре он еще мог пригодиться, чтобы спровадить с кроватей Ливая, но больше это не проблема. И если у нас будет диван, то нам в буквальном смысле придется перелезать через него, чтобы добраться до двери. Мам, она говорит «нет»!

– А почему Ливай больше не проблема?

– Потому что. Это твоя комната. Глупо постоянно прятаться в библиотеке, тем более что в новом семестре у нас с ним всего один общий предмет.

– Это не важно… – сказала Кэт.

– Не глупи! – перебила ее Рейган. – Еще как важно. Мне так не по себе из-за того, что произошло. В смысле, не моя вина, что ты его поцеловала, а он поцеловал ту безмозглую блондиночку, но мне не стоило подбивать тебя. Больше такое не повторится ни с кем. Я, черт побери, завязываю с группой поддержки.

– Все в порядке, – сказала Кэт.

– Знаю, что в порядке. Просто говорю, как будет впредь. Значит, никакого дивана? Моя мама стоит рядом и вряд ли оставит меня в покое, пока не услышит от тебя «нет».

– Нет, – сказала Кэт и чуть громче добавила: – Никакого дивана!

– Черт, Кэт, мои бедные перепонки… Мам, ты заставляешь меня ругаться из-за этой тупой мебели… Хорошо, увидимся завтра. Возможно, прихвачу с собой уродливую лампу и коврик. У мамы на сей счет болезнь.

Отец Кэт стоял на кухне и следил за дочерью. Отец, у которого была настоящая болезнь.

– Кто звонил? – спросил он.

– Моя соседка по комнате.

– По голосу похожа на Кэтлин Тернер.

– Ага. Она просто нечто.

Кэт одернула футболку и развернулась.

– Фургон с тако? – спросил отец. – На ужин?

– Конечно.

– Переоденься – поедем вместе.

– Конечно.

– Здесь и так четыре источника света, – сказала Рейган. – Куда нам деть эту лампу?

Лампа была черного цвета, в форме Эйфелевой башни.

– Оставь в коридоре, – ответила Кэт. – Может, кто подберет.

– А мама в следующий раз приедет и спросит, где она. Просто ненормальная. – Рейган запихнула лампу вглубь шкафа и пнула дверцу. – Насколько же ненормальная твоя мать?

В желудке Кэт все сразу сжалось.

– Не знаю. Она ушла, когда мне было восемь.

– Вот хрень! – сказала Рейган. – Точно ненормальная. Ты проголодалась?

– Ага, – ответила Кэт.

– Внизу вечеринка по поводу возвращения. Поджаривают хрюшку на вертеле. Отвратительно!

Кэт взяла свой студенческий и последовала за Рейган в столовую.

В конце концов, Кэт не принимала решения, возвращаться или нет.

Она просто упаковала ноутбук.

Потом доехала вместе с Рен и отцом до Линкольна.

Когда они забросили сестру в Шрэм-Холл, папа спросил, хочет ли Кэт наведаться в свое общежитие, и она ответила «да». По крайней мере, она могла забрать свои вещи.

Потом они сидели в машине на пожарном проезде, и Кэт чувствовала, как на нее накатывают волны паники. Если она останется, то вновь увидит Ливая. Ей придется сдать экзамен по психологии, который она пропустила. Придется записаться на другие предметы – кто знает, где остались места. И она вновь увидит Ливая! Его улыбающееся лицо, долговязое тело – все, что ей нравилось, будет как удар под дых.

Кэт вовсе не принимала решения выбраться из машины.

Она просто посмотрела на отца, сидевшего рядом и барабанившего пальцами по рулю. Хотя Кэт до ужаса боялась оставить папу, больше ее пугало подвести его.

– Еще один семестр, – сказала она, рыдая, так тяжело ей было говорить это.

– Да? – вздернул подбородок отец.

– Я попытаюсь.

– Я тоже, – сказал он.

– Обещаешь?

– Да, Кэт, да. Я обещаю… Хочешь, поднимусь с тобой?

– Нет. Будет лишь хуже.

Он засмеялся.

– Что? – не поняла Кэт.

– Ничего. Просто вспомнил твой первый день в садике. Ты плакала. И твоя мама плакала. Будто мы прощались на веки вечные.

– А где была Рен?

– Даже не знаю, возможно, докучала своему первому бойфренду.

– Мама плакала?

Папа вновь загрустил и печально улыбнулся:

– Ага…

– Я ее ненавижу, – выдохнула Кэт, покачав головой.

Она пыталась представить, что за мать плачет в первый день в детском садике, а потом уходит из дома посреди третьего класса.

– Ага… – кивнул отец.

– Отвечай на телефон, – сказала Кэт.

– Хорошо.

– Смотри, кто-то получил на Рождество угги, – сказала Рейган, глядя, как уменьшается очередь перед столовой. – Будь у нас виски, то сейчас самый момент выпить по рюмочке.

– Мне кажется, угги очень уютные, – заметила Кэт.

– Почему? Потому что они теплые?

– Нет. Просто напоминают, что мы живем в тех краях, где носят угги и даже ими восхищаются. В фешенебельных районах пришлось бы притворяться, что ты выше этого и всегда их ненавидел. Но в Небраске можно радоваться новым угги. Это классно. Да здравствует простота.

– Ты такая чуднушка… – сказала Рейган. – Я по тебе скучала.

– Я просто не хочу, – сказал Саймон.

– Не хочешь чего? – спросил Баз.

Он сидел на парте и жевал яблоко. Зажав его зубами, он принялся завязывать зелено-лиловый галстук. Саймон же до сих пор делал это перед зеркалом. Даже спустя семь лет.

– Ничего! – сказал Саймон, вжимая голову в подушку. – Не хочу ничего делать! Даже не хочу начинать этот день, потому что тогда придется его завершить.

Баз почти разделался с виндзорским узлом и откусил яблоко.

– Но-но, Сноу, не похоже на слова «самого могущественного волшебника за сотню лет».

– Это фигня, – сказал Саймон. – Кто вообще стал меня так называть?

– Возможно, Маг. Он не замолкает, когда говорит о тебе. «Тот, о ком сказано в пророчестве», «герой, которого все ждали» и трали-вали.

– Я не хочу быть героем.

– Лжец.

Серые глаза База были холодными и серьезными.

– Сегодня, – поправил себя Саймон. – Я не хочу быть героем сегодня.

Баз глянул на огрызок и бросил его Саймону на стол со словами:

– Ты пытаешься подговорить меня прогулять политологию?

– Да.

– Заметано, – сказал Баз. – А теперь вставай.

Саймон широко улыбнулся и выпрыгнул из постели.

– Что означает «незак.»? – спросила Кэт.

Рейган взглянула на нее со своей кровати. Соседка составляла карточки (она обожала метод карточек для запоминания материала) с незажженной сигаретой во рту. Пыталась бросить курить.

– Задай свой вопрос еще раз, только понятно.

– Не-зак, – по слогам повторила Кэт. – Я получила ведомость с оценками, но вместо «А» или «В» по предмету там написано «незак.».

– Незаконченный, – сказала Рейган. – Значит, пока не выставили оценку.

– Кто именно?

– Не знаю, твой профессор.

– Почему?

– Не знаю! Обычно так поступают в особых случаях – дают дополнительное время что-то завершить.

Кэт уставилась на ведомость. В первую учебную неделю она «закрыла» психологию, поэтому предполагала увидеть отметку «А». Из-за высокой оценки за семестр практически не пришлось сдавать экзамен. А вот с литературным мастерством все обстояло иначе. Без итогового проекта Кэт не ожидала ничего выше «С», скорее всего, «D».

Ее такой расклад устраивал, она смирилась с «D». Такую цену она решила заплатить за свой последний семестр. За Ника. И Ливая. За плагиат. Цену за осознание того, что она не хочет писать книги об упадке и разложении в провинциальной Америке, как, впрочем, и обо всем остальном.

Кэт морально приготовилась к оценке «D», собираясь двинуться дальше.

Но «незак.»?

– И что мне теперь делать? – спросила она у Рейган.

– Черт, Кэт. Да не знаю я. Поговори со своим профессором. От тебя у меня будет рак легких.

В Эндрюс-Холле Кэт появилась в третий раз после того, как забрала ведомость с оценками.

В первые два она заходила в здание с одной стороны и шла прямиком к двери в противоположном конце.