Ознакомительная версия.
Я положил поднос на стол и сел.
— Со мной все в порядке, Анют.
Она улыбнулась и кивнула головой.
— И чего вы только в сумочках не храните… — сказал я, наблюдая, как она складывает свои вещи обратно в сумочку. — Об этом можно написать целый трактат.
— Трактата будет мало. Тут можно создать многотомное учение.
Я заметил среди других ее вещей календарик на этот год. На нем был изображен мост у площади Европы в Москве.
— Где ты его купила? — спросил я, рассматривая календарик.
— Секрет.
Я глядел на многочисленные отметки красным фломастером на календаре, пытаясь разгадать, что они значат. Аня с улыбкой смотрела на меня.
— Что это? — спросил я. — Дни рожденья? У тебя так много друзей?
— Все гораздо прозаичней. Это отметки месячных. Критических дней.
Я немного опешил:
— Что серьезно?
— Да, — она засмеялась. — Все очень серьезно.
— Ничего себе.
Я вернул календарик Ане. Она положила его в сумочку, взяла вилку и принялась за котлеты.
— Надеюсь, я тебе аппетит не испортила? — спросила Аня.
— Еще как. Теперь кусок в горло не лезет.
Аня погрозила мне вилкой.
За окном, припадая каплями, словно пальцами, к стеклу, продолжал идти дождь. В кафе звучала музыка. Guns&Roses пели свою "Knocking on heaven`s door".
— "Море… В раю только и говорят, что о море" — процитировал я известный фильм.
— В десятом классе пересмотрела его шесть раз. Актер, игравший главную роль, мне очень нравился.
— Там два главных героя. Который из них? Маленький и волосатый?
— Ну-ну.
Она поправила прядь волос. После дождя ее волосы были влажны. Даже зонтик не помог.
— У нас в Архангельске до моря рукой подать. Насмотрелась. Наверно, в раю была бы хорошей собеседницей.
— Туда еще нужно суметь попасть.
Я пошутил, но Аня была серьезна.
— Это немного странно, но я хочу попасть в рай, — сказала она. — Конечно, прожив перед этим долгую жизнь. Поэтому часто анализирую свои поступки, даже мысли. Но я не святоша, не люблю показную добродетель. Просто мне удобней жить, не причиняя зла, не делая плохого. Это же так дискомфортно. В общем…
Аня некоторое время подбирала слова, потом с надеждой посмотрела на меня.
— Анют, я тебя понял.
Она вздохнула и снова взяла вилку. Я незаметно для нее тронул тыльной стороной ладони свою щеку. Щека пылала. Камин в моей голове перевели на усиленный режим.
Я глянул в окно. Дождь был похож на ожившую реку. Реку Неву. Не реву. Лоб был горяч, были горячи руки, горяча грудь. Мне захотелось снять свитер, снять майку, все снять. Анин голос был и звонок, и далек одновременно. Она сидела рядом, это было важно. Важно, что в чужом и мрачном городе я не один.
— Ты поел? — сказала она откуда-то издалека, но рядом. — Можем уже идти.
В автобусе мне стало еще хуже. Камин давно отправили на свалку, в голове разожгли масленичный костер. В горле сдавило. Хотелось замереть, заснуть. Аня пару раз что-то спросила, я не отвечал. Я смотрел в окно, где горячими каплями с неба падал расплавленный дождь. Потом Аня взяла меня за руку. Я непроизвольно сжал ее.
От автобуса к общежитию я шел, как в тумане, осознавая лишь то, что рядом идет Аня. Зайдя в комнату, я успел снять куртку, обувь. Сделать пару шагов. А потом потерял сознание.
* * *
Следующие пятнадцать часов я помню смутно, расплывчато. Это был бесконечно долгий сон с вкраплениями яви. Я потерял ощущение времени и места — казалось, я завис в неведомой реальности, ином измерении, словно персонаж Бредбери. Мне что-то снилось — я думал, что это явь. Я видел окружающий мир — но думал, что сплю. Я помнил о прошлом, но настоящее от меня ускользало. И было жарко, липко, тошно.
Рядом была Аня. Я все время чувствовал ее. Она мне снилась, и я видел ее вживую. Вот ее лицо склоняется надо мной — обеспокоенное, тревожное, нежное. Вот ее рука трогает мой лоб — приятная, холодная, мягкая. Она укрывала меня, переворачивала, держала за руку, я сквозь беспамятный морок ощущал ее тихое дыхание, ласковый шепот. Я приоткрывал глаза, мне хотелось что-то сказать, но я был нем. Комната плыла и покачивалась, словно была каютой на большом корабле. Не было ни дня, ни ночи — время застыло, как застыл свет бра, который струился рядом.
Были звуки — чьи-то голоса, голоса призраков, подземных жителей, оживших вещей, чего угодно. В какой-то момент я почувствовал ужасный холод, но потом мне опять стало тепло. Я пробовал шевелиться, но было лень, было неудобно, я затихал и снова видел сны. Далекие страны. Другие города. Множество сказочных персонажей, убежавших из неснятых мультфильмов. Раздвоившиеся лица, что-то бормочущие на непонятном языке. Море и ослепительно белый песок.
Я привык. Я думал, это никогда не кончится.
* * *
Я пришел в себя, как мне показалось, внезапно. Сначала услышал дождь — он шел за окном, издавая невнятное шуршание. Я открыл глаза и постепенно начал различать окружающую обстановку — так в объективе постепенно наводится резкость. В комнате горело бра, царил легкий полумрак. Я увидел Аню.
Она сидела в кресле, напротив кровати, и читала книжку. Устроившись удобней, поджав под себя ноги, укрывшись пледом, Аня читала, переворачивая тихо шелестевшие страницы. На ней была блузка, волосы были забраны назад и закреплены заколкой. Одна прядь выбилась и упала на щеку. На шею падала неровная тень.
Я лежал неподвижно, наблюдая за ней. Мне было лучше, намного лучше. Теперь была только явь. Вскоре я осознал, что лежу на Аниной кровати под тремя одеялами, укрытый по плечи. На мне не было ничего, я лежал обнаженным.
Я шелохнулся, высунул руку, Аня подняла голову. Отложила книжку, подошла.
— Как ты?
— Уже лучше.
— А горло? Болит?
— Вроде нет.
Аня потрогала лоб. Рука была прохладной, мне хотелось, чтобы она держала ее вечно. Она отошла, взяла что-то со стола. Это был градусник. Я сунул его себе под мышку.
— Какой сегодня день? — спросил я.
— Всего лишь воскресенье, — улыбнулась она. — У тебя во сколько поезд?
— В девять вечера.
— Прошло не больше суток.
— А мне кажется, что прошла целая вечность…
По компьютеру тихо играла музыка. Я прислушался и узнал — это были Duran Duran с песней "Perfect Day".
— Ты меня вчера напугал… — сказала Аня. — Часто падаешь в обморок?
— Второй раз в жизни. Первый раз было шесть лет назад, в лагере.
Я поправил сдвинувшийся градусник.
— Думала позвонить тебе домой. Да домашнего твоего не знаю, а мобильный твой разрядился. Чтобы включить — код нужно ввести. Конспиратор.
Она посмотрела на меня.
— Но, может, оно и к лучшему. Что бы я сказала твоей маме? Боюсь представить этот разговор.
— А где моя одежда? — спросил я.
— На батарее. Сушится.
Некоторое время я молчал. "You just keep me hanging on, you just keep me hanging on…" — все пели Duran Duran. Аня забыла выключить в плеере опцию "повтор одной песни". А может, она специально так делала.
— Я раздела тебя. Ты был мокрым насквозь. Одежду хоть выжимай.
— Ясно…
Аня склонилась ко мне и, касаясь щекой моей щеки, шепнула:
— Не смущайся. Думаешь, я никогда не видела голых мужчин?
Опять приятный холод. Холод ее щеки. Мне захотелось обнять Аню, прижать к себе. Вместо этого я вытащил градусник. Протянул Ане. Повернув градусник к свету, она сказала:
— 36,9. Все не так уж плохо.
— В прошлой жизни ты не была медсестрой?
— Почти угадал. В детстве хотела стать врачом. Ухаживать за больными умею. У меня мама часто болеет. А знаешь, чего я боялась в детстве больше всего? Заснуть с градусником под мышкой.
В моем животе заурчало.
— Сейчас что-нибудь приготовлю. Но сначала попей чай. Тебе нужно сейчас больше пить.
Она достала из шкафа какой-то халат. Я запахнулся, сел на кровати. Голова кружилась, краски, царившие в комнате, расплывались и блекли. Я встал и пошел в туалет.
Вернувшись, разделся и лег обратно. Мне было лучше, я знал, что через несколько часов уеду, но уезжать не хотелось. Я лежал, смотрел на Аню, которая что-то готовила на плите, смотрел на то, как она садится, встает, чистит, режет. На то, как поворачивает голову, поправляет прядь, вытирает руки полотенцем. Звучала музыка. Шел дождь. Горел свет. Я пил теплый чай с вареньем и хотел, чтобы это продолжалось бесконечно.
Аня подвинула к кровати табуретку. Поставила туда тарелку с картошкой и котлетой. Рядом положила хлеб и вилку.
— Я чувствую себя турецким султаном, — сказал я.
— У тебя в гостях я тоже чувствовала себя принцессой. Теперь моя очередь исполнять желания.
— Возьми вилку тоже. Поедим вместе.
— Из одной тарелки?
— Ага.
Я подоткнул под себя одеяло, чуть приподнялся и облокотился на подушку, Аня села и уперлась спиной мне в колено.
Ознакомительная версия.
