Ознакомительная версия.
Она действительно не умела кататься. Аня на льду крепко держалась за меня, боясь сделать даже один шаг. Я безуспешно пытался отцепиться от нее.
— Как же ты научишься кататься, держась за меня? — спросил я.
— Не знаю. Но тебя я не отпущу.
Так мы и катались. Я держал ее за руку, поддерживал за талию, и мы медленно преодолевали метр за метром. После получаса нашего катания Аня сказала, что устала. Она и впрямь выглядела уставшей. Щеки раскраснелись, шапка чуть съехала набок.
Я усадил ее на скамейку. Лед катка искрился разноцветными огнями — лучи прожекторов вырисовывали на нем круги и овалы.
— Я не даю тебе нормально кататься, — сказала мне Аня. — Иди, покатайся. Я пока тут посижу.
Дорожка льда шла по извилистой траектории. Я, разогнавшись, обогнал сначала одну, потом вторую группу катающихся, увернулся от встречного фигуриста, резко остановился, а затем свернул на параллельный машрут.
Сделав круг, я направился к Ане.
— Если хочешь, можем уйти, — сказал я. — Ты устала.
— Давай еще чуть-чуть покатаемся. Мне кажется, в следующий раз я покатаюсь еще очень нескоро.
Я взял ее за руку, она поднялась. Некоторое время мы стояли, прижавшись. Я смотрел в ее, уже такое родное лицо. Она сказала:
— Уйдем с катка, как только пойдет снег.
Снег пошел через двадцать минут. Он был крупным, обильным — казалось, в небе кто-то растряс множество подушек, набитых пухом.
На Большой Дмитровке располагалось много разных кафе. Выбрав подходящее заведение, мы зашли внутрь. Помещение было подвальным, без окон, стены стилизованы под кирпич. В некоторых местах из стен торчали вычурные фонари. Казалось, мы попали в староанглийскую таверну.
Мы заказали себе глинтвейн и вернули меню. Аня положила шапку рядом, на стол. Ее щеки были по-прежнему красными.
Я достал из кармана пару конфет-леденцов, протянул одну Ане. Она взяла и спросила:
— Что это?
— От простуды. Для профилактики.
Она развернула обертку и сунула леденец в рот. Долго смотрела на меня, потом сказала:
— Как же я отвыкла…
— От чего?
— От заботы. И привыкнуть до сих пор не могу.
Нам принесли глинтвейн. Он был горяч, от него шел запах корицы и мускатного ореха. Отпив немного, Аня сказала:
— Вкусно. Тепло и вкусно. Надо бы сделать самим.
— Не проблема. Купим все, что нужно, и сделаем.
Через пару дней мы действительно сделали себе глинтвейн. Получилась целая кастрюля — нам хватило на три дня. Перед сном мы выпивали по бокалу горячего напитка, и крепко потом спали.
* * *
По утрам всегда было солнечно. В зимнем воздухе с рассветом рассыпались мириады зеркальных песчинок — они, отражая свет солнца, переливались всеми оттенками белого. В комнате становилось светло, отдельные лучи подкрадывались к нашим лицам. Отвернувшись, все равно можно было почувствовать их коварное тепло.
Сверху каждое утро играла музыка — этажом выше жил фанат Роберта Майлза. Звуки майлзовской "Children" были нам вместо будильника, но, заслушавшись ими, можно было снова впасть в дрему.
Я поворачивался к Ане, которая спала всегда, засунув руку под подушку. Глядел в ее лицо, дожидаясь пока она проснется. Порой, не дождавшись, целовал в лоб.
— Obsession… — шептал я на ухо.
Это было волшебное слово. Вербальный поцелуй для Спящей красавицы. Аня приоткрывала глаза и улыбалась.
— Почему ты любишь это слово? — спросил я как-то ее.
Это было очередное солнечное утро. Мы, только проснувшись, лежали, глядя в потолок. Ее ладонь была в моей ладони.
— Когда только начала учить в школе английский язык, мне оно попалось в словаре, — сказала Аня. — И чем-то меня заворожило. Я стала употреблять его по любому поводу. А еще была песня с таким названием, мне она очень нравилась.
Она перевернулась на бок и начала гладить меня.
— Еще у всех любила спрашивать его значение. Странно, но очень многие не знали перевода. Даже мой бывший парень. А он английский в совершенстве знал.
Я посмотрел на часы. Как обычно — начало двенадцатого.
— Куда пойдем сегодня? — спросила Аня.
— Решим после завтрака. Мне с утра ничего в голову не приходит.
— Мне тоже.
Я тоже повернулся набок — мы оказались лицом друг к другу. Некоторое время лежали молча.
— Вставать лень, — сказал я.
— Ага.
Она поцеловала меня.
— "И если б знал ты, как сейчас мне любы Твои сухие, розовые губы!" — сказала Аня.
— Конечно, Ахматова.
— Конечно, да.
По ночам мы тоже разговаривали. Но это были совсем другие разговоры — темнота и тишина словно растворяла в себе все сиюминутное, делая нас мягче, серьезней, откровенней.
В одну из таких ночей я сказал Ане:
— Никогда не думал, что смогу впустить кого-то в свою постель на всю ночь.
— А как же раньше, с другими девушками? — спросила она.
— Они никогда не ночевали у меня. Так получалось.
Окно было зашторено, не было видно ничего.
— То есть ты никогда не просыпался дома с другой девушкой в одной постели?
— Никогда. Ты первая.
Мы молчали. Ночью даже молчание было каким-то серьезным.
— А мой бывший парень любил, чтоб мы засыпали вместе. Ему это казалось очень правильным, — сказала Аня. — Наутро он отвозил меня обратно на машине в общежитие.
Она помолчала, потом продолжила:
— Мне это не особо нравилось. Было неудобно. Но он настаивал на своем. Так надо и все. А еще, когда мы спали, любил крепко сжимать меня в объятиях. Очень крепко. Иногда мне казалось, что он может меня во сне задушить.
— Это тот, твой второй парень? — спросил я.
— Да.
Аня взяла меня за руку.
— Если честно, я его боялась, — сказала она.
— Почему ты была с ним, если боялась?
— Он очень любил меня. Просто любовь его была своеобразной. Он был ужасно ревнивым. Запрещал куда-либо ходить без него. Проверял, кому звонила, где была.
— Как же ты начала с ним встречаться?
— Я его тоже любила. Поначалу. На него нельзя было не обратить внимание. Сильный, решительный, смелый… И ухаживал красиво.
Аня сжала мне руку. Я ощутил в темноте, что она смотрит на меня. Словно спрашивала — "Ничего, что я рассказываю о нем?" Я сжал ей руку в ответ — "Все нормально".
— Когда решила с ним расстаться, он долго не оставлял меня в покое. Названивал, предлагал встретиться. Писал письма по электронной почте. Угрожал. А как-то, придя ко мне в общежитие… — Она замолчала. — Меня родители за всю жизнь пальцем не тронули. Никогда, даже в детстве, даже в наказанье.
Я все понял.
— Он тебя… бил?
Я приподнялся на локте и посмотрел Ане в лицо. Но я не видел ее глаз. Она никогда не рассказала бы такое днем.
— Как он посмел тебя ударить? — тихо спросил я.
Она молчала. Потом сказала:
— Ладно. Все что было, то прошло.
* * *
На четвертый день мы сходили в открытый бассейн. Аня ни разу не плавала в таком бассейне, я плавал в нем давным-давно, еще в детстве, к тому же, ранней осенью. Поэтому Аня поначалу беспокоилась, что мы можем простудиться.
Но, оказавшись в воде, она сразу забыла о своем беспокойстве. Ощущения были замечательными. Тело находилось в теплой воде, лицо холодил морозец. В небе сияло зимнее солнце, над водой стоял горячий пар. Из-за него мы иногда теряли друг друга из виду. Добираясь до края бассейна, мы останавливались и, собрав с бетонных тумб свежий снег, кидались друг в друга холодными белыми комьями. Мы громко смеялись, и пенсионерки, которых было много в бассейне, смотрели на нас с осуждением.
После купания я, одевшись, ждал Аню в холле, у небольшого кафе. Я смотрел в окно, где были видны плавательные дорожки, и слушал плеер.
Когда Аня пришла, я купил пару шоколадок и свежевыжатый сок. Мы сели, я дал Ане один наушник от плеера, послушать музыку.
— А ты хорошо плаваешь, — сказала она. — Я за тобой совсем не успевала.
За окном в тумане теплых испарений продолжали плавать люди.
— Когда-то я плавать совсем не умел, — сказал я. — Однажды даже чуть не утонул. Это было в детском лагере. Мы тогда купались с одной девочкой. Она же меня и спасла.
Я вспомнил про Таню. Как она сейчас? После того, как она уехала в Иваново, от нее не было никаких известий.
— А где эта девочка сейчас? — Аня будто прочитала мои мысли.
— В Иваново. Там она родилась, туда же недавно вернулась из Москвы. — Я помолчал. — Помнишь, я говорил тебе про свою подругу, которая работает проституткой?
— Да. Помню. Это она?
Я кивнул и сказал:
— Она поехала в Иваново для того, чтобы начать новую жизнь.
— Она — сильная девушка?
— Да, Анют, очень сильная.
Я сделал глоток сока и сказал:
Ознакомительная версия.
