Полковник пожал плечами.
— Как я и сказал, выбирайте сами.
Бар постепенно заполнялся народом. Солдаты входили и заказывали выпивку. В воздухе висел дым от их сигарет. Девушки флиртовали с посетителями, пытаясь уговорить их пойти наверх, а те поглядывали на полковника, словно не решаясь развлекаться вовсю, пока он тут.
Полковник отпил еще «Олд Фица» и бросил на меня долгий задумчивый взгляд.
— Если вы так к этому относитесь, почему вы тут, почему подаете выпивку американским солдатам?
— Пытаюсь расплатиться с Аланом.
Полковник вздохнул, а потом, после долгой паузы, улыбнулся.
— Вам тоже стоит попробовать «Олд Фиц», — заявил он.
Не успела я сказать «нет», как он был уже на полпути к бару. Он взял у Алана бутылку и второй бокал и принес их к столу, налил мне, потом себе.
— Ну же, попробуйте. Хороший бурбон из Кентукки, не то что пойло, которое здесь подают.
Я отказалась. Полковник посмотрел на меня так, будто я один из его солдат, и сказал:
— Если не будете танцевать, то хоть выпейте со мной.
Я решила, что на это я могу согласиться, и сделала глоток. Бурбон обжег мне язык и горло.
Полковник поднял бокал и залюбовался прозрачной жидкостью в нем.
— Отличный бурбон из Кентукки. Такой надо пить с кем-то особенным, и вы как раз подходите, Чжэ Хи. Сделайте еще глоточек.
Я отпила еще. На этот раз жгло не так сильно, и внутри у меня потеплело.
— Надо вам когда-нибудь съездить в Америку, — сказал полковник, жестикулируя рукой с бокалом. — Она прекрасна: заснеженные вершины, синие моря, современные города со множеством людей и машин. Величайшая страна в мире! — Он улыбнулся и поднял бокал: — Давайте выпьем: я за Корею, а вы за Америку.
Я посмотрела на его красивое лицо и вспомнила ночь, когда пила саке с полковником Мацумото. Внезапно от всего окружающего — от солдат, которые пользовались корейскими девушками, от эмблемы Восьмой армии над барной стойкой, от Алана с его тетрадкой, в которой он вел учет долгов девушек, — меня начало тошнить. Я поставила бокал и слегка поклонилась:
— Спасибо, полковник, но не стоит мне больше пить ваш бурбон. Пора возвращаться к работе.
Я подошла к столу, за которым сидела компания солдат, и приняла у них заказы. Направляясь к бару, я оглянулась на полковника. Он сидел один, попивая свой бурбон «Олд Фицджеральд» из Кентукки, напиток президентов, и глядя в окно, которое я для него протерла.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда я потащила полный мешок грязных скатертей и полотенец к прачечной в дальнем конце кичжичхона, было уже поздно. Стирка представляла собой лишь одно из десятков дел, которыми мне приходилось заниматься, чтобы «Красотки по-американски» работали как надо. Я ужасно устала, и утешало меня только то, что это последнее дело на сегодня: скоро можно будет лечь и поспать несколько часов до утра, когда придется встать и начать все сначала. Пока я шла по улице, свет горел только в одном из баров. Кое-где пьяные солдаты плелись к баракам Кэмп-Хамфриса или стояли, привалившись к стене, настолько пьяные, что не в силах были идти дальше.
На другой стороне улицы бармен из последнего открытого бара выпихнул на улицу троих солдат. Один из них грохнулся на землю. Его товарищи стали тыкать в него пальцами и хохотать, а бармен тем временем закрыл дверь и выключил свет.
— Какого черта? — пробормотал упавший солдат. В одной руке у него бутылка, другую руку протянул товарищу, чтобы ему помогли встать. — В этом чертовом городке вообще работают еще хоть какие-то заведения?
— Все заперто, а мы тут слоняйся, — отозвался второй солдат, помогая ему подняться на ноги.
Я прибавила ходу, надеясь, что они меня не заметят. Но тут их третий товарищ меня углядел.
— Ух ты, смотри, вон девчонка из бара пошла!
Один из солдат крикнул:
— Эй, детка, хочешь денег заработать?
Я пошла еще быстрее, хотя мешок был тяжелый. Солдаты, не очень устойчиво держась на ногах, двинулись через улицу в моем направлении.
— Эй, ты куда пошла, я же с тобой разговариваю! — крикнул один из солдат.
Они догнали и окружили меня. Я бросила мешок с бельем и развернулась к ним. Типичные американские солдаты: высокие, бледноватые на вид и невоспитанные.
— Черт меня побери, — заявил другой солдат, — это же Чжэ Хи из «Красоток». Она ни с кем не трахается, даже с Кроуфордом. — Он подошел ко мне поближе: — Эй, детка, ты почему ни с кем не трахаешься? Считаешь себя выше американцев?
— Оставьте меня в покое! — Меня злило, что эти вульгарные типы ко мне пристают. Они вели себя точно как японцы в Донфене.
— Черт, ты ж говоришь как американка, почему же не хочешь трахаться с американцами?
— Точно, мне как раз нужен кто-то новенький, — подхватил его товарищ.
Вся троица обступила меня; я чувствовала, как у них изо рта пахнет пивом.
— Я дружу с полковником Кроуфордом, — поспешно сказала я. — Вам же не нужны неприятности? Ну-ка оставьте меня в покое!
Один из солдат рассмеялся.
— Полковник Кроуфорд? Он тут больше не командует, его перевели.
— Ага, — согласился другой, — больше он тебе не поможет.
Один из солдат протянул ко мне руку, и я со всей силы ударила его.
— Ах ты сука! — рявкнул он, потирая нос, и они набросились на меня все втроем. Я отбивалась изо всех сил, честное слово, но троих мне было не одолеть. Я пыталась позвать на помощь, но они заткнули мне рот. Один из них уселся на меня верхом и принялся расстегивать брюки. Другой начал стаскивать брюки с меня. Прошлое возвращалось. Меня снова собирались насиловать. Улица превратилась во двор станции утешения, дома — в бараки, где жили кореянки, а американцы стали японскими военными вроде капрала Каори.
Посреди улицы кичжичхона я снова превратилась в женщину для утешения.
И тут за спиной у солдат кто-то крикнул:
— А ну отвалите от нее!
Я увидела, как чья-то рука ухватила оседлавшего меня солдата и швырнула его на землю. Тот, который пытался снять с меня брюки, развернулся, получил кулаком в живот и, хватая ртом воздух, упал на колени.
Третий солдат повернулся к нападавшему.
— Эй, ты чего? — воскликнул он.
— Я сказал, отвали от нее!
— Господи, Алан, не бей меня! — взмолился третий солдат и попятился.
Я увидела Алана Смита, который стоял неподалеку от меня, сжав кулаки, и в глазах у него пылал гнев.
— Забирай своих придурочных дружков и валите в свою казарму! — скомандовал Алан. — И если вы, уроды, еще хоть раз ее тронете, я оторву ваши тупые головы и насру вам в глотки, поняли?
— Да мы так, дурака валяем просто, — принялся оправдываться солдат, помогая своим друзьям подняться.
— Пошел вон! — заорал Алан.
Солдаты потащились к базе, стараясь идти побыстрее и то и дело осторожно оглядываясь на Алана.
Алан помог мне встать.
— Ты не пострадала?
— Вроде бы нет, — ответила я. — Они собирались меня изнасиловать.
— Да они же напились вусмерть, — заметил Алан. — У них, небось, ничего не вышло бы, даже если б ты не сопротивлялась.
— Что ты тут делаешь? — спросила я его.
— За тобой пришел. Полковник хочет поговорить. Он в машине перед клубом.
— Полковник Кроуфорд?
— Да. Он не сказал, в чем дело. Я сам отнесу белье, а ты иди.
— Спасибо, Алан.
— Давай быстрее, — отозвался он, вскинув мешок с бельем на плечо. — Полковник сказал, у него мало времени.
* * *
Под единственным фонарем, светившим у дверей «Красоток по-американски», стоял большой черный «кадиллак». В небе сияли звезды, в кичжичхоне было тихо. К машине прислонился американский сержант и курил сигарету.
— Вы Хон Чжэ Хи? — спросил он, когда я подошла.
— Да, сэр, — ответила я.
Сержант бросил сигарету на землю и затоптал ее носком ботинка, потом открыл дверь автомобиля.
— Садитесь, — скомандовал он.
