— Куда вы собрались меня везти?
— Никуда. С вами хочет поговорить генерал.
Я села в машину и увидела на заднем сиденье полковника Кроуфорда. В темноте я разглядела, что на нем дорожная форма с несколькими рядами орденских планок и медалей над нагрудным карманом. Фуражка лежала у него на коленях.
— Здравствуйте, Чжэ Хи, — сказал он. От его мягкого южного акцента сердце у меня забилось быстрее.
— Водитель сказал, что со мной хочет поговорить генерал.
— С вами и говорит генерал, один из самых молодых в армии. Меня повысили, Чжэ Хи. Я еду в Пентагон, и времени у меня не так много.
— Понимаю, — кивнула я.
— Я хотел сказать вам вчера вечером, но вы прервали разговор.
— Да, прервала. Извините.
Свет от уличного фонаря пробивался через окно машины и освещал лицо полковника, который изучающе рассматривал меня.
— Хон Чжэ Хи, — сказал он, — вы не так просты, как кажетесь. Я постарался кое-что о вас разузнать.
— Разузнать? — Что полковник мог обо мне выяснить? Я вжалась глубже в сиденье автомобиля и понадеялась, что не очень многое.
— Вы выросли на семейной ферме возле Синыйчжу, — сказал он. — У вас была сестра Су Хи, которая во время Второй мировой войны оказалась в Китае. Я не сумел узнать, чем она там занималась, но примерно представляю. Чем занимались вы, я тоже не сумел узнать.
— Я работала на семейной ферме, — сказала я поспешно.
— Нет, не работали, — возразил он. — Вы тоже были в Китае.
Ну вот. Он знал про Донфен. Мне захотелось выпрыгнуть из машины, чтобы он уехал и забрал мою тайну с собой в Вашингтон, но почему-то я осталась, хотя опустила взгляд.
Кроуфорд посмотрел в окно.
— Проклятые японцы. Что они творили с Кореей… это просто ужасно. А мы им позволили. — Он снова повернулся ко мне: — Не вините себя.
— Пытаюсь, — ответила я.
— Хорошо, — сказал он. — И еще кое-что я о вас узнал. После Второй мировой войны вы работали переводчицей на Севере, а потом сбежали на Юг. Через несколько месяцев после Корейской войны вы появились здесь. Я так полагаю, сюда вы попали потому, что раньше работали на коммунистов.
— Су Бо голодала, — пояснила я.
— Да, — вздохнул полковник, — война жестокая штука.
— Особенно к некоторым, — ответила я.
Воцарилось неловкое молчание. Потом он спросил: — Как вы думаете, при других обстоятельствах мы с вами могли бы полюбить друг друга?
Прямота полковника застала меня врасплох. Обычно он вел себя очень сдержанно.
— Я… не знаю, — сказала я.
— Признаюсь вам честно, я об этом не раз задумывался. Вы красивая. Умная. Изящная. И в вас есть что-то… что-то особенное. Может, в другое время и в другом месте…
Я опустила взгляд.
— Может, в другое время. В другом месте, — повторила я.
— Простите. — Полковник махнул рукой. — Я не хотел вас смутить. Наверное, я просто хотел сказать, что буду скучать по нашим беседам. — Он мягко улыбнулся, и я поняла, что тоже буду по нему скучать.
— Кстати, — добавил он, — я поговорил с Аланом насчет вашего долга. Велел простить вам долг и отпустить вас. Он согласился.
— Согласился?
— Я не оставил ему выбора, — сказал полковник, и глаза у него блеснули.
— Вы вовсе не обязаны были вникать в мои дела…
— Но вник. И у меня есть кое-что для вас. — Он полез в портфель, стоявший у него в ногах, достал конверт и протянул мне: — Внутри имя и адрес старшего юрисконсульта строительной компании в Сеуле. Им нужен переводчик. Скажите, что я вас порекомендовал. — Он указал на конверт. — Еще там несколько сотен долларов вам на обустройство. У меня было мало времени, так что наличных удалось собрать немного.
— Я не могу их принять.
— Не позволяйте собственной гордости мешать вам жить, Чжэ Хи. Эти деньги ничего для меня не значат. Возьмите их и уезжайте. Вам здесь не место.
Я посмотрела на конверт. Полковник был прав, я всегда страдала от чрезмерной гордости. Я сунула конверт в карман и сказала:
— Спасибо.
Полковник вздохнул.
— Жаль только, что мы так и не потанцевали еще раз. Вряд ли на новом посту у меня часто будет шанс повальсировать.
Я посмотрела на его красивое лицо, в зеленовато-голубые глаза. Не знаю, почему я сделала то, что сделала. Это вышло чисто инстинктивно, мне просто показалось, что так правильно. Я взяла его за руку и сказала:
— Пойдем.
Я открыла дверцу машины, и мы вышли. Я подвела его к фонарю, повернулась к полковнику и положила руки ему на плечи.
— Покажите мне еще раз, — попросила я.
Широко улыбнувшись, он обнял меня за талию.
— Три такта, помните? Раз-два-три, раз-два-три. — Полковник сделал шаг, другой, и я вместе с ним, как в нашу первую встречу. Я быстро вспомнила все движения, и скоро мы уже плыли в танце, как единое целое. Полковник притянул меня к себе и крутанул. Сержант, который так и курил, прислонившись к машине, ухмыльнулся нам.
Полковник весь сиял.
— Хорошо, — сказал он. — Просто отлично.
Было и правда хорошо. Почти как игра в полет в детстве с отцом, или как объятия Чжин Мо. Я посмотрела в глаза генералу Фрэнку Кроуфорду и на этот раз не увидела там полковника Мацумото. Я увидела только хорошего человека с одной рукой, который любил свою страну, генерала Конфедерации южных штатов Роберта Эдварда Ли и бурбон «Олд Фицджеральд». Я увидела человека, который в другое время и в другом месте мог бы меня любить, а я любила бы его.
Мы танцевали венский вальс под фонарем, а потом Кроуфорд сказал:
— Мне пора.
Мы остановились, но постояли еще мгновение, держась друг за друга.
— Спасибо, — произнес он, шагнул в сторону и поклонился мне как настоящий южный джентльмен. — Прощайте, Чжэ Хи. — Он сел в машину.
Водитель затушил сигарету и занял место за рулем. «Кадиллак» выехал на дорогу рядом с кичжичхоном. И когда фары его скрылись в темноте, я прошептала:
— Прощайте, Фрэнк.
* * *
— Ты уезжаешь? — сказал Алан Смит следующим утром, стоя в дверях моей комнаты. Я совала пожитки в вещмешок, а Су Бо цеплялась за меня. — Но мы же с тобой выручили кучу денег.
— Нет, Алан, это ты выручил кучу денег. Работала только я, а ты ничего не делал. Как показал Карл Маркс в «Манифесте Коммунистической партии», буржуазия, прикрываясь политическими иллюзиями, контролирует средства производства и жестоко эксплуатирует пролетариат.
Алан озадаченно склонил голову набок:
— Это ты о чем вообще?
Я покачала головой:
— Нужно чаще читать книжки, Алан.
— Слушай, давай я удвою тебе зарплату, — предложил он. — И не нужно будет становиться барной девушкой. Будешь настоящей капиталисткой, Чжэ Хи.
— Отпусти и Дэ И тоже, — сказала я.
— С какой стати мне это делать? — поинтересовался Алан, и шрам у него на лице растянулся.
— Потому что я тебе говорю.
— Ты чокнутая, — заявил Алан.
Я наконец закончила собирать вещи.
— Платье я оставляю, отдашь его следующей работнице. — Я взяла Су Бо за руку и собралась уходить.
— Погоди! Ладно, слушай, можешь жить тут бесплатно, — сказал Алан. — Я тебе даже процент от прибылей буду платить. Ты права, ты нужна мне!
Я потянула Су Бо за собой и протиснулась мимо Алана в коридор.
— Пожалуйста, останься, Чжэ Хи, — попросил он.
Я подошла к двери Дэ И и постучала. Через несколько секунд она открыла. Черные волосы ее были встрепаны, под глазами виднелись темные круги.
— Нужно посидеть с Су Бо? — спросила она сонно.
— Я уезжаю из кичжичхона, — сказала я.
Дэ И озадаченно почесала в затылке.
— Как это? Ты не можешь взять и уехать.
— Могу, и тебе тоже лучше последовать моему примеру. Не думай про свой долг Алану, просто уезжай. Сегодня же. — Я протянула ей двадцатидолларовую купюру. — Вот, этого хватит на автобус до Чхонана. Сегодня как раз есть туда рейс.
Дэ И выглядела озадаченной.
— Но я же не смогу вернуть тебе деньги.
