Вера в свои силы стала трагическим недостатком Бейкера. Как детектив, он не питал особых иллюзий, но был слишком энергичным человеком, чтобы предаваться пессимизму, и слишком сильно верил в себя, чтобы превратиться в циника. Когда-то Бейкер носился вдоль троп, ведущих в Калифорнию, подобно ангелу мщения, карая преступников всякого звания. Он полагал, что, пока в мире есть Лафайет Бейкер, надежда не потеряна. С того дня, когда Бейкер вбежал по ступеням резиденции генерала Скотта, до его полного шельмования пройдет всего шесть лет. Еще два года спустя выйдет отпечатанная на его собственные средства «История Секретной службы Соединенных Штатов» с Лафайетом Бейкером в главной роли на каждой странице.
Когда приходило время действовать, он был сколь смел, столь же находчив. Люди из другого теста, вероятно, сдались бы в ситуациях, в которых Бейкер проявлял решимость спасти себя для человечества. Его лучшие истории, в которых, казалось, пора было ставить точку, всякий раз живописали изощренные способы спасения шкуры главного героя. Однажды за ним по пятам гналась половина армии Конфедерации, но ему удалось прорваться на свободу. Он организовывал налеты за линию фронта и ночные прорывы, сформировал конную бригаду в федеральном округе Колумбия, прозванную «дюжиной Бейкера», чтобы призвать к ответу рейнджеров Мосби. В числе злодеяний Мосби, по странной случайности, числилось нападение на экскурсионный паром, увенчавшееся гибелью одного из лучших граверов Кларка.
Где бы Бейкер ни оказывался, он обнаруживал ужасные злоупотребления и что-то с этим делал. Будучи совершенным трезвенником, был убежден, что стоит положить конец пьянству в армии, и до успешного окончания войны будет рукой подать, поэтому занялся конфискацией поставок алкоголя для военных, и, в частности, бренди и вин, заказанных офицерами. Не было конца взбешенным генералам и их разозленным подчиненным, когда Бейкер раскрывал их мошеннические проделки. Его появление везде обещало быстрый и беспристрастный суд, и этот путь был отмечен потоком горемык, отправлявшихся прямиком за ворота зловещей старой капитолийской тюрьмы Вашингтона. Когда Бейкер по особому запросу Чейза сменил военное ведомство на министерство финансов, чтобы проникнуть в деятельность Кларка и его сотрудников на пятом этаже здания Казначейства, он отпрянул в совершенном изумлении: раз он здесь, все происходящее, как ему казалось, было настоящим потрясением основ американской цивилизации.
Шла Война или нет, фальшивомонетничество оставалось неизменной угрозой. Процветавшее в сельской глуши, когда американские города были слишком малы, чтобы залечь в них на дно. ныне это занятие стало частью криминальной жизни мегаполисов. Еще до того, как федеральное правительство сосредоточило процесс изготовления денег в Вашингтоне, фальшивомонетчики централизовали собственные усилия в Нью-Йорке.
Печатная индустрия, сосредоточенная в Нижнем Манхэттене, переживала тогда полосу неудач. Работавшие сдельно небольшие типографии, обстановку в которых Франклин нашел бы для себя привычной, больше не пользовались спросом, и все прочие завязанные на них отрасли: поставщики типографской краски и бумаги, шрифтолитейные производства и изготовители прессов — оказались в очень трудном положении. Сам район тоже менялся. К 1860 году лабиринт плотно стоящих домов достиг 42-й улицы. Утратив всякую элегантность, они были разделены на ветхие жилища для поденных портовых рабочих, работников швейных производств и владельцев мелких лавочек. Воровство стало частью жизни людей, скользящих от законной работы к незаконной, если таковая подворачивалась. По мере разрастания порта в нем все больше появлялось что украсть, а возникшие в изобилии мелкие магазинчики давали возможность сбыть краденое. Толпы покупателей на Бродвее служили благодатной почвой для карманников. Публичные дома в больших городах заботились о происхождении денег не сильнее своих крошечных колониальных предшественников, у которых раздувались ноздри при виде пиратского золота. В темных, грязных, кривых улочках, где можно было скинуть товар, не привлекая особого внимания, салуны являлись идеальным местом для встреч фальшивомонетчиков и заключения сделок, «вбрасывавших» деньги на улицу.
Большинство фальшивомонетчиков были местными уроженцами. Английские иммигранты оказались слишком пугливыми и неопытными. Ирландцы предпочитали лошадей, держали игорный и букмекерский бизнес. Евреи изготовлением фальшивок особо не занимались. Итальянцы обычно работали кустарным образом: если не хватало навыков, посылали в Италию. Впрочем, они были кустарями взрывного темперамента: возможно, им тяжело давался язык. Сосредоточенные в Истсайде, они привнесли новый уровень насилия в расслабленный ритм американской криминальной жизни. Англичане и ирландцы полагались на лесть, блеф и свои кулаки, итальянцы же чуть что хватались за ножи.
В этом преступном подполье главная опасность исходила от других преступников. Совершающие обход ночные сторожа не представляли особой опасности для взломщиков: констебли существовали только для того, чтобы охранять бумаги в зданиях судов. В больших городах полицейские налеты осложняли жизнь разве что «толкачам» — мелкой рыбешке, сбывавшей фальшивки, полученные от распространителей. Сама детективная работа не оплачивалась и должна была проводиться полицейскими в свободное от служебных обязанностей время. Объявленные вознаграждения иногда побуждали их к этому занятию, но побуждала и возможность получить деньги у подозреваемого. Детективов не слишком высоко ценили.
Фальшивомонетчики располагали широким рынком сбыта, если им удавалось на него выйти: идеальное преступление без жертв. Они тихо сбывали свои подделки ворам и торговцам, владельцам баров, отелей, сельских лавок и торговцам вразнос. Один нью-йоркский делец, скупавший фальшивые деньги у местных оптовиков, ежемесячно совершал визиты в северную Пенсильванию и перепродавал свой товар четырем традиционным клиентам, в число которых входили адвокат, врач и владелец гостиницы. Три оптовика, в 1870-х снабжавшие фальшивками Северную Каролину и Теннесси, создали целую сеть розничных распространителей и «толкачей», куда входили бывший главный прокурор штата Теннесси, выборный окружной чиновник, помощник федерального маршала США, шериф одного из округов, одиннадцать торговцев и двенадцать фермеров. Работа «толкачей», составлявших основание преступной пирамиды, была сопряжена с максимальным риском, но и они вполне могли преуспеть на своем скромном поприще, пройдясь по одной из улиц и делая мелкие покупки в каждом магазине для размена. Летом 1893 года торговец лимонами из Нью-Йорка, «толкавший» 5-долларовые купюры, зарабатывал до 35 долларов за день, а странствующие «толкачи» могли загнать и того больше. Когда одна такая группа из Нового Орлеана в 1866 году совершила турне по Луизиане, она сбыла с рук 23 000 долларов в фальшивых гринбеках.
Некоторые даже не печатали фальшивки, а проворачивали так называемую «игру с зелеными»: они раздавали листовки с прайс-листом и приглашали потенциальных покупателей приобрести образцы фальшивых купюр «к своей вящей выгоде». За прайс-лист они получали подлинную пятидолларовую купюру. В 1893 году, судя по записям, одна из компаний аферистов, проворачивающих подобный трюк, получала $ 40 185 в месяц.
Отрасль была естественным образом неустойчивой. Изготовление достойной фальшивки требовало кропотливого труда, привлечения нескольких партнеров и экспертов, а бизнес-риски были высоки. Как только какая-либо из фальшивых купюр становилась хорошо узнаваемой, остальные экземпляры выкидывались с рынка. Качественные подделки перепродавались по цене до 35 центов за 1 фальшивый доллар, некачественные или «засвеченные» купюры приходилось отдавать за вдвое меньшие деньги. Превыше всего, разумеется, была секретность, что порождало проблемы со снабжением: иногда активный ритейлер приходил к шапочному разбору в момент распространения оптовиками новой партии поддельных банкнот. Иногда купюры выходили на рынок в тот момент, когда потенциальные покупатели, по иронии судьбы, не имели свободных средств, чтобы расплатиться. Этот рынок с трудом поддавался оценке.
Деловые связи здесь, как правило, были недолговечны. Алкоголь и головокружительные кутежи поглощали доходы. Каждое успешное партнерство приходилось создавать с нуля, медленно и осторожно, привлекая подходящих людей для приобретения стартового капитала, сырья, потенциальных покупателей, обеспечения технической стороны дела. Это было от начала до конца вопросом знакомства с подходящими людьми.
НЕ УСПЕЛ Спенсер Кларк убедить министра финансов отказаться от услуг частных компаний по производству банкнот, как к нему явился амбициозный изобретатель с предложением нового сорта бумаги для купюр, призванной остановить фальшивомонетчиков. Изобретателем был ничтожный банкрот по имени Стюарт Гвинн, а его бумага оказалась удивительно жесткой и блестящей, какую никто прежде не изготовлял. Еще она была очень дешевой, произведена на обычной мельнице и окончательно обработана в величайшем секрете самим Стюартом Гвинном. Он называл ее «мембранной бумагой», но затем отдал предпочтение «национальной бумаге» — после того как получил контракт и не без размаха обосновался в здании Казначейства в качестве «добровольного инженера-консультанта и химика Национального бюро денежных знаков». «Добровольный» означало, что он не получал жалованья, сохраняя «свободу перемещаться, как мне заблагорассудится, вместе с моими помощниками и производственным персоналом». Прибыль он извлекал из контракта на поставки мембранной бумаги.
