Вовченко к службе относился с особым прилежанием, поэтому проснулся по внутреннему будильнику в седьмом часу, умылся, привел себя в порядок и, переодевшись в чистые форменные брюки и рубашку, выглянул в круглый проем, словно кукушка в часах. Россия еще только просыпалась, небо было чистым, и грядущий день ничего, кроме жары, не сулил. Однако глаз помимо воли отметил что-то необычное в этой привычной картине, но что именно, после ночного братания было сразу не уловить из-за крайне рассредоточенного внимания. И тут голубь прилетел и сел в часовом проеме, заглядывая внутрь, – эти потерявшие всякий страх твари давно присматривали себе таможенный храм под голубятню.
– Кыш! – Вовченко спихнул птицу.
И вот, провожая ее взглядом, узрел изменение в привычном пейзаже: показалось, на государственном флаге всего две полосы. В любом состоянии Шурка точно помнил, что должно быть три и было всегда три. А тут вроде всего две и непонятного цвета, поскольку в глазах еще рябит с похмелья. Вовченко всегда отличался пытливым умом, поэтому сначала сам попытался разобраться в столь неожиданном явлении, а потом растолкал спящего тут же, на площадке, новообретенного отца:
– Батя, посчитай… Сколько полос на государственном флаге?
– Что их считать? – пробурчал тот. – Я их никогда не считаю. И тебе не советую. Мне так все равно…
Перевернулся на другой бок и уснул.
Тогда Вовченко потарабанил в стенку, разделяющую смотровую площадку на две части:
– Мыкола? Брат? Ты спишь?
Тот, видимо, тоже проснулся, собирался на службу и зубрил мову, поскольку ответил по-украински:
– Ну що тоби треба?
– Посчитай, сколько полос на твоем флаге?
– А на кой тоби? – удивился и сбился с правильной мовы Волков.
– Ты посчитай! Это тренинг такой, проверка на остроту внимания.
Волков помолчал с минуту, похоже считал, а потом сказал:
– Богато…
– Как богато? Две или три?
– Та вин весь полосатый, – после паузы отозвался Мыкола.
– Американский, что ли? Как матрасовка?
– Та ни… Вроде меньше… Три, можливо – четыре…
– Сколько должно быть?
– Та шо ты пристал, Шурка? У мене голова як чугун…
– Сдается мне, брат, – сказал Вовченко, – мы ночью таможни перепутали. Ты стоишь на моей, а я на твоей.
– Ну и шо? Мы ведь с тобой братья. Шо нам делиться – твоя, моя…
– Проснись, Мыкола ! Ты в чужом государстве!
– У чужому? – должно быть, проснулся тот. – А як же ж отличить?
– Да протри глаза и на государственный флаг посмотри! Волков смотрел и соображал несколько минут, после чего отозвался голосом почти трезвым:
– И верно, триколор… А я ведь на украинской таможне служу. Значит, должен быть жовто-блакитный.
– Ну, наконец-то! – облегченно вздохнул Шурка. – Давай быстро меняться!
– Не успеем! – встревоженно сказал Мыкола. – Машина пана Кушнера подъезжает… Пошли на посты! Может, не заметит…
Волков сбежал на КПП и едва успел открыть ворота и поднять шлагбаум. Однако джип проехал и остановился в контрольной зоне. Сильвестр Маркович не соизволил даже выйти из машины – значит, не простил еще обиды. Но с другой стороны, и флага видеть не мог. Он опустил стекло и, не отнимая трубки от уха, хмуро спросил:
– Батько Гуменник не проходил?
– Ни, Сильвестр Маркович, ни було! – Мыкола подбежал к джипу. – Усю ночь на посту…
– А голова администрации? С мистером Странгом?
– И их не було!
Кажется, депутату было сейчас не до государственных флагов: глаза красные, как у карася, мешки под глазами и небритый – тоже будто с похмелья. Он толкнул в спину водителя, машина тронулась, однако снова затормозила. И на сей раз распахнулась дверца – снизошел!
– Слухаю, Сильвестр Маркович! – подскочил Мыкола.
– Чуть не забыл, – глядя мимо, сказал тот. – Говоришь, жена у тебя незаконная? И потому воспитывать ее ты не мог?
– Точно так, Сильвестр Маркович! Незаконня и беззаконня, як усе москали. А якая развратная, Сильвестр Маркович!
Пан Кушнер расстегнул кожаную папку, порылся в бумагах и вдруг извлек знакомую Волкову тоненькую книжицу:
– Поздравляю с законным браком, – и протянул ему эти корочки. – Теперь воспитывай жинку как полноправный супруг.
Башка с похмелья еще соображала с опозданием, слова воспринимались, как эхо, поэтому сработал обыкновенный хватательный рефлекс. Депутат захлопнул дверцу и поехал в сопредельное государство, а Мыкола стоял со свидетельством о браке и чувствовал, как цепенеет мысль и спину лижет не знобкое дуновение – обжигающий студеный ветер леденящего предчувствия.
Он очнулся оттого, что Вовченко толкал его в грудь:
– Мыкола? Мыкола!
Тот наконец-то оторвал взгляд от книжицы, но реальность еще не воспринималась. А машины пана Кушнера в пределах видимости уже не было.
– Быстро меняемся местами! – торопил Шурка. – Пока никто не заметил! Ты чего это, брат? Иди на свою таможню, а я на свою!
Волков давно заметил необычное качество своего сознания: в самые критические, безвыходные моменты, когда уже небо чудится с овчинку, когда разум уже не в состоянии спасти положение и отчаянно пищит, словно придавленная мышь, комбинации созревают в мгновение ока. И тут произошло то же самое. Еще не понимая, зачем и что из этого получится, он обнял новообретенного брата и сказал прочувствованно:
– Как хорошо, что мы нашли друг друга!
А сам незаметно сунул свидетельство о браке в нагрудный карман возбужденного Вовченко.
– Хорошо, хорошо… – пробормотал тот, – разбегаемся! – И пошел на досмотровый пост.
А встав под флаг своего государства, он, хоть был похмельный и маловосприимчивый к окружающей среде, испытал странное чувство, будто вроде все то же кругом и одновременно – не то. На флаг посмотрит – российский триколор, и пограничные столбы с двуглавыми орлами на то же указывают, но оглядится – вроде как-то все не так, некое искривление пространства наблюдается, частичная утрата ориентации.
– Слышь, Мыкола, – позвал он, когда остались одни. – У тебя бывает такое, когда кажется, ты здесь – и тебя будто нет? Будто ты в другом месте?
– Бывает, – отозвался тот. – Это значит – похмелиться треба.
– Нельзя, – строго заметил Шурка. – С утра начальство шастает.
– То-то и оно… Сейчас бы хоть тарелку горячего украинского борща…
– Лучше бы щей, из телячьей грудинки, – патриотично сказал Вовченко.
– Послушал бы ночью меня, – проворчал Волков, – сегодня бы уже здесь не стояли… Мутант на свободе гуляет. Ходячий миллион…
В это время на подступах к таможне показалась узнаваемая фигура Тамары Кожедуб. Только шла она почему-то с Украины, в цивильном платье, однако же с сумкой, в которой приносила Волкову завтрак. Мыкола в тот же час нырнул под свод, заскочил на лестницу башни и, заперев за собой дверь, стал наблюдать в оперативный глазок.
Вовченко узрел Тамару с некоторым опозданием, когда она уже миновала шлагбаум, поэтому его побег был замечен и ознаменован грозным окриком:
– Куда? Назад!
Однако железная дверь его лестницы уже громыхнула, и брякнула тяжелая, осадная задвижка: таможенный храм строили с учетом террористических времен, так что все, вплоть до вооруженного прорыва бандформирований, предусмотрели. Штурмовать крепостную башню с ходу Тамара не стала, а попробовала наладить переговоры.
– Мыкола, отопри по-хорошему, – сказала она. – Согласись, оба погорячились, но теперь уже поздно… Теперь мы законные муж и жена.
Шурка не подавал ни звука. Страх перед этой женщиной, забитый в подсознание, тут снова вывернулся и на какое-то время лишил рассудка.
Тамара постучала стуком, который был известен в обоих государствах и которого как огня боялись все разномастные неплательщики.
– Открывай, Мыкола ! Ты же сам виноват. Кто перед голой Любкой Когут на коленях стоял? Я тебе в отместку тоже разделась. Что теперь старое вспоминать, Волков? Кстати, теперь я тоже Волкова. А что, фамилия твоя мне всегда нравилась.
– Я не Волков, – сдавленно проговорил Шурка. – Я Вовченко!
– Будет дурака валять, Николай Семенович. Добром прошу, впусти жену.
– Вы мне не жена, Тамара Шалвовна!
– То есть как не жена, Мыкола? – У нее еще хватало терпения. – Тебе ведь принесли свидетельство о браке.
– Ничего мне не приносили!
– Как же не приносили, Мыкола? Я за это свидетельство всю ночь заместо приманки вокруг села ходила. На меня мутанта ловили, как на живца! Столько всего вытерпела! И между прочим, не спала, а утром тебе борщ варила. Чтоб тебя ублажить, законного мужа. Нас сразу в двух загсах зарегистрировали!
– Я с вами не регистрировался!
– Не упрямься, дорогой. Сильва одно свидетельство тебе вручил и поздравил, а одно мне. Сильвестр Маркович… Я даже готова теперь быть под твоей властью, Мыкола. Как скажешь, так и будет. Это я незаконная строптивой была, а сейчас сразу стала покорная.
Вовченко зашуршал по лестнице, правда, было не понять – вверх или вниз. Но эти звуки вдохновили Тамару.
