– Хорошо, пусть Алматы. А ты, Ахмед, будешь покупать у Сэма видик?
Сэм – бывший питерский фарцовщик, он уже четвертый год в универе, сейчас – senior, то есть, на последнем, четвертом, курсе, и потихоньку распродает свое барахло. Он хотел впереть Ахмеду видик, который в бывшем Союзе работать не будет, там другой стандарт.
– Не-а, не буду. Мне сказали, что можно найти дешевле.
– Ну, ищи-ищи.
Бахыт говорит:
– В пан-шопах надо смотреть, это типа комиссионок, только дешевле все. Там можно нормальный видик взять баксов за пятьдесят.
Машина глохнет.
– Fucking shit, – говорит Мелисса.
Она несколько раз пробует завестись – облом. Поворачивается к нам.
– Guys, кто-нибудь разбирается в машинах?
– Нет, – отвечаю я. – А ты что, не разбираешься? Ты же ездишь на машине?
– Ну и что? Если надо, всегда можно позвонить механику.
– Ну, тогда звони.
Она выходит из машины, мы – за ней. Маленький городок с однотипными двухэтажными домами. Через дорогу – бар. Мы заходим.
Внутри бар мало чем отличается от всех прочих, в которых был за полгода в Америке: стойка, стулья на четырех металлических ножках, стаканы, пивные краны, стена бутылок, зеркало в деревянной раме.
Пока Мелисса звонит по никелированному телефону в углу, я заказываю пиво себе и Оле, Бахыт – виски с колой, Ахмед – ничего: он экономит, хочет побольше всего накупить.
Несколько трактористов в почерневших от грязи голубых джинсах лениво смотрят на нас.
Мелисса возвращается.
– Я вызвала механика, он приедет через час. И я позвонила моей бабушке – она живет здесь недалеко, тоже в верхнем штате Нью-Йорк – тридцать миль отсюда, на ферме. Она приедет и заберет нас к себе, мы переночуем, а утром я заберу машину, и мы поедем на Niagara Falls. Хорошо звучит?
– Да, – говорит Оля.
Я заказываю по второму пиву. На улице темнеет. В бар заваливает еще народ – сплошные трактористы.
– Куда поедешь на весенних каникулах? – спрашивает Оля.
– Не знаю еще. Может, и никуда.
– А что на кампусе делать?
– Ничего. Сидеть, книжки читать.
– Ну, если только…
Мелисса торчит на улице – ждет механика. Ахмед поперся с ней, Бахыт тоже – за компанию, чтобы не сидеть с нами «третьим лишним».
– Никуда мы не попадем, ни на какую Ниагару, – говорю я.
– Посмотрим еще. Не будь таким пессимистом. Думай положительно, как они здесь говорят.
В дверь заходит Мелисса, идиотски улыбается и орет на весь бар:
– Guys, у меня хорошая новость, и у меня плохая новость. Плохая новость – механик забрал машину и не знает, когда будет готова, а хорошая новость – бабушка вот-вот приедет.
– Отлично, – говорю я. – Просто замечательно. На ферму к бабушке вместо Ниагарского водопада.
– Расслабься. – Оля хлопает меня по спине. – Неужели тебе не интересно побывать на настоящей американской ферме?
– Не знаю. Наверное, не очень.
Минут через сорок заходит бабушка Мелиссы – высокая мужеподобная старуха в широких джинсах и короткой ветровке. С ней – молодая девушка, лет восемнадцать. Знакомимся. Девушка – младшая дочка бабушки, соответственно – Мелиссина тетя. Ее зовут Энн. Бахыт тут же начинает к ней подкалываться.
– Тебе что-нибудь купить?
Она испуганно смотрит на него, говорит “No”.
Садимся в бабушкину машину – огромный корявый «додж» семидесятых годов. Энн – спереди, все остальные на заднем сиденье. Энн крутит приемник, находит песню «Нирваны», качается в такт. Мелисса громко разговаривает с бабушкой, называя ее Gram, сокращенно от grandmother.
– Почти как «грамм», – шепчу я Оле.
«Додж» въезжает на ферму. Громадина хлева и сравнительно маленький дом. Мы заходим, из прихожей попадаем в кухню.
Там сидят за столом двое мужиков – дедушка и Мелиссин дядя, Пит – ему лет тридцать пять, он лысый и красномордый.
Нас тоже сажают за стол, ставят яичницу, сосиски, апельсиновый сок. Моя тарелка плохо вымыта, на ней отпечаток губной помады, как на стаканах в наших вокзальных буфетах. Мелисса обсуждает с бабушкой, что с нами делать. Бабушка говорит:
– Я не могу дать свою машину, она нужна мне вечером – ехать в церковь. Пусть твоя мама приедет и свозит вас всех на Niagara Falls.
Мелисса звонит маме в Буффало, разговаривает, закрывает трубку рукой, спрашивает у бабушки:
– Gram, а ты заплатишь ей за бензин, если она приедет?
– No way, – говорит бабушка, скривив губы: «ни за что».
После ужина переходим в большую комнату, рассаживаемся по креслам и диванам.
Пит включает телевизор. Идет комедийное шоу, прерываемое смехом «из зала».
Пит заговаривает с Олей.
– Значит, вы из России, да?
– Можно и так сказать, но вообще, из самой России только я, Ахмед – из Узбекистана, Бахыт – из Казахстана, а Влад – из Белоруссии.
– А, я знаю Белоруссию, – ухмыляется Пит. – Тракторы.
Он начинает базарить про тракторы «Беларусь», называя их «Билэрэс», с ударением на втором слоге. Говорит он медленно, с трудом подбирает слова.
Из ванной выходит, завернувшись в полотенце, Энн и поднимается наверх. Бахыт смотрит на ее плохо вытертые ноги, торчащие из-под полотенца. Ему ничего не светит, и он это знает.
Пит выходит в кухню, возвращается с бутылкой пива, нам не предлагает, и мы теряем к нему интерес.
Заходит бабушка, говорит, что Олю поселят на втором этаже, в отдельной комнате, Мелисса будет спать в комнате Энн, а мы втроем – на диванах в гостиной. Оля говорит нам «Спокойной ночи» и уходит. Телевизор работает, я дремлю, потом открываю глаза. Ахмед и Мелисса лежат на диване, обнявшись, и целуются.
Просыпаюсь. В окна – солнце. Ахмед и Бахыт храпят на диванах. Мелиссы не видно.
Нас зовут завтракать. Апельсиновый сок, тонкие полоски жареного сала – они называют это «бекон», – тосты и кофе. Я спрашиваю у Оли:
– Ну, какие у нас планы?
– Пока никаких. Мелисса должна звонить механику в двенадцать.
– Все ясно. Никаких Niagara Falls, просидим уикенд на ферме, как идиоты.
– Я уже говорила – тебе не хватает “positive attitude”, положительного отношения к жизни.
– Может быть.
После завтра загружаемся в бабушкину машину, Энн садится за руль. Ей надо заехать по делам в свою школу, потом – к родственнице, чтобы Мелисса сказала ей “Hi”.
В школе – турнир по баскетболу. В коридорах толпятся родители, американский колхозный плебс. В спортзале шлепает мяч. Я смотрю на цветные фотографии на стенах – американские пацаны и девчонки сыто улыбаются в объектив. Энн возвращается, сделав свои дела, и мы опять грузимся в машину.
Родственница живет на окраине маленького поселка. У крыльца валяется разобранная гоночная машина. В доме – грязно и убого, воняет гнилью. Родственница долго обнимает Мелиссу, потом прибегает ее сын – года три-четыре, – дико визжит, увидев нас, и снова убегает.
– Муж Хэзэр – автогонщик-любитель, – с гордостью говорит Мелисса. – Он тратит почти все деньги на свои машины.
Мы выходим, садимся в «додж» и едем назад на ферму.
Гостиная. Телевизор. Комедийное шоу. Актриса с голливудской улыбкой жалуется, что коммунисты хотели украсть ее бюстгальтер. Пит довольно хохочет. Бахыт кривится и бурчит:
– Идиотизм.
Ахмед и Мелисса обнимаются.
В двенадцать Мелисса звонит механику. Машина будет готова в понедельник.
– Но вы, guys, не расстраивайтесь – погостите здесь на ферме, а завтра утром придумаем, как вернуться в университет.
Три часа. Про обед никто не говорит. Пит уже выходил на кухню, стучал дверями шкафов, холодильника, потом вернулся к телевизору. Мелисса с Ахмедом тоже куда-то свалили.
В четыре я предлагаю:
– Пошли прогуляемся, купим чего-нибудь пожрать.
Никто не спрашивает, куда мы. Я даже не знаю, кто еще дома. Пит с бутылкой пива дремлет у телевизора.
Выходим из ворот фермы на узкую асфальтовую дорожку.
– Ну, и в какую сторону? – спрашивает Бахыт.
