— Конечно, — отвечает Сеня.
Лена долго пытается открыть дверь, то и дело останавливаясь и принюхивась. Наконец она говорит:
— Тебе не кажется, что здесь чем-то воняет?
Сеня тоже принюхивается, но ничего не чувствует, кроме запаха сырости. Он размышляет о том, что ждет его в комнате Лены. Что значит «знакомить с енотом»? Может быть, это фигуральное выражение, метафора, эвфемизм или что-то из молодежного сленга? Несмотря на постоянное общение со студентами, Сеня плохо знаком со сленгом. Оставаясь ребенком в быту и совсем еще молодым человеком по возрасту, в ментальном, духовном плане Сеня считает себя очень зрелым — студенты посмеиваются над его чрезмерной серьезностью, манерами и лексиконом светской дамы средних лет. Но что, если это настоящий енот, дикий зверь, который проживает у Лены? Зачем с ним нужно знакомиться, производить впечатление? А что, если он кусается и дерется, а что, если болен бешенством? Лене все-таки удается открыть замок.
Енот оказывается не эвфемизмом и не метафорой, а настоящим крупным животным, которое корчится на полу, будто пытаясь выбраться из своего тела. Сене даже сперва показалось, что он бьется в предсмертных конвульсиях. Но секунду спустя енот уже вскарабкивается по Сене, обшаривает карманы, достает упаковку жвачки и швыряет на пол. В этом броске читаются негодование, разочарованность. Видно, что енот мгновенно утратил к Сене какой бы то ни было интерес.
Сеня хочет спросить, не следует ли держать диких зверей в клетке, во всяком случае пока они дома одни, но оставляет этот вопрос при себе, как и десятки других вопросов. Впрочем, по комнате Лены и не скажешь, что в ней обитает дикий зверь. На это намекают разве что плюшевая свинья с выпотрошенными внутренностями и еще дверцы шкафов, заклеенные скотчем. Обрывки и мотки скотча здесь почти повсюду — разных размеров, цветов. Сеня обращает внимание на странную картину на стене. На ней изображен великан высотой в дом, угрюмый и лысый, как будто вылепленный из глины, он стоит посреди типичного петербургского двора-колодца и заглядывает в окно, прямо в глаза смотрящему на картину. Его взгляд не сулит ничего хорошего. Картина расположена напротив кровати, то есть она — первое, что видит Лена, проснувшись. Что творится в голове у человека, который вешает напротив кровати такую картину? Сеня впервые задумывается, что за цветущим лицом Лены, за ее самоуверенным видом скрывается нечто болезненное.
Лена предлагает Сене место возле выпотрошенной свиньи и включает тиктоки с участием своего енота. У Лены популярный канал с десятком тысяч подписчиков, он называется «Великая мать енотов». Ее питомца зовут Николай Васильевич.
Почти на каждом видео енот Николай Васильевич что-нибудь рвет: газеты, коробки, салфетки и даже деньги. На одном из роликов енот кувыркается в ошметках сотенных и пятисотенных купюр. «Николай Васильевич, какая же ты гнида, — говорит закадровый голос Лены. — Ну и чем я, по-твоему, будут платить за жилье?» Больше всего Николай Васильевич любит уничтожать писчую бумагу. Серия таких видео подписана одинаково: «Николай Васильевич уничтожает второй том „Мертвых душ“, эпизод N». В одном из роликов куски бумаги горят в пепельнице. «Вот, горит, горит мой великий шедевр, что же я натворил!» — голос Лены озвучивает реакцию енота, который сидит перед пламенем с туповатым бесстрастным лицом. Пока Сеня и Лена смотрят ролики, их герой теребит собственный хвост, выискивая насекомых.
— Радуется жизни, — комментирует Лена. — Еще не знает, что завтра ему предстоит чистка ануса.
Енот на секунду замирает, как будто на него снизошло озарение, но тут же возобновляет занятие.
— Не очень приятная процедура, — продолжает Лена, смотря на Сеню взглядом специалиста, словно гадая по синякам под глазами, белкам глаз и цвету кожи, нужна ли и Сене такая чистка. Он невольно отводит глаза. — Вот так и мы, люди, — замечает Лена глубокомысленно, — болтаем о мелочах, смеемся и не подозреваем, что нам готовит завтрашний день.
Потом Лена встает, чтоб заварить травяной чай. В коридоре звучат приглушенные голоса, чей-то странный рыдающий смех. Сеня сразу догадывается, что этот смех принадлежит поэту Сергачеву. Сеня просит что-нибудь о нем рассказать: что Лена имела в виду, говоря про тяжелую ауру?
Лене явно не хочется обсуждать Сергачева: сперва она говорит через силу, но постепенно входит во вкус. Все детали в истории Сергачева цепляются одна за другую — настоящий карточный домик или фигура из домино. Как будто жизнь Сергачева писал сценарист-мизантроп, посвятивший себя методичному разрушению судеб героев.
Еще недавно у Сергачева была семья, хорошая работа в музее и любимое хобби — поэтическая студия, которую он возглавлял со студенческих лет. Но происходит инициирующее событие: жена объявляет ему, что беременна вторым ребенком. Семья больше не может ютиться в съемной однушке. Сергачев продает дедушкин дом в деревне и берет ипотеку в строящейся многоэтажке. Дом уже почти возведен, остаются только отделочные работы, но стоит Сергачеву выплатить первый взнос, как буквально в тот же день (быть может, в ту же секунду) главного подрядчика объявляют банкротом. Процесс замораживается. Жена винит в этом исключительно Сергачева и цитирует героя Никиты Михалкова из кинофильма «Жмурки»: «Да ты на ровном месте, на бильярдном столе можешь яму с говном найти и в ней утонуть». Кроме того, она объявляет, что больше не может терпеть его возни со стихами, его кружков, выступлений и заседаний, которым он посвящает все свободное время, игнорируя нужды семьи.
Беременная жена уходит с их общим ребенком к другому мужчине, а у Сергачева это вызывает только рассеянную улыбку. Он говорит им вслед: «Всего хорошего, дорогие». Сергачев пускает ситуацию с домом и ипотекой на самотек. В игру вступает его мама. Она начинает ходить на пикеты обманутых дольщиков, составляет коллективные письма и ищет юристов. После очередного пикета мама заболевает пневмонией. Она долго лежит в больнице и как будто бы даже излечивается, но потом ее разбивает паралич. Вместо того чтобы вложиться в лечение мамы, Сергачев тратит скромные накопления на книгу стихов, которую все равно не печатают. Через какое-то время он заболевает неприятной кожной болезнью, которая почти не поддается лечению.
И теперь он живет в коммуналке, больной и стареющий, совсем облысевший, с язвами на голове и руках, да вдобавок еще безработный. Быть уволенным из музея — тут надо по-настоящему изловчиться! Но подлинный ужас состоит в том, что Сергачев и не думает унывать. Он продолжает активную поэтическую работу, с прежним пылом участвует в вечерах, заседаниях, мероприятиях толстых журналов. Сергачев разъезжает по встречам на сгнившей «четверке», у которой нет даже зеркала заднего вида. Разъезжает с таким выражением, будто он африканский принц на осмотре владений. Находясь рядом с ним, Лена видит эту темную ауру, будто она что-то материальное, это энергия, которая продолжает тащить Сергачева в пропасть, а он в ответ расплывается в безмятежной улыбке.
Несчастный полусумасшедший поэт, который, возможно, живет в той же комнате, где когда-то жил Вагинов. «Неправдоподобно и вместе с тем предсказуемо», — резюмирует про себя Сеня. От этой истории его клонит в сон — он снова и снова зевает и, в конце концов, говорит, что ему пора. Сеня истощен, как и после недолгого разговора на кухне. Он не социофоб, он привык и умеет общаться с людьми, но в общении с жильцами коммуналки Сене как будто бы нужно предпринимать микроскопические, но непрерывные усилия, чтобы слушать и отвечать, просто присутствовать в разговоре.
Напоследок Лена опять уточняет у Сени про вонь: неужели он ничего не чувствует? Нет, разве что слабый можжевеловый запах благовоний. Немыслимо, что в комнате с диким животным так хорошо пахнет. Сеня желает Николаю Васильевичу успехов с завтрашней процедурой, смотрит на великана с картины и уходит к себе.
* * *
Оказавшись в своей комнате, Сеня подходит к окну и долго стоит и смотрит на белое месиво. Где-то там, за снежной завесой с трудом угадывается канал Грибоедова. И в нем, под слоями льда, текут непрозрачные воды Невы, в которой не разглядеть дна.
