— Грандиозно, — сказал он. — Далеко ушел!
— Да уж. Я бы хотел повидаться с тобой, Дэви.
— Я тоже, — ответил Дэвид, — но я чертовски занят.
— Знаю, Дэви, — голос Иглоноса был спокойным, но настойчивым. — Если бы это не было важно, я не стал бы беспокоить тебя.
Дэвид раздумывал. Что бы это значило?
— Почему бы тебе не зайти ко мне на студию? Приходи на ланч, я тебе все покажу.
— Не подходит, Дэви. Нужно встретиться там, где нас никто не увидит.
— Тогда у тебя?
— Нет, — ответил Иглонос. — Я не доверяю прислуге. Ресторан тоже не подходит.
— А нельзя поговорить по телефону?
Иглонос рассмеялся.
— Телефонам я тоже не доверяю.
— Подожди минутку, — сказал Дэвид, внезапно вспомнив об ужине. — Сегодня я буду у мамы. Поешь с нами. Вествуд, Парковый квартал.
— Подходит. Она еще готовит тот жирный бульон с кнедликами?
— Конечно. Лежат в желудке камнем. Тебе покажется, что ты так и не уезжал из дома.
— О’кей. Во сколько?
— В семь.
— Приду.
Дэвид положил трубку, продолжая гадать, что понадобилось Иглоносу. Но времени ломать голову у него не было: к нему явился Дэн, красный, потный, возбужденный.
— Тебе только что звонил парень по фамилии Шварц?
— Да, — удивленно ответил Дэвид.
— Ты собираешься встретиться с ним?
— Сегодня вечером.
— Слава Богу! — воскликнул Дэн и плюхнулся в кресло.
Достав платок, он промокнул лицо. Дэвид с любопытством посмотрел на него.
— А что такого в том, что я собираюсь встретиться с парнем, с которым вместе рос?
Дэн уставился на него.
— Ты что, не знаешь, кто он?
— Знаю, — ответил Дэвид. — Он жил в соседнем доме. Мы вместе ходили в школу.
Дэн коротко рассмеялся.
— Его прислали сюда шесть месяцев назад. Официально он — представитель профсоюза, но на самом деле — глава Синдиката на Западном побережье.
Дэвид уставился на него, потеряв дар речи.
— Я надеюсь, ты найдешь подход к нему, — добавил Дэн. — Бог свидетель: я старался, но не смог. Если и тебе не удастся, мы вылетим в трубу в течение недели! Будет такая забастовка, какая тебе и не снилась. Они закроют все: студию, кинотеатры, всю компанию!
Дэвид взглянул на обеденный стол. Он был накрыт на пять персон.
— Ты не говорила мне, что гостей будет много.
Его мать ответила, заглядывая в кастрюлю на плите:
— А разве хорошая девушка приходит ужинать с молодым человеком без своих родителей?
Дэвид чуть не застонал. Все будет еще хуже, чем он думал.
— Кстати, мама, — сказал он, — поставь, пожалуйста, еще один прибор. Я пригласил на ужин старого друга.
Мать возмущенно посмотрела на него.
— Сегодня?
— Пришлось, мама. Работа!
В дверь позвонили. Он взглянул на часы. Ровно семь.
— Я открою, мама, — поспешно сказал он: это мог быть Иглонос.
Он открыл дверь и увидел низенького встревоженного мужчину лет шестидесяти. Позади стояла женщина того же возраста и молодая девушка. Мужчина улыбнулся, и тревожное выражение исчезло. Он протянул руку.
— Вы, должно быть, Дэвид. А я — Отто Штрассмер.
Дэвид пожал его руку.
— Очень приятно, мистер Штрассмер.
— Моя жена Фрида и моя дочь Роза.
Дэвид улыбнулся им. Миссис Штрассмер нервно кивнула и сказала что-то по-немецки.
— Очень приятно, — сказала девушка.
Что-то в ее голосе заставило Дэвида внимательно посмотреть на нее. Она была невысокой и, судя по всему, стройной. Ее темные вьющиеся волосы обрамляли лицо с высоким лбом и серыми, глубоко посаженными глазами под длинными ресницами. В линии рта затаился вызов. Вдруг Дэвид понял, что ее эта встреча радует не больше, чем его самого.
— Кто там пришел, Дэвид? — спросила мать из кухни.
— О, извините меня, — спохватился Дэвид. — Входите, пожалуйста. Это Штрассмеры, мама.
— Проводи их в столовую, — крикнула мать. — Шнапс на столе.
Дэвид закрыл дверь и спросил у девушки:
— Позвольте вам помочь?
Она кивнула и скинула пальто. На ней была простая блузка и юбка, стянутая на узенькой талии широким кожаным поясом. Он удивился, заметив, что под шелковой блузкой нет бюстгальтера.
Ее мать сказала что-то по-немецки. Роза спокойно перевела:
— Мама говорит, чтобы вы с папой выпили, а мы пойдем на кухню и спросим, не нужна ли там помощь.
Дэвид снова взглянул на нее. Опять этот голос. Акцент — и в то же время не акцент. А если и акцент, то не такой, как у ее отца. Женщины отправились на кухню, а Дэвид пригласил мистера Штрассмера. Тот улыбнулся и последовал за Дэвидом в гостиную. На журнальном столике Дэвид увидел бутылку виски со стопками. При виде этикетки Дэвид поморщился. Такое виски традиционно появлялось на парадных столах — рождения, свадьбы, похороны. Мог бы додуматься и принести с собой бутылку.
Мистер Штрассмер явно не разделял его мнения. Он взял бутылку в руки и с улыбкой повернулся к Дэвиду:
— О, гут шнапс!
Дэвид улыбнулся и взял бутылку.
— Вам чистый или с водой? — спросил он, откупоривая виски. Это тоже была традиция: бутылка должна быть непочатой. Открытую бутылку гостям не подавали. «Интересно, что случается с недопитыми, — подумал Дэвид. — Наверняка томятся в какой-нибудь кладовке».
— Неразбавленный, — ответил мистер Штрассмер, не скрыв ужаса.
Дэвид наполнил стопку и протянул ему.
— А я налью себе немного воды, — извинился он.
В этот момент вошла Роза с водой и стаканами.
— Я подумала, что это может вам понадобиться, — сказала она, ставя их на стол.
— Спасибо.
Она улыбнулась и вышла. Дэвид налил себе виски, щедро разбавив его водой.
Мистер Штрассмер поднял стакан.
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье! — отозвался Дэвид.
Проглотив виски одним глотком, мистер Штрассмер вежливо кашлянул.
— Ах, гут.
Дэвид кивнул, пригубив виски. Вкус был отвратительный, даже с водой.
— Еще? — вежливо предложил он.
Отто Штрассмер улыбнулся. Дэвид снова наполнил его стопку.
— Значит, вы — Дэвид, — проговорил он. — Я много о вас слышал.
Дэвид снова улыбнулся и кивнул. Так будет весь вечер, и к концу у него лицо заболит от вежливых улыбок.
— Да, — продолжил Штрассмер. — Я много слышал о вас. Давно хотел познакомиться с вами. Мы ведь оба работаем на одного и того же человека.
— На одного и того же человека?
— Да, — кивнул Штрассмер. — На Джонаса Корда. Вы делаете для него кино, а я делаю пластик. Мы познакомились с вашей матерью в синагоге. Мы разговорились и выяснили, что моя жена Фрида приходится двоюродной сестрой вашему отцу. Обе семьи раньше жили в Силезии.
Он снова выпил виски, закашлялся и прослезился.
— Мир тесен, не правда ли?
— Да, мир тесен, — согласился Дэвид.
У него за спиной раздался голос матери:
— Ну, пора садиться ужинать. А где твой друг?
— Вот-вот придет, мама.
— Ты сказал ему — в семь? — подозрительно спросила мать.
Дэвид кивнул.
— Так почему его до сих пор нет? Разве он не знает, что когда приходит время кушать, нужно кушать, пока все не испортилось?
В этот момент в дверь позвонили, и Дэвид вздохнул с облегчением.
— Вот и он, мама, — он направился к двери.
Высокий благообразный молодой человек, стоявший на пороге, не имел ничего общего с тем худым темноглазым парнем, которого он помнил. Куда делся его длинный, похожий на клюв нос, из-за которого он и заслужил свою кличку? На его месте красовался изящный орлиный нос, который прекрасно сочетался с большим ртом и мощным подбородком.
Увидев изумление Дэвида, Шварц улыбнулся.
— Пошел на фабрику лиц и все поправил. Нельзя же ходить по Беверли-Хиллз с истсайдским носом! — он протянул руку. — Рад тебя видеть, Дэви.
Пожатие его оказалось крепким и теплым.
— Входи, — сказал Дэвид. — Мама готова взорваться. Все уже готово.
Они прошли в гостиную. Мистер Штрассмер встал. Мать подозрительно оглядела Иглоноса. Розы в комнате не было.
— Мама, ты помнишь Ирвинга Шварца?
— Ицхака Шварца? Конечно, помню, — ответила она. — А что случилось с твоим носом?
— Мама! — возмутился Дэвид.
Иглонос улыбнулся.
— Ничего, Дэвид. Я его поправил, миссис Вулф.
— И как только ты дышишь через такой маленький нос? Ты нашел себе работу, Ицхак? — воинственно вопросила она. — Или так и болтаешься у гаража Шоки?
— Мама! — вмешался Дэвид. — Ирвинг теперь живет здесь.
— Так теперь он Ирвинг? — сердито сказала мать. — Ему мало было переделать нос. Он и имя свое переделал. А чем тебя не устроило то имя, которое тебе дали твои родители, а?
Иглонос рассмеялся и посмотрел на Дэвида.
